rossistoria_052022

Журнал издается под руководством Отделения историко-филологических наук РАН

Г Л А В Н Ы Й Р Е Д А К Т О Р В.Н. Захаров

Р Е Д А К Ц И О Н Н Ы Й С О В Е Т

А.Н. Артизов, В.Ю. Афиани, Б.В. Базаров, Т.М. Горяева, Д. Дальманн, М. Дэвид-Фокс, А.Е. Иванов, С.П. Карпов, С.М. Каштанов, В.В. Кондрашин, Д. Ливен, А.К. Левыкин, С.В. Мироненко, К.В. Никифоров, Ю.С. Пивоваров, Р.Г. Пихоя, Д. Свак, А.К. Сорокин, В.А. Тишков, Е.А. Тюрина, У Эньюань, В.С. Христофоров Р Е Д А К Ц И О Н Н А Я К О Л Л Е Г И Я О.Г. Агеева, О.В. Будницкий, В.П. Булдаков, М.Г. Вандалковская, П.Г. Гайдуков, В. Дённингхаус, С.В. Журавлев, В.В. Зверев, Е.Ю. Зубкова, В. Зубок, Б.И. Колоницкий, М. Крамер, В.А. Кучкин, Д.В. Лисейцев (зам. главного редактора), Е.А. Мельникова, Л.В. Мельникова, А.В. Мамонов (зам. главного редактора), Д.Б. Павлов, Ю.А. Петров, Е.И. Пивовар, Д.А. Редин, Н.М. Рогожин, В.В. Трепавлов, В.В. Шелохаев, П.Ю. Уваров, О.В. Хлевнюк, И.А. Христофоров, А.В. Юрасов

О Т В Е Т С Т В Е Н Н Ы Й С Е К Р Е Т А Р Ь М.А. Новикова А д р е с р е д а к ц и и

117292, г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19. Тел.: 8-499 723 69 10 Электронная почта: otech_ist@mail.ru; otech_ist1@mail.ru

Íа оáложке: М. Зичи. Поздравление Александра II 1 января 1863 г. дипломатическим корпусом (1863)

©

Российская академия наук, 2022 Редколлегия журнала «Российская история» (составитель), 2022

«Пришествие Святослава»: киевское граффито № 9 и его исторический контекст Алексей Гиппиус, Мария Дробышева

«The coming of Sviatoslav»: Kievan graffito N 9 and its historical context Alexey Gippius (HSE University, Moscow, Russia; Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences, Moscow) Maria Drobysheva (State Academic University for Humanities, Moscow, Russia; HSE University, Moscow, Russia) DOI: 10.31857/S0869568722050016, EDN: KKFWCM Соáрание настенных граффити Софийского соáора в Киеве выделяется на фоне эпиграфических комплексов других древнерусских храмов как многочис ленностью и относительно хорошей сохранностью надписей, так и оригинальностью содержащихся в них текстов. Среди посетителей кафедрального соáора áыло немало людей, áлизких к княжеской и церковной власти, что находит отражение в оставленных ими граффити, прямо или косвенно сооáщающих о важных соáытиях в истории Древней Руси. Одним из мест сосредоточения подоáных надписей является второй от алтаря южный крещатый столá цен трального нефа соáора, один из тех, что находятся в подкупольном квадра те. Из-за высокой концентрации на его поверхностях надписей, посвящённых разным историческим лицам, С.А. Высоцкий назвал этот столá «княжеским»1 В частности, здесь находится надпись № 7 о «поставлении владыки», автограф и молитвенная надпись № 18–19 Ставра Городятинича (отождествляемого с упомянутым в «Поучении Владимира Мономаха» воеводой Ставком Гордя тичем), а также граффито № 4 с записью о погреáении Всеволода (Андрея) Ярославича 14 апреля 1093 г.2 Íа восточной плоскости

Патрональные изоáражения

Мудрого и его семьи в росписях Софии Киевской и проáлема

памятника // Труды Государственного Эрмитажа. Т. 65. Первые каменные храмы Древней Руси. Материалы архитектурно-археологиче ского семинара, 22–24 нояáря 2010 г. СПá., 2012. С. 240–241). 2 Поскольку к этой надписи нам предстоит вернуться, приведём её текст с поправками А.А. Зализняка: «въ великыи четв[ъ]ргъ рака положена áысть [о]т[о] Анъдреѧ роусъскыи кънѧзъ áлагыи а Дъмитръ ѱлъ отрочък[ъ] его мсца априлѧ в[ъ] i[д] а áѣ се(редѣ оу)[м]ърлъ п(о) оá[ѣ](дѣ)» (Зализняк А.А. К изучению древнерусских надписей // Янин В.Л., Зализняк А.А., Гиппиус А.А. Íов городские грамоты на áересте (из раскопок 1997–2000 гг.). Т. 11. М., 2004. С. 262).

краткой заметке 1959 г., открывающей историю изучения надписи, Вы соцкий издал только первую её строку: «д лета кънѧжилъ Сватославъ». Иссле дователь отметил, что граффито относится к «разряду крупных, явных»: высота áукв составляет около 2 см, а длина строки – 45 см. Сделана же надпись в 155 см от уровня пола XI в.3 Интерпретируя содержание граффито, среди княжив ших в Киеве Святославов пуáликатор киевских надписей выделяет Святослава Ярославича, áрата упомянутого в приведённой выше надписи № 4 Всеволода Ярославича. Правление Святослава в Киеве началось 22 марта 1073 г. и закон чилось 27 декаáря 1076 г., т.е. длилось четыре года áез трёх месяцев, а сама над пись, как считал Высоцкий, сделана «вскоре после его смерти, когда ещё имело смысл подведение такого скупого хронологического итога его княжения»4 . В ходе дальнейшего изучения стен соáора учёному удалось оáнаружить ещё шесть строчек этой

третьей и четвёртой строки, с прочтением и рекон струкцией текста которых у него возникли сложности, остальную часть надпи си Высоцкий интерпретировал так: ‘4 лета княжил Святослав… месяце марте дне… руга вдана …в неделю в память (?) о том Святославе, аминь’7 . Как известно, после смерти Ярослава Мудрого основные вопросы полити ки Руси в течение 19 лет решал триумвират Ярославичей в составе киевского князя Изяслава, черниговского князя Святослава и переславского князя Всево лода. Íо в 6581 (1073) г. «въздвиже дьявол котору въ áратьи сеи Ярославичихъ»: Святослав и Всеволод, оáъединившись, изгнали из Киева Изяслава, вынужден ного искать уáежища в Польше, и киевский стол занял Святослав. 27 декаáря 1076 г. он умер в результате неудачной хирургической операции («от резанья желве»)8. В Киеве начал княжить Всеволод, который 5 июля 1077 г. заключил мир

Корпус графіті Софії Київської (XI – початок XVIII ст.). Ч. ІV: Приділ свв. Іоакима та Анни (північна сторона). Київ, 2014. С. 639). 4 Высоцкий С.А. Граффито XI в. в Софии Киевской // Советская археология. 1959. № 1. С. 273–275.

5 Высоцкий С.А. Древнерусские граффити Софии Киевской // Íумизматика и эпиграфика. Т. 3. М., 1962. С. 147–182.

6 Высоцкий С.А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. Киев, 1966. С. 42.

7 Там же. С. 43.

8 ПСРЛ. Т. 1. Вып. 1. Л., 1926. Стá. 182, 199.

различных кругов киевского оáщества к почившему узурпатору9 . Прочтение Высоцким граффито № 9 как áудто встраивается в эту концеп цию. Исследователь предположил, что надпись áыла сделана через несколько лет после смерти Святослава Ярославича, когда его потомки, стремясь сгладить враждеáное отношение к памяти усопшего, внесли «в Софийский соáор “ругу” на помин души его, чему сопутствовало написание поминальной настенной записи»10 . Оáилие неясных мест в тексте граффито заставляло искать возможности прочесть его áолее полно. Так, для В. Орла и А. Кулика отправной точкой для реконструкции части текста, опущенной Высоцким, стала мысль последнего о том, что «руга» должна áыла áыть внесена в начале нового мартовского года. Соответственно, согласно их версии, в третьей и четвёртой строчках граффито могут упоминаться сорок севастийских мучеников, день памяти которых при ходится на 9 марта11. Предлагая эту реконструкцию, исследователи исходили из того, что строчки с третьей по седьмую áыли изначально шире, чем сохра нились. С учётом предложенных конъектур чтение Орла и Кулика передаёт следующая запись:

в](ъ)

в(ъда)на

св(ти чь)тьр(е десѧте) (мѫч)еници --р--неделѣ въ пом(инаниѥ) …шьетиѥ Свато... …славѣ а(минь) Как можно видеть, строки 3–7 и в этой интерпретации выглядят как наáор нестыкующихся между соáой оáрывков. От попытки прочтения второй части граффито как связного текста от казался и А.А. Зализняк, сделав, однако, ряд важных замечаний по поводу отдельных фрагментов надписи. В начале второй строки он предложил читать март ѳi, заметив, что «люáая другая интерпретация даты, кроме ‘19’ здесь не подходит вооáще (т.е. тогда пришлось áы допустить, что вместо даты писец написал аáракадаáру)»12. В предпоследней строке, по предположению учёного, вместо лишённого смысла ашьетиѥ следует читать ошьстиѥ, т.е. ‘удаление’, ‘отхождение’,

Перевод: «4 лiта княжив Святослав. Мicяця áерезня у день руга дана … тижня в пам’ять кончини Святослава. Амiнь». К сожалению, и эта интерпретация изоáилует странностями, предпола гая пропуск даты во второй строке и оставляя неясным, каким оáразом слова пам(ѧть), ошьстиѥ и Сватославѣ грамматически связаны между соáой. Как можно заметить, оáщим для всех рассмотренных трактовок надписи № 9 является, помимо отсутствия связной интерпретации текста в целом, пред ставление о его поминальном характере. В немалой степени оно, по-видимому, оáусловлено тем, что в первой строке граффито о княжении Святослава сооá щается как оá уже закончившемся; начало же второй строки совпадает с рас пространённой среди граффити поминальной формулой «месяца… в… день преставился раá(а) Божий (-ья)». Íо с указания месяца и числа начинается и ряд записей, не связанных с поминанием. Из надписей той же Софии Киев ской можно назвать, например, № 5 о «мире на Желяни», № 7 о «поставлении владыки» и т.д. Кроме того, исследование древнерусских граффити деловой тематики показало, что со схожей формулы начиналось и множество граффити учётно-хозяйственного и протоактового содержания14; настенная запись № 25, сооáщающая о покупке «Бояновой земли», – яркий тому пример. Íо основной причиной трактовки граффито в поминальном ключе стало приведённое Высоцким определение «руги» как «плат[ы], вносим[ой] в церковь на помин души, оáложени[я] или поáор[а] в пользу церковного причта»15. Между тем это определение ошиáочно. Термин «руга» происходит от греч. ῥόγα или ῥοῦγα (а тот – от латинского rogo – испрашивать)16. В византийских источниках он чаще всего означает ре гулярные выплаты из казны должностным и титулованным лицам17. Передача такой выплаты главным оáразом фиксируется в отношении светских лиц18, но, например, протоспафарий и ипат Воила в своём завещании 1059 г. назначил ежегодную ῥόγα как слугам, так и духовенству одного из храмов. А некоего Григория, как сооáщает Воила, он уже поставил на должность клирика со áора и назначил ему ῥόγαν και ἀνόναν19. Из такой формулировки можно пред 14 Гиппиус А.А., Михеев С.М. Íадписи-граффити церкви Благовещения на Городище: Пред варительный оáзор // Архитектурная археология. 2019. № 1. С. 45–46; Дробышева М.М. Деловая тематика в древнерусских надписях-граффити // Электронный научно-оáразовательный журнал «История». 2020. Вып. 6(92). (URL: https://history.jes.su/S207987840010063-8-1 (дата оáращения: 21.10.2020)). 15 Высоцкий С.А. Древнерусские надписи… С. 42. 16 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1987. С. 512. 17 Анна Комнина. Алексиада / Пер. с греч. Я.Í. Люáарского. СПá., 1996. С. 488, примеч. 384; Кекавмен. Советы и рассказы: Поучение византийского полководца XI в. / Подгот. текста, введ., пер. с греч. и коммент. Г.Г. Литаврина. СПá., 2003. С. 450; Lemerle P. «Roga» et rente d’État aux Xe XIe siècles // Revue des études byzantines. 1967. T. 25. P. 77–100; The Oxford Dictionary of Byzantium. Vol. III. N.Y.; Oxford, 1991. P. 1801. 18 Кекавмен. Советы и рассказы. С. 219, 282, 292, 294, 300; Georgius Cedrenus. Сompendium historiarum. Vol. 1. Bonn, 1838. P. 751; Vol. 2. Bonn, 1839. P. 285, 505; Ioannis Scylitzae. Synopsis historiarum. Berlin; N.Y., 1973. P. 135, 203, 206, 359, 390. 19 Бенешевич В.Н. Завещание византийского áоярина XI в. // Журнал Министерства народ ного просвещения. 1907. Ч. IX. С. 225, 229; Завещание протоспафария и ипата Воилы при импе

положить некоторое противопоставление в социально-экономической жизни византийцев как минимум середины XI в. термина ῥόγα, который выражался в денежных выплатах, и ἀνόνη, т.е. натурального содержания20. В словарях гре ческого языка все дефиниции слова ῥόγα не выходят из семантического поля различных выплат, посоáий, вознаграждений и жалований21. В древнерусских текстах такое значение «руги» мы находим в основном в переводной литерату ре: Житии Андрея Юродивого, Хронике Георгия Амартола, «Иудейской войне» Иосифа Флавия и т.д. В оригинальных древнерусских источниках термин ин терпретируется как денежное содержание исключительно духовенства, иногда распространяясь на всё церковное имущество22. Отсюда и получившее позже широкое распространение понятие «ружная церковь», т.е. церковь, построен ная на оáщинной земле23 . «Руга» упоминается и в двух граффити, сделанных не позднее начала XIII в. в лестничной áашне Софии Íовгородской: «въ роугѣ осенъсъ е коунъ, а весн(оу)съ коунѣ»24 и «Ѧковъ пьсалъ роуго[у е]мла»25. Первая надпись инфор мирует о порядке выплаты жалованья соáорному причту (осенью 5 кун, весной «куны», т.е. основные деньги), вторая является автографом одного из клириков, оáрадованного получением посоáия. Можно констатировать, таким оáразом, что совокупность употреáлений слов ῥόγα и «руга» в византийских и древнерусских текстах не содержит приме ров, где áы этот термин имел значение поминального вклада. Во фразе из ду ховной грамоты Ивана II «а костки московьскии дал есмь к стѣи áци и к стому Михаилу, в (па)мять по своемь о(т)цѣ, и по своеи áрат(ь)и, и по соáѣ, то имъ руга» искомое слово употреáляется в связи с организацией поминовения, но и здесь под ним следует понимать денежное посоáие для духовенства26 . Весь этот экскурс о значении термина «руга»/ῥόγα может показаться из лишним, если свериться с источником, на который ссылается Высоцкий, опре деляя это понятие в своей раáоте. Учёный цитирует «Материалы для термино логического словаря древней России» Г.Е. Кочина, в которых на самом деле присутствует только вторая половина указанного значения («оáложение, поáор

раторе Исааке Комнине в 1059 г. / Пер. М.В. Левченко // Сáорник документов по социальноэкономической истории Византии. М., 1951. С. 171–172. 20 Стефанович П.С. Приход и приходское духовенство в России в XVI–XVII веках. М., 2002. С. 124. 21 Δημητράκος Δ. Μέγα λεξικόν ὅλης τῆς Ἑλληνικῆς γλώσσης. Τ. ΙΒ. Αθήναι, 1964. Σ. 6420. 22 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 3. СПá., 1912. Стá. 184–185; Фасмер М. Указ. соч. С. 512; Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 22. М., 1997. С. 230–231; Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). Т. 10. М., 2013. С. 464. 23 Фасмер М. Указ. соч. С. 512. См., например, перечень таких церквей в новгородских источ никах конца XVI в. (Запись о ружных церквах и монастырях

XVI в. // Временник

те. Кн. 24. М., 1856. С. 25–32), а также 31-й вопрос 5-й главы Стоглава (Стоглав. Казань, 1862. С. 71–72). 24 Медынцева А.А. Древнерусские надписи Íовгородского Софийского соáора XI–XIV века. М., 1978. С. 100. Приводится с уточнением, сделанным при подготовке нового свода граффити Софии Íовгородской А.А. Гиппиусом и С.М. Михеевым. 25 Известна по фотографии целой кальки В.В. Суслова, выполненной до выруáания правой части надписи из стены во время реставрации храма в конце XIX в. (Фотоотдел архива ИИМК, негатив № III 6717) (примечание С.М. Михеева). 26 Срезневский И.И. Указ. соч. Т. 3. Стá. 185; Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 22. С. 231; Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). Т. 10. С. 464.

пользу церковного причта») и ничего не говорится про «плату, вносимую в церковь на помин души»27 . Итак, под «ругой» в граффито № 9 следует понимать то же, что и в других древнерусских источниках, включая эпиграфические тексты, – жалование цер ковному причту. К такому же мнению пришли и составители Словаря древне русского языка, приводя часть текста надписи № 9 как примера употреáления слова в значении ‘плата’, ‘жалованье’28 В предварительной версии этой статьи29 мы несправедливо оáошли внима нием раáоты И.Ф. Тоцкой, которая относительно значения слова «руга» в этой надписи пришла к такому же выводу30. Многолетняя коллега Высоцкого по музейной раáоте в Софии Киевской, в остальном приняв его прочтение граф фито, интерпретировала его в том смысле, что Святослав Ярославич, которого исследовательница видела сторонником автокефалии и независимости Киева от греческой митрополии, в течение своего четырёхлетнего княжения не вы плачивал жалованье духовенству кафедрального соáора. Это, как и негативная оценка в летописи и факт захоронения в Чернигове, свидетельствует, по мне нию Тоцкой, о серьёзном конфликте Святослава Ярославича с церковными ортодоксальными кругами и разрыве с митрополичьей кафедрой. Продолжим исследование надписи и сначала попроáуем прочитать её вто рую часть полностью, как связное целое31. Причина, по которой предшествую щие попытки не увенчались успехом, заключается, на наш взгляд, в неверном определении левого края строк 3–7. Высоцкий и все писавшие за ним считали, что строки 3, 4 и 6 начинаются на ширину одной áуквы левее строк 5 и 7. Между тем áуквы, которые исследователи помещали в начала этих строк или оáозначали прочерками, в действительности отсутствуют: за áукву i в начале третьей строки Высоцкий принял вертикаль уголка, отчеркивающего поле, на котором располагается вторая часть надписи, а за áуквы е и а в начале четвёр той и шестой строк – скопления случайных царапин. Характерно, что только áуква е áыла заимствована из транскрипции Высоцкого другими пуáликатора ми, однако и она допускает такую идентификацию лишь с áольшой натяжкой. Отказавшись от прочтения на указанных местах каких-лиáо áукв, мы получаем совершенно ровный левый край «узкой» части граффито, оáразованный расположенными одна под другой и отчётливо читаемыми áуквами а, н, н, ш, с. При таком проведении границы текста в строках 3–5 уверенно восстанавливается 27 Материалы для терминологического словаря древней России. М.; Л., 1937. С. 307. 28 Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). Т. 10. С. 464. 29 Гиппиус А.А., Дробышева М.М. «Руга» в граффито № 9 Софии Киевской // Восточная Ев ропа в древности и средневековье. Чтения памяти члена-корреспондента АÍ СССР Владими ра Терентьевича Пашуто. Вып. XXХII. Сравнительные исследования социокультурных практик. М., 2020. С. 58–65. 30 Тоцька I. До iсторiї церковно-полiтичного життя Київської Русi XI ст. (друга половина) // Духовна спадщина Київської Русі: Зáірник наукових праць за матеріалами міжнародного семінару викладачів східноєвропейських університетів. м. Одеса, 2–4 липня 1997. Одеса, 1997. С. 152–157; Тоцька I. «4 лета княжил Святослав» // Храм і люди: Зáірка статей до 90-річчя з дня народження Сергія Олександровича Висоцького. Київ, 2013. С. 221–228. Благодарим Г.С. Яроцкую за помощь в поиске первой из этих раáот. 31 Оáосновываемое ниже прочтение опирается на фотографии, опуáликованные Б.А. Рыáа ковым, С.А. Высоцким и В.В. Корниенко (помимо названных изданий они доступны на странице онлайн-áазы «Древнерусская эпиграфика» http://epigrafika.ru/epigraphy/inscription/show/301). К со жалению, возможности изучить граффито de visu у авторов не áыло. Íадеемся, что коллеги, имею щие доступ к оригиналу надписи, смогут проверить правильность предлагаемой транскрипции.

. Вторую и третью áуквы 3-й строки, трактованные Высоцким как вс, следует, по нашему мнению, чи тать как бе, видя здесь форму 3-го лица единственного числа аориста с импер фектной основой бѣ с такой же заменой ѣ на е, как в слове «лета». Что же касается открывающей строку áуквы а, над которой как áудто располагается титло, то она может áыть трактована двояко. В предварительной версии статьи мы интерпретировали её как цифру, точнее, как записанное в виде цифровой идеограммы наречие «пьрвое» ‘впервые’, ‘первый раз’. В такой трактовке фраза сооáщает, что впервые выдача руги состоялась в пятницу Верáной недели. Од нако раздвоенный горизонтальный штрих над а (продолжающийся, заметим, и над соседним б) может áыть не титлом, а горизонталью того же отгоражива ющего текст уголка, вертикаль которого áыла принята Высоцким за i. В этом случае мы получаем фразу: «А бе в(ъ пѧ)[т]ь|ниц(ю) [вь]р[бь](ныѧ) | неделѣ». В пользу этой трактовки косвенно свидетельствует уже упоминавшаяся надпись № 4, вторая фраза которой, называющая день смерти

начинается

интерпретация

в

ѣ

хотя

первая остаётся возможной. Для конца пятой строки, где áолее или менее чётко читаются только в, ь или ъ и п, исследователи, напомним, реконструировали сочетания въ п(оминаниѥ)33 , въ по[н], т.е. ‘в понедельник’34 и вь пам(ѧть)35. Íо после п могли вме ститься только ещё 1–2 символа, после чего текст надписи перешёл на шестую строчку. Это означает, что слово, начатое в конце пятой строки, продолжает ся в шестой. Полагаем, что это слово – п[ри]|шестиѥ ‘пришествие’, ‘приход’. Строкой ниже между в и ѣ видно надписанное выше л, поэтому следующее слово можно прочесть как Сватославлѣ – согласованная с пришьстие фор ма именительного падежа среднего рода притяжательного Святославль с заме ной е на ѣ (ср. оáратную замену в лета, неделѣ). Окончание надписи читается: вь п[ри]шьстиѥ Сватославлѣ а(минь). Приоáретая смысловую и грамматическую связность, которой ей так не хватало в предыдущих прочтениях, вторая часть граффито одновременно пре подносит сюрприз: оказывается, что речь идёт не о поминании или кончине Святослава, но о начале его киевского княжения. В том, что под «пришестви ем» Святослава имеется в виду именно оно, не может áыть сомнений: 22 марта 1073 г., день прихода Святослава Ярославича на княжение в Киев, действи тельно áыл пятницей Верáной недели. Таким оáразом, чтение, к которому мы пришли путём чисто филологического

располагается дата (вслед за Зализняком мы находим наиáолее вероятным прочтение её как «19 марта»). Следовательно, смысл заключительной части надписи в другом: сделав запись о выдаче руги 19 марта, автор граффито при поминает, что «в пришествие Святослава», т.е. при начале его княжения, руга áыла выплачена в пятницу Верáной недели. Íеуказание месячной даты в этом случае выглядит естественным. Прежде чем перейти к историческим следствиям, вытекающим из нового прочтения граффито № 9, приведём его текст полностью, с переводом и палеографическим комментарием.

«4 года княжил Святослав. Месяца марта в 19-й день выдана руга. А в пришествие Святослава это (выдача руги. – Авт.) áыло в пятницу верáной недели. Аминь». Результат анализа начертаний в граффито, выполненный по методике Зализняка36, датирует надпись 1100–1120 гг.37 Íо нельзя не оговориться, что в связи с осоáенностями áерестяных грамот, которые в основном оáнаружи ваются в слоях XII–XIV вв. и гораздо реже в археологических слоях áолее раннего и áолее позднего времени, точность оценки на краях разраáотанной исследователем хронологической шкалы (т.е. XI в. – первые десятилетия XII в. и начало XV в.) намного ниже38. Поэтому в отношении граффито № 9 áудет правильней говорить о внестратиграфической датировке первым из указанных «тёмных» периодов, т.е. XI в. – самым началом XII в., что не противоречит связи надписи с временем княжения Святослава Ярославича в 1070-е гг.39 36 Зализняк А.А. Палеография áерестяных грамот и их внестратиграфическое датирование // Íовгородские грамоты на áересте (из раскопок 1990–1996 гг.). Т. 10. М., 2000. С. 134–429. 37 Датирующие признаки: Б I округлая петля; В I округлая нижняя петля; Ж Iа1 прямая звезда; Р Iа округлая петля (прямая мачта); Ь I округлая петля; Язык: редуцированные сохранены; Гра фика: ѣ → Е (фонд ≥ 2×). Ѧ встречается в сохранившейся части текста дважды: в мсцѧ «основной вид (острые)» и «v-оáразный язычок (острые)» в кънѧжилъ

стратиграфия

определена (см.,

290–416 (матрицы

380, 724, 752, Свинц. 1, и т.д.)), а также при датировании некоторых эпиграфических источников (см., например: Орлов Р.С., Козюба В.К. Íова знахідка пряслиця з графіті з Вишгорода // Археологія. 2008. № 3. С. 38; Дробышева М.М. Граффи то № 25 из Софии Киевской: что мы знаем о покупке «Бояновой земли»? // Вестник Пермского университета. Сер. История. 2020. № 1. С. 132). 38 Зализняк А.А. К изучению древнерусских надписей. С. 239. 39 Отметим оригинальную осоáенность орфографии надписи. Как áыло сказано, наряду с уже отмечавшейся заменой этимологического ѣ

Приход Святослава на киевский стол назван в граффито «пришествием», и такое его оáозначение свидетельствует о многом. Пришьст(в)ие – слово су гуáо книжное40. В летописях домонгольского времени оно представлено все го тремя примерами, из которых один приходится на ветхозаветную цитату в «Речи Философа», а в двух других речь идёт о Втором пришествии Христа41 . Íа этом фоне словоупотреáление граффито выделяется нарочитой торжествен ностью, представляя приход Святослава в Киев как соáытие экстраординарное, выдающееся42, что подчёркивает и «аминь», которым, по-видимому, заверша лась надпись. Именно так, несомненно, это соáытие воспринималось всеми современниками. Íо с каким знаком воспринял его автор граффито? В «Повести вре менных лет», как известно, Святослав оáвиняется в узурпации киевского сто ла: летописец представляет его инициатором переворота 1073 г., из-за своего властолюáия подговорившим Всеволода пойти против Изяслава43. Как нару шитель «отней заповеди» Святослав уподоáляется потомкам Хама, преступив шим границы, установленные при разделе земли тремя сыновьями Íоя («ис перва преступиша сынове Хамови на землю Сифову»)44. Открыто негативный характер имеет и другая áиáлейская параллель, относящаяся к Святославу: за хвастовство áогатством перед немецкими послами его сравнивают с иудейским царём Езекией45. Высоцкий и Тоцкая в своей интерпретации надписи исходили из мнения о схожести взглядов летописца и автора граффито на деятельность Святослава Ярославича. В пользу этого можно áыло áы привести и некото рые дополнительные сооáражения. Можно áыло áы указать и на то, что слово «пришьствие» одним из своих значений имеет «нашествие»46 и в силу этого может иметь коннотацию узурпации власти. Эта линия рассуждений, однако,

, после исконно смягчённых (палатальных) – ѣ: лета (лѣта), бе (бѣ), неделѣ (недел’ѣ), Сватославлѣ (Свѧтославл’е). Это распределение представляет интерес в историколингвистическом отношении. 40 Поясним, что «пришьстие» и «пришьствие» – этимологически первичный и вторичный ва рианты слова (см.: Вайан А. Руководство по старославянскому языку. М., 1952. С. 277–278). Исто рическими словарями русского языка вариант «пришьстие» не отражён (в отличие от «ошьстие», фиксируемого в Изáорнике 1073 г. (Срезневский И.И. Указ. соч. Т. 2. СПá., 1902. Стá. 851)), но он широко представлен в старославянских памятниках (Slovník jazyka staroslověnského. T. 3. Praha, 1982. S. 330). 41 ПСРЛ. Т. 1. Стá. 98, 266; ПСРЛ. Т. 2. СПá., 1908. Стá. 515. 42 Акцент на сочетании «пришьстиѥ Сватославлѣ» нашёл и люáопытное графическое выраже ние. Буква ѥ, которой заканчивается первое слово, написана с непропорционально áольшим эле ментом є, который как áудто оáхватывает

судьáы неоднократно рассматривался в литературе, см. в частности: Гиппиус А.А. Яросла вичи и сыновья Íоя в Повести временных лет // Балканские чтения-3: Лингво-этнокультурная история Балкан и Восточной Европы. Тезисы и материалы симпозиума. М., 1994. С. 136–141; Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004. С. 215–223. Заметим, что, если продолжить эту аналогию, соответствием прóклятого Íоем четвёртого сына Хама оказывается никто иной как четвёртый сын Святослава Олег «Гори славич», деятельность которого в Повести временных лет подвергается осоáенно острой критике. 45 ПСРЛ. Т. 1. Стá. 198–199. О сравнении Святослава и Езекии см.: Литвина А.Ф., Успен ский Ф.Б. Князь Святослав и царь Иезекия: К интерпретации статей «Повести временных лет» под 1075 и 1076 гг. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. № 2(32). С. 6–11. 46 Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). Т. 8. М., 2012. C. 649.

жизнеспосоáна лишь в рамках гипотезы Тоцкой, согласно которой Святослав, сделавшись киевским князем, прекратил выплату руги духовенству Софийского соáора. Между тем, как мы теперь знаем, происходило оáратное: в самый пер вый день своего прихода в Киев он эту ругу выплатил, а возможно – и учредил. Здесь стоит повторить неоднократно высказывавшуюся в историографии мысль, что у нас нет оснований думать, áудто отношение к Святославу Ярославичу современников соáытий 1060–1070-х гг. áыло столь же однозначным, как у автора летописной статьи 1073 г.47 Чтоáы уáедиться в этом, напомним соáытия 1068–1069 гг., какими их представляет та же «Повесть временных лет». После поражения Ярославичей от половцев на Альте в 1068 г. Изяслав и Всеволод áежали в Киев, а Святослав – в свою волость, в Чернигов. Изяслав отказал киевлянам, предложившим вооружить их для áорьáы с продолжающими разо рения половцами. В ответ на это в Киеве вспыхнуло восстание, и по решению веча князем стал освоáождённый из заточения Всеслав Брячиславич Полоц кий, проáывший до этого в поруáе около года. Изяслав и Всеволод покинули Киев, а тем временем Святослав с неáольшим отрядом решился единолично выступить против существенно превосходящих в числе половцев и прекратил их наáег, одержав поáеду в áитве у Сновска и пленив князя Шарукана48. Когда вернувшийся в 1069 г. с подкреплением из Польши Изяслав áыл готов начать наступление на Киев, оставленные на произвол судьáы сáежавшим в Полоцк Всеславом представители веча оáратились с просьáой о помощи к Святославу и Всеволоду. Святослав согласился стать посредником в переговорах и заверил, что ради защиты «града отца своего» они с Всеволодом готовы выступить про тив Изяслава и пришедшего с ним Болеслава, если те сохранят намерение дать польским войскам разграáить столицу. Вняв предостережениям, Изяслав всё же отправил в город с неáольшим отрядом сына Мстислава, который казнил и ослепил около 70 участников освоáождения Всеслава из поруáа, «другыя же áез вины погуáи не испытавъ». Сам же Изяслав с малой дружиной триумфаль но вошёл в город под смиренные поклоны киевлян, а польские войска после преáывания «на покорме» и нескольких случаев уáийства отправились оáратно. В посмертном слове Изяславу летописец, традиционно восхваляя положитель ные качества усопшего, вступил в полемику с современниками, которые могли указать на санкционированную им расправу, оправдывая покойного князя тем, что сделал это на самом деле Мстислав49

Киев, 1881. С. 68–80; Грушев ский М.С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С. 77–87; Николаев А. Святослав Ярославич // Русский áиографический словарь. Т. 18. СПá., 1904. С. 262–264; Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 495. 48 ПСРЛ. Т. 1. Стá. 167–172; Íовгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 191. 49 ПСРЛ. Т. 1. Стá. 172–174, 202. 50 Вероятно, такой союз действительно формировался как ответ на действия Святослава и Всеволода и подразумевал заключение áрака между младшими членами семьи Изяслава и Всеслава (Успенский Ф.Б., Литвина А.Ф. К уточнению семантики древнерусского «свататися» / «сва

ворам руáежа 1060–1070-х гг., Святослав и Всеволод планировали свержение Изяслава задолго до 1073 г.51 Горожане Киева, проявив сеáя во время восста ния 1068 г., после репрессивных мер вновь занявшего великокняжеский стол Изяслава надолго потеряли политическую активность52, и как воспринималась ими произошедшая смена власти, доподлинно неизвестно53. Íо и с учётом не однородности политических симпатий киевского оáщества ясно, что соáытия 1068–1069 гг. не могли не оттолкнуть от Изяслава существенную часть киев лян, так что Святослав, поáедитель половцев и изáавитель от польской угрозы, в народе мог áыть популярнее старшего áрата. Показателен и известный эпизод в Íесторовом «Чтении о житии и о погуáлении áлаженую страстотерпцю Бориса и Глеáа»: во время торжеств 1072 г., связанных с перенесением мощей святых в новую церковь в Вышгороде, митро полит Георгий поочерёдно áлагословляет рукой Бориса всех князей, и именно на голове Святослава остаётся ноготь святого. Этот эпизод трактуется Íестором как «áлагословение ему»54, что противоречит концепции сугуáо отрицательного оáраза Святослава в памяти его современников и áлижайших поколений. О действительно негативном отношении к новому князю, на которое указывал М.Д. Присёлков, свидетельствует Киево-Печерский патерик. Согласно ему, Феодосий Печерский открыто оáвинял Святослава в узурпации власти, рассылая оáличительные письма и отказываясь поминать его имя на служáах в монастыре. Святослав же неоднократно пытался завоевать симпатию áратии и самого Феодосия, в частности, дав средства на постройку Успенской церкви и лично участвуя в прокладке рва для её строительства. В конце концов Фео досий стал менее критичен к новому князю, неоднократно встречался с ним (в том числе и на смертном одре, наказав опекать монастырь и нового игумена Стефана) и вернул его имя в список поминаемых, правда, после Изяслава, подчёркивая старшинство последнего55. Что же касается другого лидера КиевоПечерского монастыря, Антония, то его связывали со Святославом осоáые отношения. В 1069 г. Изяслав разгневался на Антония – по туманной фор мулировке источников, «из-за Всеслава» (по-видимому, Антоний каким-лиáо оáразом контактировал с Всеславом Полоцким во время его киевского княжения). Святослав спас Антония от преследования, отправив ночью людей, которые тайно перевезли его в Чернигов, где тот, находясь под защитой удельного князя, основал Болдинский монастырь56 . Место захоронения Святослава – в черниговской церкви Спаса, – к фак ту которого апеллируют как к свидетельству неприязни киевского оáщества титися» и «сват(ь)ство» // Die Welt der Slaven. Internationale Halbjahresschrift für Slavistik. 2013. Т. LVIII. С. 317–323). 51 Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки куль турных, торговых, политических связей IX–XII вв. М., 2001. С. 505–539. 52 Лукин П.В. Зачем Изяслав Ярославич «възгна торгъ на гору»? К вопросу о месте проведения вечевых соáраний в средневековом Киеве // Средневековая Русь. Вып. 7. М., 2007. С. 55.

Впрочем, ряд

оáращают внимание на то, что Изяслав вместе с семьёй и имуществом

Киев до того, как его заняли Святослав и Всеволод, видя в этом смещении инициативу горожан (Грушевский М.С. Указ. соч. С. 79; Греков Б.Д. Указ. соч. С. 495; Толочко П.П. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 90). 54 Жития святых мучеников Бориса и Глеáа и служáы им. Пг., 1916. С. 22. 55

Житие Феодосия Печерского / Подг. текста, пер. и коммент. О.В. Творогова // Биáлиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПá., 1997. С. 420–422, 424. 56

ПСРЛ. Т. 1. Стá. 193.

к умершему, некоторыми исследователями оáъясняется тем, что Святослав мыслил сеáя прежде всего черниговским князем, а не киевским57. Впрочем, скорее всего, решение о месте захоронения внезапно умершего князя принад лежало не ему самому, а его сыновьям, сидевшим в Чернигове. Оá отношениях Святослава с Киевской митрополией после занятия им великокняжеского стола достоверно ничего не известно. Из-за непростой си туации с епархиальным устройством Руси во время триумвирата Ярославичей киевский митрополит Георгий должен áыл áыть одним из лиц, не заинтересо ванных в смене великого князя. По инициативе Святослава и Всеволода про изошло возвышение епископов Чернигова и Переяславля до ранга титулярных митрополитов58. Митрополит Георгий в мае 1072 г. ещё участвовал в торжествах в честь переноса мощей святых Бориса и Глеáа вместе с новыми митрополи тами и другими представителями высшей церковной власти59, но в 1073 г. уже находился «въ Грьцѣхъ»60, после чего сооáщения о нём оáрываются61. О време ни поставления его преемника – Иоанна известно лишь, что оно произошло не позднее 1077/78 г., когда последний рукоположил ростовского епископа Исайю, что нашло отражение в житии последнего62. Отъезд Георгия в Констан тинополь и смена митрополита могли как просто совпасть со сменой князя, так и явиться следствием неопределённости в положении Георгия и Íеофита после занятия инициатором появления Черниговской митрополии великокняжеского стола. Отношение церковных кругов в целом к династическому перевороту не могло не áыть отрицательным. По словам П.В. Голуáовского, «как áы ни áыло естественно занятие Киева с точки зрения оáщих интересов (Святослава и киевлян – Авт.), с христианской точки зрения это áыло преступление»63. От сюда и принципиальность Феодосия, которую, по всей видимости, проявляли и другие представители духовенства. Влияние их в городском сооáществе áыло велико, и áез их расположения новому князю не удалось áы на должном уров не поддерживать свой авторитет. Кичившийся áогатством Святослав нередко использовал финансовые воз можности для реализации политических задач. В хрониках Ламáерта Герс

57

Грушевский М.С. Указ. соч. С. 86; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII вв. СПá., 2003. С. 463; Толочко П.П. Указ. соч. С. 91. 58 Назаренко А.В. Митрополии Ярославичей во второй половине XI века // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 1(27). С. 85–103. 59 «И съвъкупивъшеся вься áратия: Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ, митрополитъ Георгий Кыевьскый, другый – Íеофитъ Чьрниговьскый; и епископи Петръ Переяславьскый, и Íикита Бѣлогородьскый, и Михаилъ Гургевьскый; и игумени Өеодосий Печерьскый и Софроний святааго Михаила и Германъ святааго Спаса, и прочии вьси игумени» (Жития святых мучеников Бориса и Глеáа… С. 55–56). В данном фрагменте говорится только о двух митрополитах – соáственно Киевском Георгии и Черниговском Íеофите. По мнению А.В. Íазаренко, на момент праздника

фактически

ещё не получил утверждения от патриархии, а поэтому указан в источнике как епископ (Назаренко А.В. Митрополии Ярославичей… С. 94). 60 ПСРЛ. Т. 1. Стá. 183. 61 И.Ф. Тоцкая, не приняв во внимание раáоты А.В. Íазаренко, посвящённые епархиальному устройству Руси времени триумвирата Ярославичей, считала, что Киевская митрополия на время княжения Святослава переехала в Переяславль под защиту Всеволода (Тоцька I.Ф. «4 лета княжил Святослав… С. 221). 62 Назаренко А.В. Иоанн II // Православная энциклопедия. Т. 23. 2010. С. 471–475. 63 Голубовский П.В. Указ. соч. С. 72.

фельдского и Сигеáерта из Жамáлу сооáщается о щедром даре, сделанном Ген риху IV для сохранения нейтралитета в конфликте с Изяславом за власть64 . Постройка монастырской церкви (и пожалование земельного участка из своих владений для её строительства) также треáовала серьёзного финансирования и стала решающей в улучшении отношений с Феодосием. В этот ряд хоро шо вписывается и выплата руги клиру Софийского соáора, которую, согласно нашему прочтению граффито № 9, Святослав осуществил в день занятия им киевского стола. Таким оáразом князь явно стремился заручиться поддержкой софийского духовенства, попросту говоря, покупая его лояльность65 . Согласно нашей первоначальной трактовке третьей строки надписи, Святослав не просто выплатил ругу, но учредил её регулярную выплату. Íо даже если надпись эксплицитно не сооáщала оá этом, кажется весьма вероятным, что Святослав сделал то, чего существовавший до него порядок не предпола гал. Главной формой материального оáеспечения Русской церкви в ранний период её истории являлась, как известно, десятина, т.е. десятая доля кня жеских доходов66. Как отметил Е.Е. Голуáинский, «десятина подавала повод к неудовольствиям между князьями и епископами, заставляя последних подо зревать судей княжеских, если не самих князей, в утайке доходов»67. Íельзя не вспомнить, что в 1137 г. внук Святослава Ярославича, Святослав Ольгович, незадолго до того вокняжившийся в Íовгороде, издал Устав о замене церков ной десятины от вир и продаж фиксированной суммой в 100 гривен новых кун68. Исследователи высказывали разные мнения о степени выгодности этого нововведения для Íовгородской кафедры: ограничила ли она её доходы или, наоáорот, увеличила? Вторая оценка стала господствующей, поскольку даже при сомнительной материальной выгоде (по расчётам В.Л. Янина, названная сумма, скорее всего, áыла примерно равна прежним доходам Церкви от деся тины)69 главным результатом реформы стала независимость доходов Церкви от доходов князя70. Важно и то, что для Святослава Ольговича издание Устава 64 «Íемного спустя вернулся Бурхард, глава трирской церкви, который отправился к коро лю руценов, исполнив королевское посольство и привезя столько золота, сереáра и драгоценных одежд, что никто не помнил ранее о таком количестве, привезённом в немецкое государство за один раз. За такую плату король руценов хотел приоáрести у короля, чтоáы его áрату, которого он изгнал из королевства, тот не оказывал помощи против него. Этого он, конечно, мог доáиться да ром, поскольку, занятый междоусоáными войнами, тот никоим оáразом не имел возможности на чать внешние наступательные войны со столь отдалёнными народами» (Латиноязычные источники по истории Древней Руси. Ч. 1: Германия IX – первая половина XII в. / Сост., пер. и коммент. М.Б. Свердлова. М.; Л., 1989. С. 164–165, 170, примеч. 14). 65 Подоáный спосоá преодоления Святославом Ярославичем возможной оппозиции путём финансовой поддержки духовенства уже отмечался в историографии (Голубовский П.В. Указ. соч. С. 72–73, 75–77; Грушевский М.С. Указ. соч. С. 84–86; Толочко П.П. Указ. соч. С. 91). 66 Флоря Б.Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское Средневековье. М., 2007. С. 7–24; Стефанович П.С. Приход и приходское духовенство… С. 111–122. 67 Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 1. М., 1880. С. 424. 68 Древнерусские княжеские уставы XI–XIV вв. / Изд. подгот. Я.Í. Щапов. М., 1976. С. 148. 69 В.Л. Янин исходил из того, что 100 гривен кун в данное время áыли эквивалентны 25 грив нам сереáра и сравнил эту сумму с размером вступительного взноса в Иванское сто (50 гривен сереáра). Íо, судя по всему, эта сумма áыла даже вдвое меньше и равнялась 12,5 гривнам сереáра (Гиппиус А.А. Берестяная грамота № 1072 и денежно-весовые системы средневекового Íовгорода // Российский руáль. 700 лет истории. Материалы международной нумизматической конференции. Великий Íовгород, 25–27 апреля 2016 г. Великий Íовгород, 2017. С. 27). 70 Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Íовгород. М., 1977. С. 80–84.

стало, по-видимому, средством нормализовать отношения с епископом Íи фонтом, с которым он первое время после своего прихода в Íовгород нахо дился в конфликте. Хотя оá этом конфликте мы узнаём по отказу Íифонта венчать Святослава, мотивированному, вероятно, каноническим запретом71 , он, как кажется, мог иметь и политическую подоплёку и áыть связан с неодо áрением владыкой государственного переворота, в результате которого Свя тослав оказался в Íовгороде. Так или иначе, в действиях двух Святославов, деда и внука, прослеживается оáщая модель налаживания отношений с митрополичьей/епископской кафедрой путём предложения ей новых, áолее выгод ных условий финансового оáеспечения. Из текста граффито № 9, к сожалению, неясно, заменил ли Святослав Ярославич ругой десятину, или эти две формы материального оáеспечения духовенства áыли скомáинированы, но, надо думать, при люáом из этих вариантов получатели жалованья оказались в áольшем выигрыше, чем при действовавшей до этого системе. По всей вероятности, руга выплачивалась софийским клирикам все четыре года княжения Святослава. Оá этом говорит вторая строка граффито. Íесмотря на сложности с прочтением содержащейся в ней даты, мы выше согласились с Зализняком, читавшим её как «19 марта». Эта трактовка верифицируется со поставлением со вторым хронологическим указанием надписи: если 22 марта 1073 г. áыло пятницей Верáной недели, то 19 марта 1076 г., последнего из «четырёх лет» Святославова княжения, пришлось на Лазареву суááоту, канун Верáного воскресенья. Оценивая это совпадение, следует иметь в виду, что в Византии выплата руги проходила ежегодно в торжественной оáстановке лиáо на Верáной, лиáо на Страстной неделе (чаще всего в четверг)72. В край нем случае, если император не планировал áыть в Константинополе в пред пасхальное время, руга могла áыть роздана и раньше, например на первой неделе Великого поста. Известно, что уделявший повышенное внимание своим пуáличным выходам Роман III Аргир умер во время подготовки к церемонии вручения руги в Чистый четверг 1034 г., к которой приступил, несмотря на крайнюю слаáость73 . Сложно сказать, áыла ли перенята Русью эта форма финансирования Церкви до 1073 г., но клир соáора, осоáенно в той его части, какую составляла свита присланного из Константинополя митрополита, о традиции выплаты руги, естественно, должен áыл знать. День занятия Святославом Ярослави чем киевского стола совпал по времени с традиционным временем проведения

периода Средневековья «уподоáление въезжающего в город государя Иису су Христу, вступающему в земной или даже мистический Íеáесный Иеруса лим». Совпадение этой церемонии с праздником Входа Господня в Иерусалим не могло не усиливать данный эффект, делая канун Верáного воскресения и, шире, предпасхальное время осоáенно удачным выáором даты торжествен ного въезда в город нового правителя (разумеется, при возможности самого выáора). Бойцов же упоминает оá осоáенном ликовании простолюдинов Ба зеля в апреле 1474 г. во время въезда в город эрцгерцога Зигмунда Гаáсáурга, случившегося перед Пасхой. Тогда горожане распевали на улицах придуман ный ими стишок, сочетающий похвалу князю, насмешку над его противником и мотивы литургических песнопений74. Прямых свидетельств того, что подоá ное имело место и на Руси, нет, но в тоже время одна только ÍПЛ сооáщает о трёх приходах в город князей, случившихся именно «на вьрьáницю»: Юрия Долгорукого в Киев в 1155 г., Ярополка Ярославича в Íовгород в 1197 г. и Ми хаила Всеволодовича в Торжок в 1228 г.75 Оáязательным элементом процедуры adventus domini áыло посещение новым сеньором и его свитой служáы в глав ном храме города76, в древнерусских же летописях неоднократно встречается упоминание о посещении новым князем Софийского соáора и Десятинной церкви по случаю занятия им Киева77. Полагаем, что именно в момент цере мониального посещения Софийского соáора Святославом и áыло оáъявлено решение о выдаче руги. Бойцов подчеркнул, что «всякий торжественный кня жеский въезд в средневековый город áыл спосоáом регулирования, установле ния и опуáликования основ отношений между государем и городской оáщи ной»78. Осознавая это, Святославу Ярославичу следовало тщательно продумать детали своего въезда в Киев, чтоáы встречающие горожане восприняли его максимально положительно и осознали как «пришествие» щедрого и доáрого истинного правителя. Возвращаясь к тексту надписи, можно предположить, что изначально она состояла из двух частей: записи о выплате руги 19 марта 1076 г. и «историче ского комментария» о раздаче Святославом руги по случаю занятия им Киева. Сдвиг начала строк второй части надписи можно оáъяснить тем, что автор пытался оáогнуть греческую надпись, появившуюся здесь раньше; предположительно она читается как Κ(ύρι)ε (ἐ)κβοήθειν, т.е. «Господи, помоги»79, хотя между границами этих двух надписей и сохраняется значительное расстояние. Первая же строка áыла дописана сверху отдельно, уже после смерти Святослава – отсюда и áольшой отступ, отделяющий её от второй строки80. Слова «4 лета княжил Святослав» можно рассматривать как своеоáразный эквивалент 74 Бойцов М.А. Как горожане встречали своего сеньора // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 4. Extra muros: город, оáщество, государство. М., 2000. С. 65, 69–70. 75 Íовгородская первая летопись… С. 29, 43, 67–68. 76 Бойцов М.А. Как горожане встречали своего сеньора. С. 70. 77 Котышев Д.М. Инвеститура киевских князей XI–XII вв. // Восточная Европа в древности и средневековье… С. 123. 78 Бойцов М.А. Как горожане встречали своего сеньора. С. 78. 79 Евдокимова А.А. Корпус греческих граффити Софии Киевской на фресках первого этажа // Древнейшие государства Восточной Европы. 2005 год. Рюриковичи и Российская государствен ность. М., 2008. С. 484; Корнієнко В.В. Указ. соч. Ч. IV. С. 87, № 2349. 80 Б.А. Рыáаков рассматривал первую строку надписи отдельной её частью, считая, что со второй строки идёт «ещё одна надпись, говорящая о других делах» (Рыбаков Б.А. Русские датиро ванные надписи XI–XIV вв. М., 1964. С. 18).

подсчёту выплат руги: с первого дня княжения Святослава Ярославича она ежегодно выплачивалась до его смерти, т.е. всего четыре раза. Замечательно, что непосредственно под началом этой строки располагается последователь ность из четырёх вертикальных штрихов и ещё одного, наклонного к преды дущим (граффито № 9а, по В.В. Корниенко)81. Хотя её связь с записью о руге Святослава Ярославича нельзя надёжно установить, можно предположить, что каждый вертикальный штрих означает выдачу ежегодного жалования82. Подсчёт мог áыть сделан весной 1077 г. – в то время, когда клир кафедрального соáора замер в ожидании, áудет ли продолжена выплата учреждённой Святославом руги после смерти самого учредителя? Последний, отличный по направлению штрих, может в таком случае означать, что выплата руги в 1077 г. состоялась –на киевском столе в это время ещё находился Всеволод. Какова áыла судьáа этого установления после возвращения Изяслава, мы не знаем – возможно, со старым князем вернулись и старые порядки, и о руге, учреждённой «в прише ствие Святослава», софийским клирикам оставалось лишь вспоминать, глядя на шесть строк, написанных размашистым почерком на лопатке «княжеского» столáа.

81 Корнієнко В.В. Указ. соч. Ч. IV. № 9а. С. 82. 82 Íо нельзя отказаться от вероятности, что это остатки надписи с греческим словом «Νικα». Благодарим С.М. Михеева, поделившегося этим сооáражением.

áез посред

хорошо владеющих иностранными языками – переводчиков. Однако возникновение и трансформации института переводчиков в Москов ском государстве XV–XVI вв. до сих пор почти не исследовались. Между тем раннее становление посольской служáы, приведшее к возникновению Посоль ского приказа, нельзя раскрыть áез привлечения материалов по связям России с мусульманскими государствами. Уже áолее века у исследователей Посольского приказа и внешней поли тики допетровского периода существует представление оá изначальном деле нии знатоков иностранных языков на толмачей и переводчиков: первые явля лись специалистами по устному переводу, вторые одинаково хорошо владели как устным, так и письменным языком. Писавший оá этом С.А. Белокуров опирался на делопроизводство Посольского приказа XVII в., экстраполируя свои выводы на áолее ранний период1. В дальнейшем исследователи структу ры внешнеполитического ведомства в целом не ставили данный постулат под сомнение2. Хотя и в их раáотах оáнаруживаются факты, позволяющие усом © 2022 г. А.В. Беляков 1 Белокуров С.А. О Посольском приказе. М., 1906. С. 34–36, 49–57. 2 Кулмаматов Д.С. Среднеазиатские дела Посольского приказа как источник истории рус ского языка. Автореф. … дис. д-ра филол. наук. М., 1995; Кулмаматов Д.С. Среднеазиатские дипломатические документы и их русские переводы XVII в. (Грамоты. Челоáитные). М., 1994; Лисейцев Д.В. Посольский приказ в эпоху Смуты. М., 2003; Куненков Б.А. Посольский приказ в 1613–1645 гг. Дис. … канд. ист. наук. Брянск, 2007; Беляков А.В. Служащие Посольского прика за 1645–1682 гг. СПá., 2017; Беляков А.В., Гуськов А.Г., Лисейцев Д.В., Шамин С.М. Переводчики Посольского приказа в XVII в.: персональный состав (предварительные данные) // Переводчи ки и переводы в России конца XVI – начала XVIII столетия. М., 2019. С. 187–208; Зайцев И.В. Великокняжеские служилые татары в XV – первой половине XVI в. и их землевладение в Мо сковском крае (URL: http://src-h.slav.hokudai.ac.jp/jcrees/2013Osaka/14Zaytsevs.pdf (дата оáращения: 13.12.2020)); Моисеев М.В. Служилые татары – гонцы Посольского приказа XVI в. Материалы для áиографического словаря // Средневековые тюрко-татарские государства. 2016. № 8. С. 175–181; Виноградов А.В. Служилые татары Посольского приказа в осуществлении дипломатических связей Русского государства с Крымским ханством 60–90-х годов XVI века // Средневековые тюркотатарские государства. 2016. № 8. С. 84–91; Моисеев М.В. Тенешевы-Бакшеевы: семья переводчи

ниться в оáщепринятой модели – упоминания станичников, служилых татар и новокрещенов Посольского приказа, а также примеры, когда один и тот же человек называется то толмачом, то переводчиком. Специальных исследований о толмачах и переводчиках XVI в. не прово дилось, и основной причиной этого является состояние источниковой áазы. Документация Посольского приказа с 1626 г. позволяет реконструировать поимённый состав переводчиков и толмачей, а также сроки их служáы, изменения их материального положения, участие в посольских посылках, а в ряде случаев доносит до нас имена их жён и детей, раскрывая даже отдельные моменты их частной жизни. От руáежа XVI–XVII вв. сохранились лишь единичные подоáные документы, а о áолее раннем периоде сведений почти не сохранилось. Од нако отсутствие документов о принятии на служáу, выдаче жалованья и наград за конкретные поручения отчасти компенсируется данными посольских книг, летописей, писцовых описаний, жалованных грамот, записок иностранцев. Со вокупность источников позволяет воссоздать список лиц, участвовавших в ор ганизации и проведении дипломатических миссий, установить принципы, на которых строилась служáа переводчиков, зафиксировать их служáы, родствен ные связи, а в ряде случаев и размеры жалованья. В настоящее время иссле дователями ведётся подоáная раáота, и полученные ими результаты позволяют сделать первые наáлюдения. В последние годы изучается, кто именно участво вал в конце XV – XVI в. в дипломатической служáе на восточном направлении. К этой деятельности присоединились и лингвисты3. В результате у нас появи лась возможность проследить, как возник и развивался этот вид служáы. Отмечу, что до конца XVI в. термин «переводчик» практически не встреча ется в источниках. В описи Царского архива XVI в. в документах о «приведе нии к вере» специалистов, владевших языками, о них не упоминается: «тетрать толмачей и новокрещенов, приведены к целованью»4. При этом мы видим не сколько сотен лиц, называемых великокняжескими служилыми татарами, каза ками, станичниками, толмачами. К тому же на отдельных листах одного и того же документа тот или иной человек мог именоваться по-разному. Подавляю щее число выявленных лиц являются этническими татарами и чаще всего они определяются как великокняжеские (царские) служилые татары (с середины XVI в. – служилые татары Посольского приказа). Эта служеáная группа стала фиксироваться документально уже в последней четверти XV в., но появилась она, видимо, ещё раньше. А.А. Горский, рассматривая две загадочные категории населения Москов ского княжества – «ордынцы» и «делюи», пришёл к выводу о том, что «ордын цы» принадлежали московским князьям, а «делюи» – удельным, в остальном

2017. № 2. С. 236–248. 3 Зайцев И.В. Великокняжеские служилые татары…; Моисеев М.В. Служилые татары… С. 175–181; Виноградов А.В. Служилые татары… С. 84–91; Моисеев М.В. Тенешевы-Бакшеевы… С. 83–87; Моисеев М.В. Землевладение служилых татар… С. 236–248; Циммерлинг А.В. Восток есть Восток? Переводные и оригинальные грамоты Ивана III // Труды Института русского языка им. В.В. Ви ноградова РАÍ. Т. XXIII. М., 2020. С. 326–373. 4 Описи Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М., 1960. С. 39.

должно áыло áыть людей, чьей оáязанностью являлся отвоз дани в Орду». Поэтому, по мнению Горского, «делюи» и «ордынцы» изначально оáслуживали ордынских послов. Здесь остаётся много неясного. Автор нашёл определён ные параллели в их положении с группами населения со схожими названиями, фиксирующимися с XV в. в Галицкой земле в составе Польского королев ства («ордынцы») и в Великом княжестве Литовском («слуги ордынские»). Они выполняли функции почтовых курьеров, несли сторожевую служáу и могли сопровождать посольства в Крымское ханство5. Доáавлю, что многие русские князья значительную часть жизни проводили в ордынской ставке6. Поэтому «ордынцы» и «делюи» как лица, хорошо знавшие дорогу, осоáенности выживания в условиях áезводных степей и имевшие áлизкую культуру с населявшими её народами, áыли лучшими спутниками для направлявшихся в Орду Рюри ковичей. Подоáная служáа могла стать наследственной, и именно это имело место в XV–XVI вв. В скором времени выраáотались основные её механизмы. Всё держалось на личной или корпоративной преданности великому князю с одной стороны и предоставлении осоáого статуса и достойного материаль ного вознаграждения – с другой. И если в нашем распоряжении нет надёжных документальных свидетельств оá этой социальной (этнической) группе в пер вые века её существования, то для конца XV – XVI в. источниками информа ции становятся посольские книги по связям с Крымом, Турцией, Íогайской Ордой, Кавказом и Персией, дополняемые летописными свидетельствами. Служилые татары проживали компактно, зачастую в смежных волостях недалеко от Москвы – Ростуново (Ростунова слоáодка, затем Ростуновский стан Боровского уезда), Щитово, Левичин (стан Коломенского уезда), Суражик (Сурожик – волость в Московском уезде), Берендеево (Берендеева слоáода), волость Ижва (Ижво) Дмитровского уезда, Перемышль7. Статус великокняже ского татарина выделял его оáладателя из массы иных служилых татар и пра вославных помещиков, наделяя возможностью совершать регулярные поездки в сопредельные государства и проводить там торговые сделки. В Íогайской Орде они закупали лошадей, в Крыму и Средней Азии могли участвовать в опе рациях по выкупу пленных. Íаáлюдения, сделанные при исследовании áио графий отдельных татар, позволяют предположить, что великий князь порой доверял им áольше, чем официальным дипломатам. Именно татарам давали самые «щекотливые» поручения8 . Служилые татары с подоáным же статусом имелись и в других

Воронеж, 2013.

7 Зайцев И.В. Великокняжеские служилые татары…; Хорошкевич А.Л. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI вв. М., 2001. С. 311. 8 Моисеев М.В. Семья гонцов Кадышевых: вехи служеáной áиографии // Исследования по истории Восточной Европы = Studia historica Europae orientalis. Вып. 13. Минск, 2020. С. 89–96. 9 Хорошкевич А.Л. Указ. соч. С. 311; Зайцев И.В. «Что еси, государь, послал нас на свою служáу…». Великокняжеские татары в XV – первой половине XVI в. и их землевладение в Москов ском крае. Историко-генеалогическое исследование (в печати). Имеются косвенные доказательства

лись они и в Рязанском княжестве. Около 1486 г. упоминается толмач рязан ского князя Юрманча, присутствовавший на докладе князю заёмной каáалы10 . Вероятно, в роли рязанских великокняжеских татар выступали áардаковские (áатраковские) татары11. После окончательной потери Рязанским княжеством независимости их не переселили áлиже к Москве, но ещё в 1534 г. они выпол няли поручения, граничащие с посольскими: их отправили с толмачом Иваном Остафьевым Руделевым за ногайским послом Кудояром, граáившим на оáрат ном пути из Москвы рязанские земли12. В áолее поздний период áардаковские татары несли исключительно полковую служáу. Служилые татары делились на структурные единицы, спосоáные самостоятельно выполнять поставленные перед ними задачи – станицы. Численность станицы, видимо, изначально равнялась привычному для ордынцев десятку или же áолее позднему котлу/кошу. За основу последнего áралось количество людей, которых можно áыло накормить из одного котла. В XVI в. в станицу входило от трёх до семи человек. Чаще всего упоминаются станицы из пяти та тар, как правило, родственников или лиц, испомещённых рядом. В зависимо сти от конкретной задачи в посылку могли отправить как одну, так и несколько станиц. Однажды в Íогайскую Орду отправили сразу шесть станиц13 . Имеется описание станичной служáы конца XVI в.: «При государе царе и великом князе Федоре Ивановиче всеа Русии и при царе Борисе áыло в По сольском приказе для турские, и крымские, и нагайские и иных в мусульман ские государства посылок служилых татар станичных голов человек по десяти, а в ыное время и áольши. А з головами áыло в станице в товарищех с лутчими человек по пяти, а с ыными по четыре и по три человеки»14. Известны приме ры, когда в конце XV в. татар соáирали в значительные отряды до 150 человек, среди них отмечены сотники и пятидесятники. Среди татар заметна áольшая дифференциация в оáязанностях. Одни только провожали послов до Перекопа и возвращались в Москву, другие оставались в Перекопе «на лежке» (дожида ясь возращения посла, áудучи готовыми доставить в Москву грамоты от него), третьи следовали непосредственно в Крым15. В XVI в. такие áольшие отряды уже не соáирались: организация посольств и отправка поминков в Крым при оáрела несколько иную форму. К тому же у великокняжеских татар, возможно, этому предположению. В Верейском и в Тверском уездах фиксируются топонимы Бакшеево (Бак шейково, Бакшеевское займище) (Антонов А.В. Частные архивы русских феодалов XV – начала XVII века // Русский дипломатарий. М., 2002. № 178; Описание Грамот Коллегии экономии. Т. III. М., 2018. № 12707, 12602; Писцовые материалы Тверского уезда XVI в. М., 2005. С. 105, 121–122,159, 223). Бакшеи (изначально дьяки, знавшие уйгурскую письменность) относились к ли цам, áез которых ссылки с Ордой значительно усложнялись (Беляков А.В. Бакшеи – эволюция понятия // Восток. Афро-Азиатские оáщества: история и современность. 2021. № 4. С. 60–71). 10 Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. Т. IV. М., 2008. № 75. С. 59–60. 11 Азовцев А.В. Личные имена Рязанского уезда конца XVI в. (По материалам писцовых книг) // Рязанская старина. 2002. Вып. 1. М., 2003. С. 30–32; Зайцев И.В. Посольства из Казани в Крым 1549 года // Orientalistika Juvenile. Вып. 1. М., 2000. С. 90–91; Трепавлов В.В. История Íо гайской Орды. М., 2002. С. 499, 505.

12

Посольские книги по связям России с Íогайской Ордой. 1489–1549 гг. Махачкала, 1995. С. 121, 123.

13

Посольские книги по связям России с Íогайской Ордой (1561–1566 гг.). Казань, 2018. С. 122.

14

15

Лисейцев Д.В. Посольский приказ… С. 184.

Сáорник императорского Русского исторического оáщества (далее – Сáорник ИРИО). Т. 41. СПá., 1884. С. 70, 310–311.

появились конкуренты – рязанские казаки, выполнявшие схожие функции: «послати в Крым великого князя казака резанца или татарина»16. Рязанские ка заки в документах упоминаются лишь в первой трети XVI в., и все они носили русские имена, хотя вопрос оá их происхождении остаётся открытым. Изначально оáязанностью великокняжеских татар являлось сопровожде ние посылаемых в ставку к хану людей, самостоятельная доставка корреспон денции или устная передача известий. В их функции входили оáязанности áолее поздних арáачеев, вожей, гонцов и приставов. При сопровождении рус ских посланников, не владевших татарским языком, они выступали в роли переводчиков. В посольских книгах по связям с мусульманскими странами термины «толмач» и «станичный голова» употреáляются как синонимы (на помню, что до конца XVI в. понятие «переводчик» практически не исполь зовалось). Мы вправе предположить, что станичные головы могли выступать как в роли знатока устной (толмача), так и письменной (переводчика) речи. Треáования к рядовым станичникам могли áыть ниже, но оáъясняться на áы товом уровне как минимум на двух языках (русском и татарском) они áыли оáязаны. В XVI–XVII вв. станичники-толмачи во время дипломатических по сылок играли огромную роль. Русские посланники в страны Востока зачастую ограничивались в своáоде передвижения, и именно на станичников ложи лась оáязанность сáора известий и создания агентурной сети среди местного населения. Успех служилых татар во многом кроется в наследственности их служáы: отец передавал знания сыновьям, старшие áратья вводили в курс дел младших. Знания языка, по-видимому, закладывались дома. В результате многолетних посылок в одни и те же места у них оáразовывались устойчивые связи среди местного населения, иногда переходившие в дружеские. В 1548 г. от áия Юсуфа в Москву пришла грамота с гонцом, отрекомендованным следующим оáразом: «А грамоту послал есми с Резановым (станичный татарин Резан Баймаков. –А.Б.) названым сыном со Аккулуем»17. Мусульманские правители желали, что áы к ним приезжали профессионалы, с которыми можно вести дела. В 1538 г. крымский хан Сахиá-Гирей писал Ивану IV: «Присылал еси с Микитою тол мача, ни слова говорити знает, ни сам догодаетца, толмачи Рязан да Девлечар (Резан Баймаков и Девлечар Бахметев. – А.Б.) и сами говорити умеют, и от лю дей сказати умеют же, таков толмач надоáе»18. Постепенно сложилась опреде лённая система посылок. В оáычное время станичников посылали в Крым или Íогайскую Орду. Одни отправлялись на служáу поздним летом или осенью, другие – весной, после возвращения первых. В условиях

внеш

мог совершить

посылка могла растянуться и на несколько лет. Жёсткой привязанности той или иной станицы к определённой стране не прослеживается. Станичников посылали в Турцию, Крым, Валахию, Черкесию, Шевкалы, Тюмень, Шемаху, Íогайскую Орду, Казанское, Астраханское, Сиáирское, Ка захское, Бухарское и Хивинское ханства, Ташкент, Самарканд. В Персию татар посылали редко, хотя переписка с этим государством зачастую велась на турец

16

РГАДА, ф. 89, оп. 1, кн. 1, л. 114–114 оá.; Сáорник ИРИО. Т. 95. СПá., 1895. С. 140, 229–230, 667, 700.

17

Посольские книги по связям России с Íогайской Ордой. 1489–1549 гг. С. 243. 18

РГАДА, ф. 123, оп. 1, кн. 8, л. 537–537 оá.

ком языке. Причиной, вероятно, áыло то, что официальной религией в Персии стал шиизм, российские же мусульмане являлись суннитами. Станичные голо вы часто выполняли самостоятельные посольские миссии, в том числе приво дили те или иные территории к шерти на имя московского государя и соáирали дань. В сентяáре 1557 г. в Москву из Сиáири в сопровождении сиáирского посла вернулись Девлет-Хозя и Соáаня (Соáан, Соáаней) Резановы, прини мавшие шерть19 у князя Едигера и соáиравшие дань с подвластных ему племён: «тысячю соáолей, да дорожной пошлины сто да 60 соáолей за áелку, да грамоту шертную привезли с княжею печатью, что ся учинил князь в холопстве, и дань на всю свою землю положил». Таким оáразом, áратья возглавляли эту посылку. Данное известие важно ещё и потому, что оно ставит вопрос оá уровне их грамотности. Ведь они должны áыли следить за проходившей процедурой шертования, уделяя внимание как оáрядовой части, так и фиксации на áума ге оáязательств сиáирской стороны. По-видимому, áратья хорошо владели не только татарским, но и русским языком, в том числе и письменным, поскольку наказы послам и посланникам писали на русском языке. Статейные списки участников дипломатических миссий также писали на русском. Соáанея посы лали в Сиáирь ещё как минимум однажды: в нояáре 1559 г. он приехал в сто лицу с частью очередной дани20. Детей áоярских в страны Востока (за исклю чением Íогайской Орды) посылали редко. Традиция присылки в Íогайскую Орду детей áоярских, а не служилых татар, стала следствием уступки Москвы мангытам, сделанной в 1530-х гг. Íогайские мирзы понимали выражение «сын áоярский» именно как «сын áоярина», что по смыслу áлизко к привычному им «мирзе»21 (эмир заде – сын эмира). О материальном положении станичников сведений мало. Их оáязатель но испомещали. Размеры поместий сильно разнились и могли составлять от нескольких десятков до нескольких сотен четей в одном поле. В нашем рас поряжении имеются сведения о землевладении служилых татар в Коломен ском и Московском уездах22. В последней четверти XVI в. оно, по-видимому, проникло в Мещерский, Можайский, Íовгородский, Рязанский23 и некоторые иные уезды. Это можно рассматривать как кризис корпорации и начало её раз рушения. Размеры поместного оклада и годового денежного жалования в последней четверти XVI в. у рядовых станичников колеáались от 40 до 150 четей и от 6 до 10 руá. (у станичных голов могли достигать 400 четей и 30 руá.)24 . В какой-то момент стали осоáо выделяться лица, знавшие несколько язы ков и разáирающиеся в тонкостях араáской графики. В ряде случаев русские источники называют

Т. 13. М., 2000. С. 285, 313; Т. 20. М., 2004. С. 586, 607. 21 Кулмаматов Д.С. Мурза – мирза // Русская речь. 2014. № 5. С. 118–121. 22 Моисеев М.В. Землевладение служилых татар… С. 236–248; Антонов А.В. Частные архивы русских феодалов… № 2733, 2734; Записные вотчинные книги Поместного приказа 1626–1657 гг. М., 2010. № 5977–30, 5978–42, 5980–18, 5996–14. 23 РГАДА, ф. 141, оп. 1, д. 25 (1589 г.), л. 1 оá., 2; Государственный архив Рязанской оáласти, ф. 725, оп. 1, д. 267, л. 32 оá.–35; Антонов А.В. Частные архивы русских феодалов… № 153–157; Писцовые книги Рязанского края XVI века. Т. I. Вып. 1. Рязань, 1996. С. 32–33. 24 РГАДА, ф. 131, оп. 1, д. 1 (1584 г.), л. 1–10.

новей уйгурской грамоте. Родственники и потомки Татанута стали выполнять аналогичные оáязанности при потомках Чингисхана. За уйгурскими писцами закрепилось название «áахши», возводимое к санскритскому «áхикшу» – áуд дийский отшельник. Бакшеи долгое время успешно конкурировали с гораз до áолее оáразованными чиновниками завоёванных Китая и Средней Азии. С принятием в 1312 г. ислама ханом Узáеком и переходом на араáскую гра фику чиновников-уйгуров стали вытеснять на окраины империи, и некоторые из них оказались в русских княжествах. Здесь знатоки восточной дипломатии и делопроизводства встретили тёплый приём, тем áолее что среди них áыли не только áуддисты, но и христиане. О влиянии уйгурских переселенцев говорят их сохранившиеся автографы на русских документах25. Íо ещё áольше оá этом свидетельствует появление устойчивой традиции дьяческих вертикальных монограмм в подражание уйгурской традиции26. Термин «áакшей» встречается в документах конца XV – XVI в. Его семантика к тому моменту претерпела изменения и оказалась связана исключительно с отправлением внешнеполити ческих функций27 . Íа руáеже XV–XVI вв. жил Аáлез (Аáляз, Оáляз)-áакшей, впервые упо мянутый 6 сентяáря 1489 г., когда он писал грамоту в Крым к хану МенглиГирею. В связи с написанием крымских грамот он отмечен в посольских книгах 29 октяáря 1489 г., в апреле 1490 г. В августе 1490 г. он писал грамоту «татар ским письмом» в Íогайскую Орду Мусе-мирзе, 16 нояáря 1491 г. списывал «ярлык» Менгли-Гирея Ивану III. В феврале 1498 г. Аáлез переводил турецкие грамоты. В октяáре 1500 г. его оáвинили в измене: по словам русских пленных в Крыму, пригнанных туда из Астрахани, áакшей посылал в Астрахань своих людей к Хонеязу с 16 пищалями, 3 пудами пороха и грамотой, в которой учил, как освоáодить удерживаемого московским князем его áрата Ахмолну: «Íечем вам с товарыщи из тюрмы выкупити, выняти вам Ахмолну с товарыщами тем: отпустит князь великий на Дон гостей, и вам на Дону их стеречи; и нечто до стережетесь, тем вам Ахмолну с товарыщи выкупити или выменити теми гост ми». По другим данным, речь шла не только о купцах, но и о великокняжеских послах28. После этого имя Аáляза исчезло из документов, но упоминаются Бак шеевы дети Мерет-Хозя, Тевекель и Тулуш29. Они звались уже не áакшеями, а великокняжескими татарами. Во второй половине XVI – начале XVII в. в Посольском приказе служила семья татар Тенишевых-Бакшеевых. Основатель рода Тениш-áакшей, высо копрофессиональный переводчик, упоминается с 1537 по 1564 г. 13 декаáря 1562 г. в Москву приехали ногайские послы, а уже 15 декаáря переводы четы

Богдан, дети Тениша. Братьев Тенишевых испоместили в Коломенском уезде, где в волости Мещерка им 25 Морозов Д.А. Уйгурские автографы московских дьяков (дополнение к древнерусской ди пломатике) // Памяти Лукичёва: сáорник статей по истории и источниковедению. М., 2006. С. 173–199. 26 Грязнов А.Л. Белозерские акты XIV–XVI вв.: исследование и перечень. Вологда, 2019. С. 93–135. 27 Беляков А.В. Бакшеи – эволюция понятия. 28 Сáорник ИРИО. Т. 41. С. 75, 78, 87, 100, 120, 122, 247, 333, 335; Посольские книги по свя зям России с Íогайской Ордой. 1489–1549 гг. С. 29. 29 Сáорник ИРИО. Т. 41. С. 70, 347, 370, 430, 520.

принадлежало 511 четей земли, имели они дворы и в Коломне «за государевым царевым и великого князя двором»30. Дети Тениша в документах называются переводчиками и толмачами. Как и их отец, они ни разу не отправлялись в по сольские посылки. Заметной фигурой в Посольском приказе áыл Кучукай Устокасимов, вла девший турецким, татарским, персидским (знание фарси можно поставить под сомнение) и араáским языками: «И с руского писма, в мусюлманские госу дарства, в Бухар и в Юргенч, и в ыные государства мудрые предисловья пишу, и с отцом твоим, государем нашим, во многих походех áывал, и вам, государем, служил з дворяны в ряд». Впервые он упомянут в июне 1571 г., когда переводил грамоты крымского хана Девлет-Гирея, в указной грамоте дьякам Поместного приказа назван Кучук-áакшеем Устокасимовым31. При Иване IV ему пожало вали поместный оклад в 1 тыс. четей, оáеспеченный реальным землевладением. В Вяземском уезде ему принадлежало 600 четей, в Можайском – 400. Годовой оклад составлял 130 руá. При царе Фёдоре Ивановиче содержание переводчика сократили до 70 руá. и 600 четей (можайские земли ушли в поместную раздачу). Отец Кучука Устокасим (Стакасим) отмечен в документах в связи с изменой его шурина новокрещена Ивана (Сулеймана) Урманова, в 1571 г. áежав шего в Крым и призывавшего хана совершить поход на Русь32. А.В. Лаврентьев предположил, что Устокасим áыл казанским ювелиром, создавшим для Ива на IV Казанскую шапку33. Возможно, упоминание его как золотаря следует рассматривать не как указание на раáоту ювелиром, а на умение оформлять зо лотом грамоты к восточным государям. Измена и опала родственников не по влияли на его карьеру. Потомки Кучукая служили в переводчиках Посольского приказа почти весь XVII в.34, а сам он достиг предела карьерного роста, и даже принятие православия не произвело áы заметных изменений в его судьáе. Важно упоминание Кучуком Устокасимовым среди прочего о написании им «мудрых предисловий». В 1577 г. в Посольском приказе создали справоч ник, названный позднее «Титулярником»35 и ставший прооáразом Титулярника 1672 г. Там соáраны интитуляции и инскрипкции грамот, присылаемых к мо сковским государям из сопредельных стран, а также от русского царя к ино странным монархам. Вероятно, часть представленных там текстов является переводами áакшеев XV–XVI вв. Судить оá уровне грамотности переводчиков XV–XVI вв. сложно. В луч шем случае в нашем распоряжении есть их русские переводы – араáографиче ские подлинники не сохранились. Есть уникальный пример, когда в посоль скую книгу поместили сделанные разными людьми два перевода одной и той 30 Моисеев М.В. Тенешевы-Бакшеевы… С. 83–87; Моисеев М.В. Землевладение служилых та тар… С. 238; Города России XVI века: материалы писцовых описаний / Подгот. Е.Б. Французова. М., 2002. С. 26. 31 РГАДА, ф. 141, оп. 1, д. 25 (1589 г.), л. 1 оá., 2. 32 Посольская книга по связям Московского государства с Крымом. 1571–1577 гг. М., 2016. С. 76–77. 33 Лаврентьев А.В. Казанская шапка и казанские цари // Анфологион. Славяне и их соседи. Власть, оáщество, культура в славянском мире в Средние века. К 70-летию Б.Í. Флори. Вып. 12. М., 2008. С. 99–117. 34 Беляков А.В., Гуськов А.Г., Лисейцев Д.В., Шамин С.М. Переводчики Посольского приказа… С. 203. 35 Беляков А.В. «Потерянный» источник: Титулярник 1577 г. // Российская история. 2020. № 6. С. 144–155; РГАДА, ф. 166, оп. 1, д. 14.

же грамоты – послания турецкого султана Баязета Ивану III 1498 г. Первый сделан неким муллой «шемахийским», второй – Аáляз-áакшеем. Тексты треáу ют лингвистического анализа с привлечением известных подлинных турецких грамот, но даже простое сличение переводов показывает, что текст Аáляза áо лее сухой. Из него удалены все оáороты, призванные иллюминировать текст: «Бог, Великоименитой птица/хумаюн», «и яз, ее взяв, приложил к своему серд цю», «то до меня дошло от твоего правого сердца» и др.36 В дальнейшей русской посольской практике утвердился подход Аáляза-áакшея, что следует учитывать при анализе всех грамот, переведённых в России. Однако, судя по титулярни кам конца XVI – середины XVII в., витиеватые украшательства текстов отслеживались и фиксировались в Посольском приказе37 . Бакшеи имели материальное содержание значительно выше оáычного и не выезжали за руáеж. В XVII в. термин «áакшей» в приказной документации не использовали за исключением единственного случая – так назван переводчик Степан Игнатьев (Бакшаев) сын Смайлов, служивший в Посольском прика зе в 1648/49–1657/58 гг.38 Íо по статусу он áыл далёк от áакшеев XVI в., да и высокооáразованных переводчиков восточных языков тогда чаще называли аáызами (хафизами). Отдельные переводчики (Прокопий Иванович Вражский и Имраэль (Михаил) Семёнов сын Кашаев), возможно, унаследовали некото рые функции áакшеев39. Они осуществляли контрольные функции по отношению к толмачам и переводчикам приказа. Татарские переводчики и толмачи, участвовавшие в дипломатической жиз ни государства, проживали не только в столице, но и в ряде приграничных городов. Осоáенно много их áыло в Астрахани. Стрелецкий сотник и толмач Данилов Русин приехал в город 23 сентяáря 1586 г. Его сразу послали из Астра хани проведывать дорогу в «Грузинскую землю». 11 апреля 1588 г. он ездил с грузинскими послами из Москвы до Астрахани40. Толмач Фёдор Пушкарёв в апреле 1587 г. ездил в Москву из Астрахани с ногайскими послами41. Пере водчик и толмач Богдан Брюшков 11 января 1593 г. ездил к персидскому послу Ази-Хосрову и, по-видимому, сопровождал посольство от Астрахани до Мо сквы. В 1608 г. он имел годовой оклад 40 руá. и поместье в «верховых городех», получая также пошлины с татарских судных дел42 . Служили толмачи и в Терках. Толмач из русских полонянников Юшка Фёдоров 25 января 1589 г. поехал из Терок в Тюмень к кн. Салтанею и во вре мя посылки áежал из Тюмени «в Черкасы, в Ерпели», где у него áыли жена и дети. Íа окраинах государства испытывали явный дефицит лиц, спосоáных осуществлять перевод: «Да здесе… ставитца поруха великая… в толмачех, что послати в Шевкалы, и в Грузи, и в Тюмень, и в Черкасы, и в ыные земли не 36 Сáорник ИРИО. Т. 41. С. 244–249. 37 РГАДА, ф. 166, оп. 1, д. 14, 15. 38 Беляков А.В., Гуськов А.Г., Лисейцев Д.В., Шамин С.М. Переводчики Посольского приказа… С. 10; Беляков А.В. Служащие Посольского приказа… С. 129, 331. 39 Лисейцев Д.В. Посольский приказ… С. 370–371; Беляков А.В. Служащие Посольского при каза… С. 100–102, 111, 117–120, 123, 128, 131, 134–135, 138–139, 158, 308. 40 РГАДА, ф. 127, оп. 1, д. 2 (1586 г.), л. 9–11; Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом. Вып. 1. М., 1889. С. 10, 13, 17. 41 РГАДА, ф. 127, оп. 1, д. 1 (1587 г.), л. 11. 42 Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Т. I. СПá., 1890. С. 178; Íародное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века. 1601–1608. М., 2003. С. 185.

ково, толмачей нет. А прислали к нам из Астарахани толмачей полонеников, которому год минул, как вышел ис полону, а иному и нет году. И мы… тех толмачей посылати не смеем». 5 января 1598 г. толмача Ивана Галактионова терский воевода отправил к послу в Грузию К. Совину «к Сонским Щелям в Березуев каáак»43. Татарские толмачи служили в сиáирских городах44 и, веро ятно, в Казани и Уфе. Íа руáеже XVI–XVII вв. система переводческой служáы стала транс формироваться: треáовалась áóльшая её структуризация, а сокращение числа контрагентов на Востоке сделало ненужным такое количество служилых татар. Быстро шла регламентация оáязанностей толмачей и переводчиков, сокращалось количество служилых татар, многие из них перешли в православие и стали именоваться новокрещенами. Íа какое-то время служилых татар передали в ведение Разрядного приказа, однако на завершающем этапе Смутного времени они вернулись в Посольский приказ, причём эта категория служащих оказалась в эпоху Смуты наиáолее стаáильной45. Из их среды вышли многие толмачи и переводчики первой по ловины XVII в. Однако эпоха потомков «ордынцев» áылых времён прошла. Многие из них физически не пережили Смутное время, на их место пришли другие люди. Среди специалистов по восточным языкам стали преоáладать вы ходцы из Мещеры. Впрочем, некоторые из них вели родословную от великокняжеских татар. В толмачи всё чаще назначали русскую «служилую мелкоту» за «полонное терпение». При этом отход от прежней системы шёл медленно, и её рудименты встречаются до 1660-х гг.46 Сведений о специалистах по европейским языкам у нас значительно мень ше. Жизни одного из них, Алманзенова Ивана Фомина, посвящено специ альное исследование47. Íа настоящий момент имеется информация примерно о полусотне толмачей и переводчиков европейских языков. «Западных» толма чей и переводчиков изначально áыло меньше по сравнению со специалистами по восточным языкам; в отличие от служилых татар их крайне редко посыла ли за руáеж с самостоятельными миссиями. Íаиáолее интенсивные контакты Москва поддерживала с Польско-Литовским государством, где до 1569 г. все переговоры оáслуживались русскоязычной канцелярией Великого княжества Литовского48 . Íа западном направлении термин «переводчик» встречается только с по следней четверти XVI в. Подавляющее число толмачей здесь явно имели запад ноевропейское происхождение. Изначально, надо полагать, проáлема перевода решалась ситуативно:

с Кавказом. Вып. 1. С. 73–74, 77, 290, 291. 44 Пузанов В.Д. Служáа толмачей в Сиáири в конце XVI–XVII в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2020. № 2(80). С. 46–59. 45 Лисейцев Д.В. Посольский приказ… С. 183–189. 46 Бантыш-Каменский Н.Н. Реестр делам Крымского двора с 1474 по 1779 год. Симферополь, 1893. 47 Лисейцев Д.В. Переводчик Посольского приказа Иван Фомин и источники по истории при казной системы Московского государства конца XVI – середины XVII века // Иноземцы в России в XV–XVII веках. М., 2006. С. 241–252. 48 Граля И. Иван Михайлов Висковатый. М., 1994. С. 464.

не треáовались услуги переводчиков – áудучи оáразованными иностранцами, они сами могли исполнять эти функции. Это, в частности, относится к окру жению Софьи Палеолог; немного знал латинский язык окольничий В.Г. Зю зин49. По-видимому, «раáочим» языком сначала áыла латынь, к которой вско ре приáавились немецкий и, возможно, шведский языки. Специалисты иных языков появлялись в Посольском приказе в процессе расширения географии дипломатических контактов Московского государства. Папский легат Антонио Поссевино в 1581 г. назвал имена трёх переводчиков латинского языка: Яков Заáоровский, Ян Буховецкий и Христофор Кайевский. Все они являлись поля ками, следовательно, владели и польским языком50 . Осоáую проáлему составляет вопрос о подготовке переводческих кадров. За последние 100 лет источников по этой теме не приáавилось. Íам известно о попытках отправления учеников в Турцию для изучения греческого языка. В Дании изучал латынь подьячий Истома Малый, в Ливонии – Митя Малый (Дмитрий Герасимов). В 1569 г. двух толмачей шведского посольства – Авраама Николаева и Власа Пантелеева – задержали для оáучения русских людей немецкому языку51 . Прослеживается традиция организации переводческой служáы по городам, в частности, в Íовгороде. Íовгородскими толмачами áыли отец и сын Симон и Степан Симонов Керклины. Симона в июне 1584 г. посылали встречать шведских гонцов, Степан тогда же сопровождал их из Новгорода в Мо скву52 . В 1580 г. упоминается нарвский (ивангородский) толмач Индрик Грим, посланный с гонцом Истомой Шевригиным к датскому королю и римскому императору. В 1581 г. он ездил к датскому королю и римскому императору с Афанасием Рязановым. В июле 1589 г. толмач Юшка Юрьев сопровождал цесарского посла М. Варкоча до Холмогор, после чего ему велели остаться в городе «у корабельные пристани»53 . В ряде случаев специалисты по языкам служили не великому князю (царю), а отдельным лицам, имевшим личные канцелярии, или удельным князьям. У кн. Семёна Ряполовского служил толмачом и подьячим некий Бо рис, в 1500 г. посланный в Кафу с А.С. Кутузовым54. В мае 1515 г. упомянут как толмач на великокняжеской служáе «княж Васильев Ивановичев человек Олфер» (Панфер) (по предположению И.В. Зайцева – человек новгород49 Матасова Т.А. Миланский список московской грамоты 1493 г.: автограф грека из окруже ния Софьи Палеолог // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2020. № 2(80). С. 5–13; Матасова Т.А. Русские посланники в Венеции на руáеже XV–XVI столетий (по известиям Марино Сану то) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2013. № 2(52). С. 64–74; Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 49. 50 Поссевино А. Указ. соч. С. 28. 51 Йовий П. Книга о посольстве Василия, великого князя Московского, к папе Климен ту VII // Россия в первой половине XVI в.: взгляд из Европы. М., 1997. С. 258, 290–291; Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 200; Сáорник ИРИО. Т. 129. СПá., 1910. С. 185, 252, 259, 263; Савва В.И. Íесколько случаев изучения иностранных языков русскими людьми во второй половине XVI века // Сáорник Харьковского Историко-филологического оáщества в честь про фессора В.П. Бузескула. Харьков, 1913. С. 151–162. 52 Сáорник ИРИО. Т. 129. С. 377, 383, 473. 53 Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (да лее – ПДС). Т. I. СПá., 1851. Стá. 813–815, 832–833, 1211, 1215. 54 Сáорник ИРИО. Т. 41. С. 292–293.

северского и рыльского князя Василия Ивановича Шемячича55. В завещании кн. Ивана Васильевича Ромодановского (1521/22 г.) упомянуты его холопы Христофор áакшей Сенькин сын Долгомеров, дьяк Иван и толмач Кузьма56 . Возможно, на первых порах значительная часть подоáных служителей áыли холопами, получавшими по смерти господина своáоду. В 1564 г. упоминается некий толмач Карача, «что живет у Ивана Шереметева»57, принимавшего ак тивное участие в оáороне южной границы государства. Янс (Янсен) Гришка (Георг) Васильевич – толмач немецкого языка, из шведских военнопленных, некоторое время «пожил» у дьяка И.М. Висковатого, затем служил в толмачах у государя (1559). В 1566 г. его отпустили на родину, пять лет спустя он приáыл в Москву в статусе второго шведского гонца и толмача, áил челом о при нятии российского подданства и, судя по всему, áыл тайным информатором Посольского приказа58 . Íасколько московское правительство могло доверять подоáным специа листам? Природных русских среди них явное меньшинство. Служáа великокняжеских (царских) татар освящалась многолетней традицией, им, помимо посольских секретов, доверяли значительные материальные ценности. Они регулярно возили государевы поминки в Крым и Íогайскую Орду, а также дань из Сиáири. Поручали им и самостоятельные посольские миссии. Для áольшинства из них эта служáа áыла наследственной и щедро оплачивае мой. С западноевропейцами дело оáстояло сложнее. В ряде случаев русским дипломатам приходилось нанимать толмачей за границей59. Многие из тол мачей Посольского приказа, по-видимому, являлись военнопленными. Íа страницах посольских книг можно прочитать следующие фразы: «А у меня, холопа твоего, грамота áыла за пазухою, а не у толмача, потому что áлюлся от Íимки»60 . Следует упомянуть ещё одну осоáенность российской посольской служáы в период её становления. Íа руáеже XV–XVI вв. случалось, что оáязанности толмача и подьячего совпадали. Как подьячий и толмач в документах упо минается Истома Малый, знавший немецкий и латинский языки. В 1496 г. он ездил в Данию, где и выучил латынь61. По-видимому, таков же статус ездивших в Крым татарского толмача Бориса Тарханова (1488–1491) и его сына Íикиты (1498)62. Последний пример можно рассматривать как попыт ку намеренного введения контрагента в заáлуждение: должность подьячего не подразумевает оáязательного

56 Акты Российского государства. Архивы московских монастырей и соáоров XV – начала XVII вв. М., 1998. С. 125–126. 57 Посольские книги по связям России с Íогайской Ордой (1561–1566 гг.). С. 112. 58 Сáорник ИРИО. Т. 129. С. 196–199; Граля И. Иван Михайлов Висковатый. С. 463. 59

ПДС. Т. X. СПá., 1871. Стá. 334–335; Граля И. Иван Михайлов Висковатый. С. 469. 60 Сáорник ИРИО. Т. 129. С. 275. 61

ПДС. Т. I. Стá. 74, 118, 120, 122, 227, 249, 272–274, 287, 292–293, 315, 341, 382, 435, 448, 471; Герберштейн С. Указ. соч. С. 200. 62 Сáорник ИРИО. Т. 41. С. 120, 249.

ным языкам и устойчивого áытования термина «переводчик» по времени не синхронны. Постоянное расширение дипломатических контактов заставляло московские власти оперативно реагировать на запросы времени, и знатоков языков находили относительно áыстро. А вот термин «переводчик» стал упо треáляться не ранее 1570-х гг., до этого использовали понятие «толмач». Íо автоматически зачислять всех толмачей в переводчики не следует. Окончатель ное разделение специалистов по иностранным языкам на толмачей и пере водчиков произошло только после Смутного времени. Íаиáолее раннее их принципиальное разделение на две независимые группы служащих следует от нести к 28 нояáря 1601 г. В памяти с изложением указа царя Бориса Годунова относительно условий выхода и вывоза крестьян читаем: «И всех приказов подьячим, и Стрелецкого приказу сотником стрелецким, и головам казачьим, и Посольского приказу переводчиком и толмачем»63 . 63 Íародное движение в России в эпоху Смуты… № 5. С. 34.

1654–1664 гг.

отношениях середины XVII в. Олег Русаковский Diary of a translator of the Ambassadorial Chancery, 1654–1664. A new source on the history of international relations in the mid-17th century Oleg Rusakovskiy (HSE University, Moscow, Russia) DOI: 10.31857/S086956872205003X, EDN: KKIOZE

десятилетия ознаменовались ростом интереса специалистов по российской истории XVII в., как историков, так и филологов, к деятельности пе реводчиков Посольского приказа, сыгравших значительную роль в осуществле нии культурных контактов допетровской России с европейскими и азиатскими странами. Уточняются детали áиографий отдельных переводчиков и оáстоятельства создания конкретных переводов, анализируется роль переводчиков в ди пломатическом оáиходе, их социальное и имущественное положение1. Введены в научный оáорот и пуáликуются новые источники о деятельности служащих Посольского приказа, в том числе и выполненные в его стенах переводы2. Доку менты личного происхождения, вышедшие из-под пера переводчиков, однако, практически отсутствуют. В результате эти люди, в áольшинстве своём инозем цы, состоявшие на русской служáе и оáладавшие áольшим жизненным опытом и широким кругозором, парадоксальным оáразом оказались лишены соáственно го голоса. Их действительные суждения о соáственной деятельности и политике Русского государства приходится вычитывать между строк в строго формализо ванном языке приказной документации или восстанавливать на основе отзывов иностранных путешественников, зачастую пристрастных или некомпетентных. Уникальным как по оáъёму, так и по характеру приведённой информа ции представляется анонимный дневник одного из переводчиков Посольского приказа, сохранившийся

зрения исследователей3. В описи он оáозначен как «Дневник войны о войне русских © 2022 г. О.В. Русаковский Автор áлагодарен за помощь в раáоте над статьёй И.В. Герасимовой, А.Г. Гуськову, И.В. Дуáровскому, П.И. Прудовскому и О.С. Сапожниковой. 1 Лисейцев Д.В. Посольский приказ в эпоху Смуты. М., 2003; Беляков А.В. Служащие Посоль ского приказа. 1645–1682 гг. СПá., 2017; Переводчики и переводы в России конца XVI – начала XVIII столетий / Отв. ред. Д.В. Лисейцев, С.М. Шамин. М., 2019; Беляков А.В., Гуськов А.Г., Лисейцев Д.В., Шамин С.М. Переводчики Посольского приказа в XVII в. Персональный состав (предва рительные данные) // Переводчики и переводы в России… С. 187–208. 2 Вести-куранты. 1656, 1660–1662, 1664–1670 гг. Ч. 1–2 / Под ред. А.М. Молдована, И. Майер. М., 2008–2009; Вести-куранты. 1671–1672 гг. / Под ред. В.Б. Крысько, И. Майер. М., 2017; Шамин С.М. Куранты XVII столетия. Европейская пресса в России и возникновение русской перио дической печати. М.; СПá., 2007. 3 Материалы рукописи, относящиеся к истории Вильно, использовались: Герасимова И.В. Под властью русского царя. Социокультурная среда Вильны в середине XVII века. СПá., 2015.

поляков с 1654 по 1664 год» («Tagebuch des Krieges über den Krieg d. Russen und Polen v. Jahr 1654 bis 1664»), в то время как текст в самой рукописи имеет заголовок «Извлечение из рукописи пленённого русскими польского пере водчика, состоявшего затем на русской служáе, по имени Григорий Колерц кий» с латинской припиской «Деяния царя Алексея Михайловича с 1654 по 1664 год»4. Оáа названия в целом соответствуют содержанию текста. Открыва ется дневник сооáщением от 4 августа 1654 г.5 о разграáлении русскими войсками Орши и охватывает соáытия до конца 1664 г., причём áóльшую его часть составляют подневные записи. Автор дневника почти не сооáщает сведений о сеáе и ни разу не называет сеáя по имени, но приводит подроáную информацию о военных действиях в Великом княжестве Литовском, дипломатиче ских переговорах в Москве и на посольских съездах с польскими и шведскими послами, внутренней политике России и иных сюжетах. Степень детальности этих сооáщений делает дневник ценным историческим источником. В то же время с автором связано немало загадок, и некоторых из них я коснусь в на стоящей статье. Оáщий оáъём рукописи составляет 189 листов in folio. Íесомненно, это не автограф дневника, а его поздний список, конец которого, по всей видимости, утерян. Последняя фраза рукописи, относящаяся к соáытиям 1664 г., оáрыва ется на полуслове в конце листа: «Россия и Шведское королевство не пришли в этом году ни к чему определённому, остановившись на том, что великое посольство…»6. Бумага, использованная в рукописи, может áыть датирована периодом между 1710 и 1740 гг.7 Переплёт относится, видимо, к концу XVIII –началу XIX в. Схожие переплёты встречаются у некоторых других рукописных книг соáрания БАÍ. Первые надёжные сведения о дневнике связаны с именем Иоганна Геор га Лоттера (1699–1737)8. Уроженец Аугсáурга, оáучавшийся в Галле и окон чивший университет в Лейпциге, он получил известность как автор раáот по античной и средневековой истории и в 1734 г. принял должность профессо ра риторики и греческих и римских древностей при Петерáургской Академии наук. В апреле 1736 г. ему поручили составление жизнеописания царя Алексея Михайловича, которому предстояло стать предисловием к начатому в феврале 1735 г. переизданию Уложения 1649 г.9 В октяáре 1736 г. Лоттер представил Академии первый наáросок этого труда с дополнением в виде генеалогиче ских таáлиц, составленных Г.З. Байером. Уже в феврале 1737 г. стало, однако, 4 ÍИОР БАÍ, Соáрание иностранных рукописей, F 15 (далее – Tagebuch), л. 1: Extract aus einem Manuscripto eines von den Russen gefangenen polnischen Translateurs, so in russischen Diensten gestanden, nahmens Gregory Kolerczky. Res gestae Cz. Alexii Mich. ab Anno 1654 usque 1664. 5 Все даты в тексте дневника и в настоящей статье (за исключением специально оговорённых случаев) приведены по юлианскому календарю. 6 Tagebuch, л. 189 оá.: Zwischen Rußland und der Cron Schweden ward auch in diesem Jahr keine einige Gewißheit getroffen, sondern es blieb dabey, daß eine große Gesandschaft von…

7 В рукописи идентифицированы филиграни «Герá Амстердама» двух типов, áлизкие к при ведённым в альáоме: Дианова Т.В. Филиграни XVII–XVIII вв. «Герá города Амстердама». М., 1998. № 405, 406, 412.

8 Franck J. Lotter, Johann Georg // Allgemeine Deutsche Biographie. Bd. 19. Leipzig, 1884. S. 272; Veith F.A. Bibliotheca Augustana. Bd. 11. Augustae Vindelicae, 1795. P. 120–136; Пекарский П.П. Исто рия Императорской Академии наук в Петерáурге. Т. 1. СПá., 1870. С. 535–538; Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 6. СПá., 1890. С. 381–383.

9 Материалы для истории… Т. 6. С. 436–437; Пекарский П.П. Указ. соч. Т. 1. С. 536–537.

очевидно, что продолжать свой труд Лоттер не сможет из-за прогрессирующей áолезни, и Академия затреáовала его рукописи и раáочие материалы в своё распоряжение. Чуть áолее месяца спустя, 1 апреля 1737 г., Лоттер умер. Раáоту над жизнеописанием Алексея Михайловича взял на сеáя Байер, представив ший свою редакцию труда руководству Академии в нояáре 1737 г.10, но и он неожиданно скончался в феврале 1738 г. Сам текст жизнеописания сохранился на немецком языке в единственной переписанной начисто, вероятно, копиистом Академии, рукописи, находящей ся ныне, как и дневник, в соáрании БАÍ. Её пространное заглавие звучит как «Попытка описания жизни и деяний Алексея Михайловича, царя и великого князя всея Руси, и прочая, и прочая, и прочая, поскольку таковое может áыть составлено из наличествующих рукописных свидетельств и печатных книг»11 . Рукопись открывается кратким описанием царствования Михаила Фёдорови ча и хронологически охватывает всё правление его сына вплоть до кончины в 1676 г. Её оáъём составляет около 400 листов и намного превышает отрывок, представленный Лоттером Академии. Автор жизнеописания Алексея Михайловича, очевидно, не владел в достаточной степени русским языком и столкнулся с почти полным отсутствием доступных источников. Как свидетельствуют содержащиеся в тексте ссылки, Лоттер не пользовался не только русскими рукописями, но даже и печатны ми изданиями. Ему пришлось довольствоваться оáщими раáотами по европей ской военной и дипломатической истории и немногочисленными записками иностранцев. Единожды он ссылается на записки П. Гордона12 и трижды на не поддающийся идентификации дневник немецкого офицера, охватывающий соáытия 1667–1671 гг.13 Рукопись дневника переводчика оказалась для Лоттера поистине áесцен ной находкой. Описывая вступление царских армий в пределы Великого кня жества Литовского, он впервые дал сноску на «рукопись пленного поляка, который затем остался на русской служáе в качестве переводчика (Григория Колерцкого) и описал соáытия 1654–1664 гг., и которому мы, за недостат ком многих известий, áудем áольшей частью следовать, исключая те случаи, когда я оáращаюсь к польским писаниям»14. Это откровенное признание полностью оправдано: в дальнейшем Лоттер áолее 30 раз упомянул сочинение Колерцкого как основной и едва ли не единственный источник. Фактически же «Жизнеописание» превратилось в подроáный, иногда дословный пересказ дневника. Когда сведения Колерцкого вступали в противоречие с сооáщени ями

держаться от [чтения] напечатанных путевых заметок, которые совершенно пристрастны»16 . Дойдя до начала 1665 г., Лоттер с сожалением отметил: «До сей поры жур нал Колерцкого служил мне верную служáу. Здесь, однако, он кончается, и я не нахожу никаких известий, кроме тех, которые я могу почерпнуть из другого журнала одного немецкого офицера, начинающегося, однако, лишь с 1667 г. Поэтому я не могу ничего сказать в осоáенности оá Андрусовском мире и во оáще о 1665 и 1666 годах»17. Íесомненно, Лоттер пользовался доступным нам текстом дневника, который открывается описанием соáытий лета 1654 г. и оá рывается концом 1664 г. Можно предположить, что именно для нужд Лоттера сделали его единственный сохранившийся список. По всей вероятности, его в конце мая 1737 г. вместе с другими подготовительными материалами Лоттера передал в архив Академии Байер18 . Íеясно, однако, как именно протограф дневника оказался в распоряжении Академии. С некоторым основанием можно предположить две возможности. По словам Миллера, «на соáрании Академии 12 декаáря [1735 г.] áыло реше но, что копиист Юáеркампф должен в дни, своáодные от заседаний, ходить к господину áарону ф. Гюйссену и… делать выписки, служащие к российской истории, в осоáенности относящиеся к жизни царя Алексея Михайловича, что, однако же, áыло прекращено áез оáъяснения причин с 14 января 1736 г.»19 . Íеизвестно, áыл ли знаком с дневником Г. фон Гюйссен. В áолее ранних его сочинениях материал дневника не использовался; впрочем, экскурсы в цар ствование Алексея Михайловича в них кратки и не треáовали специального отáора источников20. П.П. Пекарский утверждал, ссылаясь на протокол заседа ния Академии от 17 января 1736 г., что материалы, выданные Лоттеру, проис ходили из соáрания Я. Брюса. Действительно, Брюс умер в апреле 1735 г., но опуáликованные описания его соáрания не содержат упоминаний о рукописи, чьё содержание могло áыть сходно с дневником21 . Дневник охватывает соáытия 11 первых лет русско-польской войны 1654–1667 гг. Записи за каждый год в нём состоят из двух разделов. В первом из них в хронологическом порядке помещены подневные заметки. Временные интервалы между отдельными записями могли áыть значительными, достигая, осоáенно в начале, нескольких месяцев. Разделы за каждый год завершаются довольно оáъёмными «дополнениями», где áез указания точных дат рассказы вается о важнейших соáытиях, произошедших в России и соседних государ ствах на протяжении всего года. Можно предположить, что дневниковая часть текста повествует о соáытиях, в которых автор мог принимать личное участие или о которых он знал из

как через

записи,

Там же, л. 297: Alles folgende aus des G. Kolerczky Journal, wogegen die gedruckte Reisebeschrei bung, die voller Partheylichkeit ist, gehalten worden kan.

Там же, л. 306.

Материалы для истории… Т. 6. С. 437.

Там же. С. 436.

Korzun S. Heinrich von Huyssen (1666–1739). Prinzenerzieher, Diplomat und Publizist in den Diensten Zar Peters I., des Großen. Wiesbaden, 2013. S. 169–190.

Биáлиотека Я.В. Брюса. Каталог / Сост. Е.А. Савельева. Л., 1989.

так и через «Дополнения», поддерживая смысловое и стилистическое единство текста. С течением времени дневник становится всё áолее подроáным: если записи за 1655 г. занимают 14 листов, то 1664 г. описан уже на 55 листах (почти треть всего сохранившегося текста). Первые записи дневника за 1654 г. лапидарны и касаются исключитель но действий русских войск в окрестностях Смоленска, включая неудачный штурм города 16 августа. Затем следуют несколько записей, относящихся к происшествиям в некоторых неназванных монастырях, по всей видимости, в Москве или её окрестностях. 11 марта 1655 г. впервые появляется заметка о царском выезде из Кремля22, но затем записи прерываются до сентяáря 1655 г. 1 сентяáря в дневнике следует первое упоминание о деятельности По сольского приказа, а именно о возвращении подьячего И. Поздышева и тол мача Ю. Бухгольца из посылки к герцогу Курляндскому23. Вероятно, этот момент маркирует начало служáы автора в этом ведомстве или, во всяком случае, его активного участия во внешнеполитической деятельности Русского государства. Следующая важная дата – 7 октяáря 1655 г., на которую приходится про странное описание церемониала встречи императорских послов Аллегретто де Аллегретти и Дитриха фон Лорáаха в Кремле в отсутствие царя24. В дальнейшем мы находим в дневнике подроáные сведения о визите в Москву императорских, польских, шведских, датских и английских послов. Фактическая информация автора о ходе переговоров, во всяком случае, в отношении датировок, а также имён иностранных и русских дипломатов, весьма точна, что позволяет предпо ложить его личное участие в этих соáытиях. Краткого упоминания в дневнике удостоились и приезды в Москву крымских и грузинских посланников, а также отправления русских послов и гонцов за руáеж и их возвращения в российскую столицу. В некоторых случаях автор отметил получение в Посольском приказе известий из соседних государств, поступавших в составе дипломатической пе реписки или иностранных газет. Дневник подроáно освещает посольские съезды на границах России, в ко торых, вероятно, принимал участие автор. Характерно, что на время этих по сылок из него практически пропадают сведения о соáытиях, происходивших в самой Москве. Всего описаны пять съездов с польско-литовскими послами (в Вильно в августе–октяáре 1656 г. и летом–осенью 1658 г., в Борисове и его окрестностях в течение весны–лета 1660 г., под Смоленском весной–осенью 1662 г. и летом 1664 г.) и один – со шведскими послами в Тонсдорфе и Пег кюлле в сентяáре–нояáре 1659 г. Как и в случае с приёмами послов в Крем ле, сооáщения дневника в áольшинстве

áря 1659 г., прошедших áез прочих послов, но, вероятно, в присутствии автора дневника26 . Интересны и частные детали посольского áыта и оценки автора, которые не могли áыть упомянуты в официальных дипломатических отчётах. В качестве примера приведу рассказ о смерти молодого кн. Ф.Í. Одоевского во время следования в Вильно 18 июля 1656 г. По уверению автора, князь заáолел ещё за несколько дней до того, но его отец, áоярин Í.И. Одоевский, возглавляв ший миссию, не желая ослушаться царского приказа и останавливаться в пути, велел посольству двигаться с áольшой скоростью до тех пор, пока у сына не началась агония. «Это áыло знаком великого послушания, которое этот народ оказывает своей власти… Господа посредники (императорские послы. – О.Р.) весьма дивились этому поступку, увещевая и прося отца щадить сына в его áо лезни и хотя áы один день не двигаться с места. Он же никак не позволял этого сделать, отвечая, что предпочитает потерять сына, хотя он и люáил его всем сердцем, нежели дурно выполнить приказ своего государя»27. Íа следующий день, 19 июля, «тело умершего áоярина князя Фёдора Íикитича Одоевского отправили в Москву с великими стенаниями старого господина отца, который в течении двух лет потерял трёх взрослых сыновей и остался теперь лишь с одним-единственным. Старик-отец сопровождал его пешим на протяжении четверти мили и весьма горько плакал»28 . Если дипломатические переговоры, вероятно, описаны автором дневника на правах очевидца, то информацию о военных действиях в Великом княжестве Литовском, составлявших ещё один предмет его постоянного интереса, он, по всей видимости, черпал из вторых рук, исключая те краткие периоды, когда сам мог находиться на театре военных действий – в 1654 г. и в момент пере говоров под Вильно в 1658 г. Тем не менее его сведения вполне точны. В ряде случаев, как, например, в рассказе о сдаче русским гарнизоном Виленского замка в нояáре 1661 г. и казни его последнего воеводы кн. Д.Е. Мышецкого, автор, вероятно, следовал польским источникам, оказавшимся в распоряжении Посольского приказа29 . Исключительно важной и, как кажется, личной для автора дневника темой остаются áедствия польского дворянства (и лишь отчасти простого люда) на занятых русскими территориях и в русском плену. Примечательно, что речь почти всюду идёт именно о «польском дворянстве» – литовская шляхта нигде специально не упоминается и, видимо, включается в число «поляков». Рус ские сравниваются с египтянами, поляки – с находящимися у них в раáстве евреями30. Автор с презрением отзывается о части шляхты, принявшей русское подданство: «Оставшиеся дворяне и часть рядовых солдат, которым в русских дипломах, написанных золотом, áыли оáещаны

нарушали оáязательства, данные при капитуляции польских городов и замков, лишали горожан и шляхту соáственности, продавали или раздавали мужчин, женщин, детей в раáство своим воинам. Эта политика помогла русским ком пенсировать потери соáственного населения от чумы. Автор приводит и цены на польских невольников в Москве в 1654–1655 гг.: 10 польских злотых или 4 рейхсталера за знатных мужчин; «женщин же, если они áыли хоть немного кра сивы, оценивали дороже, поскольку русский народ весьма склонен к похоти, продавали для поругания и разврата и оáращались с ними много хуже, чем со зверьми. Один, использовав их для своего удовольствия, продавал другому за меньшую цену, чтоáы выгадать на этом сущие гроши»32 . Автора интересовала и судьáа поляков и литовцев, сосланных или про данных в русские города и в Сиáирь. Дневник содержит оáщие упоминания о смерти многих из них во время вспышек чумы в Центральной России и в По волжье в 1650-х гг. Сведения о положении польских пленных и о планах их отпуска из России осоáенно подроáны в записях 1662–1663 гг., когда этот вопрос стал одним из центральных на переговорах в Смоленске, в которых, вероятно, участвовал и автор дневника. Вместе с тем упоминания о судьáе отдельных пленных достаточно редки. Выделяется в этом смысле история со счастливым концом, отмеченная автором во время преáывания на переговорах в Борисове в 1660 г.: «15 июня из Минска приáыл в Борисов с письмом от старосты Жемайтского дворянин Юзеф Ягужинский. Он выкупил за восемь десят руáлей свою невесту, девицу Полянскую, которую за несколько недель до того захватили войска генерала Хованского и продали одному дворянину из посольства, и 16 числа уехал с ней в Минск. Девица, áудучи знатной и очень красивой, весьма опасалась за свою честь из-за приставаний русских, которые чрезвычайно сладострастны и покупают пленных женщин только для áлуда. Íе видя иного спосоáа защитить сеáя, она доáровольно представлялась áезумной, вцеплялась каждому, кто к ней приáлижался, в волосы и áороду и сама сáра сывала одежду, хотя и с некоторым стыдом. Она áешено нападала на русских, изоáражая ярость, и не хотела принимать ни еды, ни питья, áросая им в лицо то, что они приносили. Между тем мы, иноземцы, áудучи хорошо осведомлены оá этом намерении, тайно подкармливали её на протяжении целых четырёх недель через хозяйку, у которой дворянин áыл на постое, и таким оáразом сохра нили ей жизнь до её освоáождения»33. Оáращает на сеáя внимание

не на счёт экстраординарных мер и отдельных злоупотреáлений, но, напротив, считал характерным следствием развращённости московитов, поскольку «сре ди этого народа, который столь прославляет свои христианские доáродетели и никого другого под солнцем не признаёт достойным христианского имени, нечего áыло и надеяться на сострадание и милосердие»35. Законы и религия русских, утверждает автор, не ограничивают их жестокости. Два монаха, один из которых изнасиловал женщину, а другой «находясь в церкви, содомитским оáразом замучил до смерти некоего мальчика»36, отделались лишь короткой ссылкой в провинциальные монастыри. Следует отметить, что подоáные эпи зоды и оценки, частые в начале дневника, становятся затем редкими, уступая место подроáному описанию дипломатических и военных перипетий. Ещё áо лее примечательно, что критика автором русских чиновников, военных коман диров, монахов и вельмож никогда не оáращается против государя. Сооáщения дневника о соáытиях внутренней жизни Русского государства отрывочны. Относительно подроáно описана эпидемия чумы 1654/55 гг., при чём автор определяет число её жертв в одной лишь Москве в «семьсот тысяч человек из числа áлагородных, не считая простого люда»37 – цифра, разумеет ся, совершенно фантастическая, но вполне отвечающая духу времени. В следу ющем году автор упоминает о чуме в Казани, Астрахани и Íижнем Íовгоро де38, а в 1657 г. – и в Речи Посполитой39. Описаны и московские пожары 1657, 1659 и 1661 гг.40, смотры войск и царские выезды41, восстание áашкир 1662 г.42 С 1655 г. постоянной темой стала порча монеты и введение медных денег, ви димо, затронувшие самого автора как приказного служащего. Вину за это он возлагает главным оáразом на управляющих монетным двором, а также кре стьян и купцов, продававших зерно и хлеá по завышенным ценам. Решающую роль в отмене медных денег в 1663 г. он приписывает иноземным офицерам: «15 июня, получив от совершенно отчаявшихся служащих, в осоáенности от немецких офицеров, множество совершенно жалоáных и заслуживающих раз мышления челоáитных, власти спешно, прежде чем кто-то это заметил, издали приказ о полном упразднении с этого часа медной монеты»43. Впрочем, и áы строе упразднение медных денег автор считает выгодным áогатым и гуáитель ным для простого люда. Кто же áыл автором дневника? Состав переводчиков и толмачей Посольского приказа, равно как и служащих иных приказов (например, Малороссийского или Аптекарского), привлекавшихся для письменного или устного перевода, хорошо известен, и человека по фамилии «Колерцкий» среди них

ший в Малороссийском приказе и умерший в 1678 г.44 Пекарский, основываясь на заметках Миллера, прямо именует дневник «рукописью Кольчицкого»45 . Существуют, однако, аргументы, заставляющие усомниться в авторстве Кол чицкого. Достоверно известно, что он выехал на царскую служáу ещё в 1651 г., и нет свидетельств о том, что когда-лиáо исполнял оáязанности переводчика или толмача с немецкого языка. Íет оснований полагать, что Колчицкий владел этим языком в достаточной степени, чтоáы осуществлять с него переводы и тем áолее вести на нём дневник. Он происходил из малороссийской православной шляхты и, вероятно, áыл православным по рождению, а автор дневника, даже если он формально и принял православие, религиозные оáычаи русских знал не очень хорошо. Íаконец, в дневнике мало внимания уделено положению в укра инских землях, хотя основные военные и политические соáытия там упомяну ты. Между тем от Колчицкого и в связи с его происхождением, и вследствие служáы в Малороссийском приказе естественно ожидать заинтересованности в малороссийских делах. Íапротив, ничто не оáъясняло áы исключительный интерес и сочувствие Колчицкого к польско-литовской шляхте. Íаконец, он не мог участвовать в некоторых из посольских съездов, подроáно описанных в дневнике. В 1662 и 1664 гг., например, он отправлялся в «запорожские посыл ки» и в малороссийские города46, в то время как автор дневника в то же время неотлучно присутствовал на многомесячных переговорах в Смоленске. Íикак не отражена в дневнике «литовская служáа» Колчицкого «в полку у áоярина у князя Юрья Алексеевича Долгоруково с товарыщи» в 1660 г.47 Представляется, что поиски автора дневника по действительным или мни мым созвучиям фамилии не оправданы. Единственная запись, атриáутирующая дневник Колерцкому, сделана на первом листе рукописи почерком, отличным от основного. Можно предполагать, что это помета одного из сотрудников Ака демии, возможно, Лоттера или Байера. В самом же тексте дневника имя «Гри горий Колерцкий» встречается единожды – при перечислении состава русского посольства, отправленного на переговоры в Вильно упомянуты «переводчики Кристоф Боуш и Григорий Колерцкий»48. Тождество Колерцкого и Колчиц кого здесь почти несомненно. Íо áыл ли этот человек автором дневника? Возможно, первые читатели текста сочли Колерцкого его создателем, поскольку это единственный переводчик с условно польской фамилией, упомянутый в тексте, а польская идентичность автора казалась им почти несомненной. Поиски осложняются тем, что автор дневника не говорит прямо оá оá стоятельствах соáственной служáы и не сооáщает

ну съела мёртвого мужа. Другая – что она с мужем и старшим сыном, которые, 44 Беляков А.В. Служащие Посольского приказа… С. 307; Беляков А.В., Гуськов А.Г., Лисейцев Д.В., Шамин С.М. Переводчики Посольского приказа… С. 196. 45 Пекарский П.П. Указ. соч. Т. 1. С. 537. 46 РГАДА, ф. 138, оп. 1, 1663 г., д. 1, л. 32; д. 2. 47 Там же, 1662 г., д. 10, л. 73. 48 Tagebuch, л. 23.

однако, в конце концов умерли от голода, зарезала двух младших детей и тем насытилась, но после того сама едва спаслась от мужа и старшего сына»49 . Второй фрагмент носит иной характер. Рассказав о приёме английско го посла графа Карлейля 6 февраля 1664 г. и о случившейся накануне не ловкости (послу из-за взаимного недопонимания с русскими придворными пришлось ночевать за городскими воротами), автор дневника заметил: «Это посольство принимали с такой роскошью, что я до того не видел, чтоáы в Мо скве кому-лиáо воздавали подоáную честь и уважение. Íесмотря на это посол сразу по приáытии отослал письмо, жалуясь на неуважение и оскорáление, причинённое ему, а с ним и его королю»50. Этот фрагмент, с одной стороны, примечателен неожиданным появлением местоимения «я», с другой – созда ёт серьёзную исследовательскую проáлему. Известно о сочинении, изданном сотрудником посольства Г. Мьежем, содержавшем жалоáы на недолжное, по мнению англичан, оáхождение с послом. Его составление санкционировал сам граф Карлейль в конце 1663 г. (ещё до приáытия посольства в Москву), но пе чатное издание вышло лишь шесть лет спустя51. Едва ли автор дневника имел в виду его. Скорее, речь может идти о рукописных сооáщениях, отосланных Карлейлем или членами его посольства в Англию и, возможно, перлюстриро ванных русскими властями. Даже и в этом случае, однако, данный фрагмент остаётся важным и, возможно, единственным очевидным свидетельством того, что автор (или последующие переписчики) вносили изменения в подённые записи уже какое-то время спустя после зафиксированных в них соáытий. Íесмотря на почти полное отсутствие в дневнике высказываний от первого лица, содержащиеся в нём косвенные данные позволяют сделать выводы оá идентичности его автора. С одной стороны, он не питал симпатий к русским и сочувствовал в áольшинстве случаев полякам, оказавшимся на занятой рус скими войсками территории или в московском плену. С другой – местоимения «мы» и «наши» употреáляются в дневнике исключительно в отношении рус ских послов и никогда – поляков. Автор во всех ситуациях сохраняет лояль ность русскому царю и нигде не именует Яна Казимира своим королём, а Речь Посполитую своей родиной. Автор дневника, очевидно, не считал сеáя православным и, по крайней мере, в одном случае, отметил странность русских религиозных оáрядов: «9 мая (1659 г. – О.Р.) мирно и кротко упокоилась в Бозе царевна Анна Алексеев на, áывшая на четвёртом году своей жизни. Её предали земле в тот же день, поскольку в этой стране не сохраняют тела на протяжении долгого времени, в Вознесенском монастыре,

там различных конфессий и католикам кажется ровным. Говоря о переходе князя Януша Радзивилла на сторону шведов в 1655 г., автор дневника упомина ет, что некоторые приписывали этот «оáман» влиянию протестантов в окруже нии князя, но поступок Радзивилла не осуждает – видимо, сговор со шведами представлялся ему предпочтительнее перехода на сторону русских54. Аргумен том в пользу протестантского вероисповедания автора может служить отсут ствие григорианских датировок в дневнике, хотя приверженность юлианскому стилю можно оáъяснить и привычкой, приоáретённой на русской служáе. Íемецкий язык, на котором написан дневник, áыл для автора родным. Его стилистика и многие употреáляемые оáороты кажутся типичными для немецких текстов середины XVII в. Ярко выраженных диалектных осоáенностей в дневнике немного, и неясно, в какой степени они (или их отсутствие) могут áыть отнесены на счёт позднейших переписчиков. Вероятно знакомство автора с латынью и, возможно, французским. Во всяком случае, можно констатиро вать частое и уверенное употреáление лексики, заимствованной в немецкий из этих языков. Очевидно, автор хорошо знал и польский язык – запись польских и западнорусских имён и названий в дневнике следует за относительно норма тивным польским написанием, при том, что диакритические знаки полностью утеряны. Русский язык автор дневника, áезусловно, также знал хорошо – его транслитерации русских имён в целом продуманны и последовательны и ос новываются на передаче русских фонем через польские или немецкие сочета ния áукв. Груáые ошиáки в употреáлении русских имён, названий и терминов встречаются редко (например, постоянно фигурирует написание «Almar» в име ни думного дьяка Алмаза Иванова). Автор своáодно оперирует русской терми нологией, к месту употреáляя как русские названия должностей («podiaczey», «diak», «woijewoda»), так и их переводы. Таким оáразом, его языковые компе тенции соответствуют знаниям, ожидаемым от переводчика Посольского при каза, уверенно владевшего русским языком и спосоáного переводить с немец кого, польского и латыни. Среди переводчиков Посольского приказа 1650–1660-х гг., владевших эти ми языками, имеется, если сопоставить данные оá их служáе со сведениями о посольских посылках в интересующем нас тексте, очевидный кандидат на авторство дневника. Это Василий Боуш – один из двух (вместе с Колчицким) переводчиков, упомянутых в дневнике при описании посольской посылки под Вильно в 1656 г. Согласно áольшинству сохранившихся источников, Боуш (его немецкое имя Кристоф встречается только в дневнике) происходил из Курлян дии55. Сведения

Василий. Он áыл женат, но неизвестно, являлась ли его жена Ульяна русской или попала в плен 54 Там же, л. 17 оá. 55 Беляков А.В. Служащие Посольского приказа… С. 287; Беляков А.В., Гуськов А.Г., Лисейцев Д.В., Шамин С.М. Переводчики Посольского приказа… C. 191. 56 РГАДА, ф. 138, оп. 1, 1673 г., д. 5, л. 36. 57 Там же, 1655 г., д. 1, л. 140–141, 167; 1673 г., д. 5, л. 36.

перешла в новую веру вместе с ним. В челоáитной Ульяны, поданной в По сольском приказе через два с половиной года после смерти мужа, упомянут их сын Григорий, а в деле по челоáитной – и иные дети58 . Боуш числился в приказе переводчиком с немецкого, латинского и польского языков59 – наáор, полностью подходящий для автора дневника: немецким он, оче видно, владел на уровне родного, польский и латынь также знал весьма хорошо. Его переводческая карьера протекала успешно, он регулярно получал приáавки к жалованью, а в 1657 г. стал владельцем двора в Китай-городе. Íаáор его посоль ских посылок идеально подходит для автора дневника. Боуш находился под Виль но в 1656 г.60 Столь же надёжны совпадения сведений дневника с документами Посольского приказа относительно преáывания Боуша в иных посылках. Осенью 1658 г., в полном соответствии с дневником, отмечено его участие в польском посольском съезде. В 1659 г. Боуш áыл единственным переводчиком Посольского приказа на русско-шведских переговорах, хотя к переводу некоторых докумен тов привлекались и иностранные купцы, и офицеры61. Вероятно, знаком доверия Боушу стала его посылка в одиночку в шведский лагерь 29 сентяáря 1659 г. для решения вопросов оá организации посольского съезда62. Осенью 1662 г. он вместе с несколькими подьячими жаловался в челоáитной на «скудость» и дороговизну на переговорах в Смоленске, описанных в дневнике. В 1664 г. Боуш, как и автор дневника, принимал участие в съезде с представителями Речи Посполитой63 . Успешная карьера Боуша в Посольском приказе продолжилась и после 1664 г., на котором оáрывается дневник. В конце 1667 г. он отправился в само стоятельную посылку гонцом за руáеж к курфюрсту Бранденáурга и на оáрат ном пути 8 января 1668 г. умер в столице Курляндии Митаве64. В посмертной описи его имущества упоминается некий «замкнутой мешечик, в котором того господина посланниковы книги»65. Можно лишь гадать, мог ли находиться сре ди этих книг и автограф дневника. Сравним данные дневника со свидетельствами иностранных диплома тов, имевших дело c Боушем во время их преáывания в России. В записи от 10 июля 1656 г. автор дневника сооáщает, что «царь тайно, в присутствии лишь четырёх áояр или государственных советников, принял господ императорских послов, которые вернулись в Полоцк после встречи гонца с письмом императора, приказывавшим им отправляться на съезд в Вильно»66. Участник посоль ства – дуáровницкий дворянин Ф. Гундулич в своих записках оá этом пишет: «20-го июля (по григорианскому календарю. – О.Р.), в четверг, мы имели ау 58 Там же, 1668 г., д. 8. 59 В 1656 г. Боуш сооáщал о сеáе в челоáитной: «Раáотаю я, холоп твой, всякие твои госуда ревы немецкие, цесарские и польские, частию и латинские дела в Посолском приказе неотступно» (Там же, 1655 г., д. 1, л. 166). 60 Там же, 1657 г., д. 6; 1655 г., д. 1, л. 196. 61 Там же, 1662 г., д. 10, л. 70; ф. 96, оп. 1, кн. 48, л. 6 оá., 17, 36, 45. 62 Там же, ф. 96, оп. 1, кн. 48, л. 81 оá.–82. В дневнике эти переговоры датированы 28 сентя áря: Tagebuch, л. 66 оá. 63 РГАДА, ф. 138, оп. 1, 1662 г., д. 11; д. 10, л. 140; 1663 г., д. 1, л. 31. 64 Документы посольства Боуша опуáликованы: Россия и Пруссия в середине XVII века. Т. 1. Посольская книга по связям России с Бранденáургско-Прусским государством. 1649–1671 гг. / Сост. П.И. Прудовский. М., 2013. С. 216–327, 430–446. См. также: Флоря Б.Н. Внешнеполитиче ская программа А.Л. Ордина-Íащокина и попытки её осуществления. М., 2013. С. 205–207. 65 Россия и Пруссия в середине XVII века. Т. 1. С. 435, 438. 66 Tagebuch, л. 22 оá.

диенцию у царя… Íаша аудиенция происходила в доме иезуитов, в котором царь остановился. Мы застали царя на троне и с ним его тайных советников… Царь выразил г. Алегретичу своё сожаление, что император не хочет признать полного его титула… Íа всё это Алегретич отвечал, как подоáало. Мне же царь приказал перевести в точности этот разговор Лорáаху, который не понимал по-славянски, а переводчик, какой-то новокрещёный курляндец, áыл неáоль шой знаток нашего языка»67. Почти несомненно, что речь в данном случае идёт о Боуше. Утверждение Гундулича о плохом знании курляндцем немецкого языка оставим на совести мемуариста: немецкий – не родной для него язык, и знаком он áыл с южнонемецкими диалектами, неизвестными Боушу68 . Упомянут Боуш и в дневнике датского посольства Г. Ольделанда, принад лежащем перу А. Роде. Тот свидетельствует, что оáязанности толмача при них исполнял «пленный и перекрещённый лифляндец Василий Багус» (это един ственное известие о Боуше, отрицающее его курляндское происхождение)69. Рас сказывая оá аудиенции 25 марта 1659 г., Роде отмечает: «Сегодня имел до нас аудиенцию áранденáургский посланник Пётр Гофман, и так как толмач Василий Багус, который присутствовал при этой аудиенции, исполнял свои оáязанности и на нашей аудиенции, то он раза два ошиáся, когда произносил имя нашего всемилостивейшего короля, назвав его Фридрихом Вильгельмом вместо Фридри ха». В дневнике содержится краткое упоминание оá оáеих аудиенциях 25 марта 1659 г. Íа следующий день, 26 марта, состоялись переговоры датских послов с áоярами и тайная аудиенция у царя; оáа соáытия кратко описаны в дневнике и подтверждаются записками Роде, причём «Багус» упомянут несколько раз70 . Упоминает Боуша (под именем Bauscius) и А. Мейерáерг. По его словам, Боуш – один из двух переводчиков, присутствовавших при его первой аудиен ции в Кремле 20 мая 1661 г. Дневник содержит запись оá этом приёме, причём отмечает конфликт, проигнорированный Мейерáергом: «Íекоторые разногла сия начали возникать только из-за титула и того, что в грамоте Его Импера торского Величества Его Царское Величество именовался только “Вельмож ным” и “Вельможнейшим”, послы же именовали его не “Царское Величество”, а “Царское Вельможество”»71. Мейерáерг же рассказывает о зачитывании и пе реводе титулов, умалчивая о разногласиях. Итак, совокупность данных дневника, русской приказной документации и свидетельств иноземцев уáедительно свидетельствует в пользу авторства В. Боуша. Сравнение показаний дневника с данными иных источников служит доказательством высокой

1659 г., составленное посольским секретарём А. Роде // Голос минувшего. 1916. № 7–8. С. 364. 70 Там же. С. 366–368; Tagebuch, л. 64. 71 Путешествие в Московию áарона Августина Майерáерга. М., 1874. С. 72; Tagebuch, л. 91–91 оá.

Ещё раз о роли митрополита Филадельфийского Мелетия Типальда в пропаганде католичества среди русских в Италии в конце XVII в. Алексей Ястребов Once again about the role of Metropolitan Meletius Tipald of Philadelphia in the promotion of Catholicism among Russians in Italy in the late 17th century Alexey Yastrebov (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow) DOI: 10.31857/S0869568722050041, EDN: KKUHVE Попытки оáращения русских в католичество в конце XVII в., отчасти успеш ные, хорошо известны и описаны в раáотах А.В. Флоровского, Е.В. Шмурло и других историков. Однако исследователи упускают из вида фигуру, которая, по моему мнению, áыла важной для дела католической проповеди среди рус ских в Венеции. Ведь именно столица морской респуáлики стала местом пре áывания и пунктом сáора русских католиков, которые по разным причинам посетили её и имели оáщение с митрополитом Мелетием Типальдом – право славным епископом Венеции и одновременно скрытым греко-католиком. Действительно, срединное положение Венеции между Востоком и Западом делало её не просто перекрестием морских и сухопутных путей, но и местом встречи идей и религий. Здесь московские путешественники чувствовали сеáя значительно комфортнее, чем в папском Риме, очаровывавшем их своим ве личием, но вместе с тем áывшем для них во многом чуждым в культурном отношении. Соглашусь с Флоровским, что католицизм привлекал москвичей своей универсальностью, но как сочетать её с национальными осоáенностями русских, прочно укоренёнными в традиции?1 Представляется, что именно ве нецианская атмосфера с её итало-греческой реальностью, сумевшей воáрать в сеáя различия менталитетов и вер, своеоáразие

оáщества оáращались на Запад, чему спосоáствовал и вновь открывшийся ка нал связи, проторенный Великим посольством. И хотя спустя некоторое время áольшинство из новооáращённых исчезли из поля зрения историков или ни как не проявили своих áылых латинских симпатий, определённая тенденция сохранялась3 . Флоровский выделяет четыре группы русских, в разной степени подверг шихся католическому влиянию на руáеже XVII–XVIII вв., из которых в дан ной пуáликации áудут рассмотрены три: 1) выпускники западных католиче ских школ, такие как Григорий Скиáинский и Гедеон Одорский4; 2) москвичи, встретившиеся с Западом во время поездок за границу по указу Петра или ранее и высказавшие симпатии к папству, а также принявшие католиче ство: А.А. Курáатов, Б.П. Шереметев, áратья В.М. и Г.Ф. Долгоруковы, С.И. и А.И. Милославские, П.А. Голицын, Б.И. Куракин (доáавим сюда также пер вого русского доктора медицины П. Постникова)5; 3) те, кто оáратился в ла тинство под влиянием иезуитов в Москве ранее отъезда стольников на оáучение морскому делу в Европу: диакон Пётр Артемьев, иеродиакон Палладий (Рогов ский) и А.Ю. Ладыженский (скорее его следовало áы отнести к следующей группе)6. Четвёртая группа, по Флоровскому, включала в сеáя представителей

3 Козлов-Струтинский С., Парфентьев П. История Католической Церкви в России. СПá., 2014. С. 221–310. 4 Флоровский А.В. Из истории русских «встреч с западом» на переломе XVII и XVIII веков //

The religious world of russian culture. Russia and Orthodoxy: volume II. Essays in Honor of Georges Florovsky. P., 1975. P. 225–226; Флоровский А.В. Г.А. Скиáинский и его сочинения (Глава из исто рии католической агрессии в России и русского католичества в эпоху Петра Великого) // Slavia (Praha). 1953. R. XXIII. Seš. 2–3. S. 369–412; Никольский М. Григорий Скиáинский. Очерк из исто рии духовного просвещения в конце XVII в. // Православное оáозрение. 1862. № 11. С. 167–178; Голубев С.Т. Гедеон Одорский, áывший ректор Киевской духовной академии в начале XVIII в. // Труды Киевской духовной академии. 1900. № 10. С. 147–190; № 12. С. 567–628. 5 Архив Российской академии наук (далее – АРАÍ), ф. 1609, оп. 1, д. 70, л. 33; Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII века. СПá., 1904. С. 263–264, 366; Шмурло Е.Ф. Поездка Б.П. Шереметева в Рим и на остров Мальту // Сáорник Русского науч ного института в Праге. Прага, 1929. С. 11–39; Шмурло Е.Ф. Сáорник документов, относящихся к истории царствования императора Петра Великого. Ч. 1. Юрьев, 1903. С. 359–362, 685–686; Флоровский А.В. Московские навигаторы… S. 197; Theiner A. Monuments historiques relatifs aux règnes d’Alexis Michaélowitch, Fédor III et Pierre Le Grand czars de Russie: Extraits des archives du Vatican et de Naples. Rome, 1859. P. 415; Pierling P. La Russie et le Saint-Siège. Vol. IV. P., 1907. P. 233, 226; Archivio storico di congregazione Propaganda fide. Acta Sanctae Congregationis. Vol. 80. 1710. f. 24 r.; Mazon A. L’abbé Gabriel Girard, grammairien et russisant // Revue des études slaves. T. 35. Fasc. 1–4 (1958). P. 17, 19; Гузевич Д., Гузевич И. Первое европейское путешествие царя Петра. Аналитическая áиáлиография. СПá., 2008. С. 774. 6 Надеждин Н.И. Палладий Роговский, первый русский доктор // Сын Отечества. Т. 4. СПá., 1840. С. 598–621; Никольский М. Русские выходцы из заграничных школ в XVII столетии // Пра вославное оáозрение. 1863. Кн. 10. С. 162–172, 246–270; Верюжский В.М., прот. Афанасий, архи епископ Холмогорский. Его

СПá., 1908. С. 518–523; Pierling P. Op. cit. P. 227; Шмурло Е.Ф. Русские католики конца XVII в. по данным архивов Пропаганды и Коллегии св. Афанасия // Записки Русского научного института в Белграде. Белград, 1933; Флоровский А.В. Первый иезуит из московских дворян // Аста Аcademiae Velehradensis, XIX (Olomouc, 1948). P. 249–256; Панич Т.В. Евфимий Чудовский и Пётр Артемьев: спор двух культур // Сиáирский филологический журнал. 2004. № 3–4. С. 4–9; Андреев А.Н. Рус ский иезуит А.Ю. Ладыженский: неисследованная страница в истории русского католицизма XVIII столетия // Отечественная история. 2008. № 3. С. 143–154; Ястребов А.О. Венецианский след в жизненном пути игумена Палладия Роговского // Вестник ПСТГУ. Сер. I. Богословие. № 4(54). М., 2014. С. 9–28; Панич Т.В. Документальные тексты в составе сáорника рукописных материалов,

смоленской шляхты, после перехода города под власть Москвы в 1654 г. не по желавших оставить латинства7. Можно выделить ещё одну группу – невозвра щенцев: М.Ф. Волкова, А.П. Прозоровского и А.Ю. Ладыженского, ставших предтечами череды русских католиков, переáравшихся на Запад позднее8 . Многие из тех, кто принял католичество или áыл замечен в симпатиях к нему в Италии в 1697–1698 гг., áыли связаны с митрополитом Филадель фийским Мелетием Типальдом (на кафедре в 1685–1713 гг.), иерархом Кон стантинопольского патриархата с резиденцией в Венеции. Он играл не послед нюю роль в пропаганде латинства среди русских стольников и в координации действий уже оáращённых, поэтому нас заинтересуют лишь вторая и третья группы, однако, как увидим далее, персонажи из остальных групп, выделен ных Флоровским, áыли, в свою очередь, так или иначе связаны с русскими «венецианцами». Материалы о митрополите Мелетии опуáликованы в различных сáорниках и монографиях, однако до сих пор нет отдельного посвящённого ему исследо вания9. Воспитанник греческого коллегиума Флангини, выпускник Падуанско го университета, священник, а затем епископ – предстоятель православной оá щины Венеции, митрополит Мелетий вначале тайно, а потом всё áолее гласно симпатизировал католической церкви. Íа руáеже столетий он пуáлично заявил о переходе в католичество, а в 1708–1709 гг. взял под контроль греческую цер ковь святого Георгия и её клириков. В рассматриваемый период (1697–1698) Типальд только готовился оáъявить о своём переходе в унию, фактически состоявшемся намного раньше10 . Эта игра греческого иерарха, стремившегося скрыть свои подлинные симпа тии, долгое время позволяла ему оставаться вне подозрений. Даже формальное отлучение, наложенное Константинопольским патриархом, последовало лишь за год до его смерти, в 1712 г., когда уже состоялись его открытый переход в католичество и поддержанный властями захват храма Св. Георгия. Многое указывает на то, что некоторые русские, проживавшие или áывавшие в 1680–1690-х гг. в Венеции, понимали и даже разделяли подлинные уáеждения гре ческого архиерея11 . связанных с делами Петра Артемьева и Григория Скиáинского // Сиáирский филологический журнал. 2015. № 1. С. 12–20; Рамазанова Д.Н. Палладий Роговский // Большая Российская энци клопедия. Т. 25. М., 2016. С. 159. 7 Флоровский А.В. Из истории русских «встреч с западом»… P. 227; SK. Л. 107–147; Андреев А.Н. Дело «О переходах в католичество и незаконных áраках смоленской шляхты» (1728–1729) // Культура и искусство в памятниках и исследованиях. Сáорник научных трудов. Челяáинск, 2007. С. 260–266. 8 АРАÍ, ф. 1609, оп. 1, д. 70, л. 37 оá.–38; SK. Л. 105–106; Флоровский А.В. Из истории русских «встреч с западом»… P. 228–233; Флоровский А.В. Московские навигаторы… S. 199; КозловСтрутинский

αποικία εν Βενετία. Βενετία, 1893. Σ. 80–89; Τσιτσέλης Η Κεφαλληνιακά Σύμμικτα. T. 1. Αθήνα, 1904. Σ. 756–769; Legrand E. Bibliographie hellénique du dix-septième siècle. T. 5. P., 1903. P. 28–433; Καραθανάσης Α. Φλαγγίνειος Σχολή της Βενετίας. Θεσσαλονίκη, 1975. Σ. 96–100. 10 Ястребов А.О. Ходатайство Петра I за православных Венеции как часть российской внеш ней политики // Вестник ПСТГУ. Сер. II. История. История Русской Православной Церкви. 2016. № 1(68). С. 123–140.

11 Ястребов А.О. Ходатайство Петра I… С. 137–138; Ястребов А.О. Íовые сведения о деятель ности митрополита Мелетия Типальда на руáеже XVII–XVIII веков // «Восстанет цесарь в опу стевшей земле»: люди, время и пространство русской истории. К 70-летию профессора Í.С. Бо

Первым из москвичей, кто познакомился с митрополитом Мелетием и áез ошиáочно принял его как своего, áыл ученик московской школы áратьев Лиху дов Пётр Артемьев, находившийся в 1688 г. вместе со своим учителем Иоанни кием в Венеции и принявший там католичество12. Íе соглашусь с высказанным в историографии мнением, что Артемьев прожил в Венеции до конца срока преáывания там Иоанникия, т.е. до 1691 г.13 Он приáыл в Венецию весной 1688 г. и уехал, возможно, с сыновьями учителя Анастасом и Íиколаем в Мо скву в конце сентяáря 1688 г., т.е. провёл там не áолее пяти месяцев. Во всяком случае, письмо, написанное Петром Артемьевым из Москвы Палладию (Рогов скому) в Рим, датируется 3 октяáря 1689 г. Причём ещё до отъезда о. Палладия (вероятно, летом 1689 г.) они виделись в Москве. Íезадолго до возвращения в Москву (возможно, и ранее) он дважды (14 и 17 сентяáря) поáывал в грече ской церкви Св. Георгия, о чём Лихуд сооáщил в письме кн. В.В. Голицыну14 . Иоанникий не мог не знать о католических взглядах Типальда, поскольку, по всей вероятности, неплохо знал земляка-кефалонийца со времени учёáы в Па дуе. Сам старший Лихуд тоже áыл не чужд латинских симпатий, встречался с католическими священниками в Москве (о чём сооáщил Артемьев в ходе суда над ним в 1698 г.). Понятно, почему учитель не ограничивал оáщение Петра с католиками, в первую очередь с иезуитами, среди которых тот нашёл сеáе духовника, по-видимому, говорившего по-русски15. Артемьев хорошо знал закулису Мелетиева «театра», потому что в 1698 г., когда митрополит ещё не выступил открыто с исповеданием католичества, и часть русских стольников воспринимали его ещё как православного, ясно показал, что знал о его уáежде ниях ещё в 1688 г. Одним из пунктов оáвинения против диакона стало его утверждение, что греческий митрополит в Венеции «послушание свое относит ко двома святейшим отцем – римскому и константинопольскому». Артемьев не мог áы этого знать, если áы не находился в доверительных отношениях с ми трополитом Мелетием16 . Следующим москвичом, поáывавшим в тех краях, оказался П.В. Постников, который приáыл в Падую для учёáы в университете в 1692 г. Показательно, что московский студент поселился в доме священника Í. Комнина-Пападополи, профессора университета, уáеждённого греко-католика17. Постников приехал в Падую с И. Пеларино, медиком, недолго прослужившим в России, и имел рисова. Сáорник научных статей. Сер. Труды исторического факультета МГУ. Т. 185. СПá., 2020. С. 296–306. 12 Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными, со áрание документов по истории внешней политики Русского государства XV–XVII вв. Т. X. СПá., 1871. Стá. 1312, 1319. 13 Сменцовский М.Н. Братья Лихуды. СПá., 1899. С. 315; Панич Т.В. Евфимий Чудовский… С. 5; Панич Т.В. Путешествия за оáразованием в Европу во второй половине XVII века (на мате риале сáорника рукописных текстов,

аспекты. Сáорник научных раáот. Íовосиáирск, 2013. С. 8–26. 14 Памятники дипломатических сношений… Т. Х. Стá. 1336–1337; Шмурло Е.Ф. Русские ка толики… С. 10, 17, 27. 15 ГИМ, Син. № 393, л. 54, 55 оá., 57–57 оá. В.М. Верюжский вслед за А. Бороздиным и Е.Ф. Шмурло полагал, что Артемьев именно в Италии присоединился к католической церкви (Бороздин А. Русские католики в Москве в конце 17 столетия // Исторический вестник. 1886. Т. 25. С. 595; Шмурло Е.Ф. Русские католики… С. 17; Верюжский В.М., прот. Указ. соч. С. 518. 16 ГИМ, Син. № 393, л. 40 оá. 17 Шмурло Е.Ф. П.В. Постников: Íесколько данных для его áиографии. Юрьев, 1894. С. 79, 80.

при сеáе рекомендательное письмо, написанное, вероятно, Лихудами18. Он проáыл в Падуе до 1695 г. и неоднократно посещал церковь Св. Георгия, где настоятельствовал Мелетий. Последний áыл áлизким другом Пападополи, между ними велась интенсивная переписка. Хотя у нас нет документальных данных о личном знакомстве Постникова с Типальдом, можно с уверенностью утверждать, что русский студент вращался в «кругу Мелетия». То, что Пётр по окончании курса прекрасно владел не только итальянским и другими европей скими, но и греческим языком, служит тому ещё одним подтверждением19 . Поездку Бориса Петровича Шереметева в Италию и на Мальту подроá но разоáрали Е.Ф. Шмурло и А.В. Флоровский20. Известно, что áоярин тепло относился к католической церкви, дважды áыл на аудиенции у папы Инно кентия XII, вращался в оáществе католических клириков (причём в Риме –преимущественно иезуитов), почитал католические святыни (например, áлаго говейно оáлоáызал хартию решений Ферраро-Флорентийского соáора и даже попросил сделать сеáе её список, пооáещав носить его на груди). Его мажордом (маршалок) А.А. Курáатов принял латинство в Риме и в своих письмах папе оáещал радеть о насаждении в России католической веры21 . Интересен эпизод с посещением Шереметевым и его свитой Венеции, за трагиваемый историками лишь вскользь. Он поáывал там дважды: в феврале и июле–августе 1698 г., когда надеялся увидеться в городе с царём Петром, намеревавшимся туда приехать22. Оá оáщении русского вельможи с митропо литом Мелетием мы знаем из «Записки путешествия гр. Б.П. Шереметева». Íа следующий день после официального приезда (до него áыло неофициальное посещение, «чтоáы видеть в Венецеи карнавал, соáрание всяких игр») «ездил áолярин к оáедне в церковь святаго великомученика Георгия и áыл у áла гословения у Преосвещенного митрополита, который живет в Венеции для áлагочестивых греков, и под час оáедни Преосвещенный áлагословил áоляри на оáразом святаго Георгия и свещею». 17 февраля митрополит сам приехал в гости к Шереметеву, у которого в тот день в гостях также áыли П.А. Голи цын и В.М. Долгоруков, кроме не упомянутых, но наверняка также присут ствовавших áратьев áоярина – Михаила Борисовича и Владимира Петровича Шереметевых. Íа этой встрече, продолжавшейся три часа, Мелетий «говорил с áоярином много», поздравлял с поáедами над татарами и сооáщал, что он молится и áудет молиться за государя и его поáеды над неприятелями. Кроме того, митрополит «с великим заклинанием являл сеáя словами своими во áла гочестии áыти тверда и ни мало к западному костелу несклонна, а говорил те слова для того, что слышал он от некоторых мнение о сеáе, áудто он оáещался Папе иметь с ним единство, и в том многократно сеáя

Е.Ф. К истории сношений Московских государей с римскими папами: Целование папской туфли // Сáорник статей, посвя щённых Василию Осиповичу Ключевскому. М., 1909. С. 57–75. 21 Pierling P. Op. cit. P. 132, 134–135, 413–417; Шмурло Е.Ф. Сáорник документов… С. 359–362. 22 Брикнер А.Г. Русские дипломаты-туристы в Италии в XVII столетии // Русский вестник. Т. 128. 1877. № 3. С. 40; Андросов С.О. Пётр I в Венеции // Вопросы истории. 1995. № 3. С. 129–135. 23 Блудилина Н.Д. Записка путешествия графа Бориса Петровича Шереметева в Европейские государства: 1697–1699. Оáщая характеристика // Россия и Запад: горизонты взаимопонимания.

Íа основании того, что известно из архивного материала и опуáликован ных статей Шмурло и Флоровского (делающего однозначный вывод о том, что Шереметев не только симпатизировал Римской церкви, но áыл áлизок к принятию католичества)24, приходится скорректировать высказанное ранее предположение, что Мелетий выдавал сеáя за православного, а Шереметев áудто áы не догадывался, что тот на самом деле скрытый католик25. Видимо, никакого «спектакля» просто не áыло, и соáравшиеся вполне понимали друг друга. Все эти лица – Типальд, Шереметев и его áратья, Долгоруков, Голицын, Курáатов – áыли вполне сознательны в симпатиях к латинству, а составил текст «Записки», возможно, тот же Курáатов, через два месяца присоединившийся к католической церкви26. По этой причине самозащита митрополита выглядит логичной в свете скорой неоáходимости для Римской курии «легали зовать» в Москве Палладия (Роговского), «воссоединять» которого с правосла вием в июле 1698 г. áудет в Венеции не кто иной как сам Мелетий. Если всё так, то получается, что долгий разговор грека с русскими включал в сеáя не только здравицы в честь государя и взаимные комплименты, но и иные темы. Ведь ожидался приезд самого царя, и Типальду отводилось важное место в его приёме27 . Упомянутые в «Записке» В.М. Долгоруков и П.А. Голицын могут считаться вполне лояльными к латинской церкви вооáще, и даже к делу католической миссии. Первый находился в Венеции с двоюродным áратом Григорием Фё доровичем и его сыном Алексеем Григорьевичем. Как и другие стольники, Долгоруковы совершили паломничество в Рим, где áыли на аудиенции у папы. Там они подали прошение о зачислении юноши в католическое учеáное заве дение28. Алексея приняли в венецианскую семинарию под личным контролем апостолического нунция в Венеции Кузано29. В сооáщении из Рима упомина ется о посещении Вечного города четырьмя московитами (а не тремя), поэ тому можно думать, что их предприятие с зачислением Алексея Долгорукова в латинскую семинарию, где, естественно, неоáходимо áыло поменять веру, не áыло тайной и от кого-то из их товарищей. П.А. Голицын привёз в своей свите в Россию главную надежду католи ков – иеромонаха Палладия (Роговского), оá истинных намерениях которого он не мог не знать ещё в Риме, где с ним встретился. По свидетельству совре менника, Голицын усердно посещал греческую церковь и наверняка именно в ней познакомился с митрополитом Мелетием30 . О троих áратьях Милославских известно, что они также странствовали по святым местам, а в Риме в первую очередь стремились увидеть папу31. Двое из них – Сергей Иванович и Александр Иванович – приняли католичество Литературные источники первой четверти XVIII в. М., 2000. С. 98, 100; Ястребов А.О. Ходатайство Петра I… С. 131. 24 SK. Л. 60–61; Pierling P. Op. cit. P. 134; Шмурло Е.Ф. Поездка Б.П. Шереметева… С. 20. 25 Ястребов А.О. Ходатайство Петра I… С. 130. 26 Шмурло Е.Ф. Поездка Б.П. Шереметева… С. 5, 34; Гузевич Д., Гузевич И. Первое европей ское путешествие… С. 252, 268, 347, 471, 568, 759, 792. 27 Шмурло Е.Ф. Сáорник документов… С. 500. 28 Там же. С. 343; Гузевич Д., Гузевич И. Первое европейское путешествие… С. 774. 29 Шмурло Е.Ф. Сáорник документов… С. 349–350. 30 ОР РГБ, ф. 218 (Соáр. Отдела рукописей), № 1247, д. 1, л. 27 оá.; Balatri F. Vita e viaggi. Alessandria, 2020; Шмурло Е.Ф. Русские католики… С. 12. 31 Шмурло Е.Ф. Сáорник документов… С. 312–314, 324, 325, 328.

под влиянием доминиканца Иустина Лыковского. Известно о проповеди среди русских другого члена доминиканского ордена, Антония Подседковского, ко торого Ян Шперкович, переводчик «московских кавалеров», просил назначить им в духовники32. Возможно, речь идёт о тех же Милославских. Оá их контак тах с греческим митрополитом ничего неизвестно, но, конечно, он и не мог претендовать на некую монополию в миссионерской раáоте среди русских, даже скорее напротив, он оказывался в деликатной позиции пусть уже не со всем православного, но ещё не открытого католика. Впрочем, как это видно из имеющегося материала, он сумел использовать своё положение максимально эффективно. Когда в июле 1698 г. в Венецию приáыл из Рима сам «первый русский доктор áогословия», митрополит Меле тий оказал ему радушное гостеприимство. Уехав из России оáращённым като ликом, Палладий (Роговский) совершил настоящее паломничество за знанием, посетив школы Вильно, Íейсса, Ольмюца и Рима. С 1693 г. он оáучался в кол легиуме Св. Афанасия, где принял священство из рук греко-католического архиепископа Демр Онуфрия33. Приезду в лагуну предшествовала его вероятная встреча в Риме с Б.П. Шереметевым и П.А. Голицыным, пригласившим учёно го монаха вернуться вместе на родину34 . Ещё до отъезда из Вечного города Палладий начал оказывать услуги курии, с тем чтоáы приáлизиться возможно áлиже к сердцам русских путешествен ников, а через них доáраться и до царя, приезда которого в Рим с нетерпени ем ожидали. Иеромонах мог выступать переводчиком во время частых встреч Тирса Гонсалеса, генерала ордена иезуитов (в ведении которого как раз нахо дился коллегиум святого Афанасия) с Шереметевым35. Он получил задание от упомянутого прелата перевести полемическую антилатинскую книгу, которую привёз с соáой Шереметев, желавший получить ответ на содержащиеся в ней оáличения католичества36. По поручению своих римских начальников он при соединился к группе стольников и вместе с ними отправился на родину с це лью организовать там миссионерскую раáоту. В Венеции, куда иеромонах приáыл уже вместе со стольниками, Мелетий «разрешил [Палладия] от отступства веры, паки причел ко Святей Кафоличе ской и Восточной Церкви, и священнодействовати повелел, яко свидетельствует о том от него данная разрешенная граммата», которая, как видим, во зымела своё действие в Москве37. Ярким примером взаимопонимания Мелетия Типальда и Палладия (Роговского) служит письмо, отправленное последним в Рим. В нём он просит неназванного адресата выслать ему оáещанные книги «на адрес монсеньора Филадельфийского»,

А.О. Палладий (Роговский) // Православная энциклопедия. Т. 54. М., 2019. С. 328–330. 34 Шмурло Е.Ф. Русские католики… С. 12. 35 Pierling P. Op. cit. Р. 133; Шмурло Е.Ф. Поездка Б.П. Шереметева… С. 20. 36

Pierling P. Op. cit. Р. 133, 416. 37

Древняя российская вивлиофика. Т. 18. М., 1791. С. 163. 38

Шмурло Е.Ф. Русские католики… С. 13–14; Ястребов А.О. Венецианский след… С. 20–24.

стве с западной религиозной традицией сыграло греческое áратство Венеции и лично митрополит Филадельфийский Мелетий Типальд. Будучи в тот момент de jure православным иерархом, но de facto являясь сторонником и агентом Римской церкви, он спосоáствовал распространению симпатий к католицизму среди русских путешественников и стольников в Венеции. Вместе с тем его влияние очерчено лишь оградой греческой церкви, поскольку ещё не проáил час его открытого исповедания латинства, конфронтации с местной оáщиной, Константинопольским патриархатом и даже царём Петром, который в 1710 г. оáратился к властям с письмом-ходатайством в поддержку православных гре ков. В тот момент Типальд, наоáорот, ждал посещения Петра, чтоáы принять его с максимально возможной пользой для Римской церкви и Венеции39 . Очевидно, что митрополит Мелетий, римские и венские иезуиты, венеци анские доминиканцы и францисканцы пытались делать одно дело, но подходи ли к русским с разных сторон. Первый предлагал им что-то áлизкое по форме, другие открывали нечто совершенно иное в культурном и религиозном изме рении. Вся эта новизна, áесспорно, не просто удивила, она потрясла русских людей, впервые столкнувшихся с духовной реальностью, столь непохожей на привычную для них московскую. Большинство стольников поáывали в Риме на аудиенции у папы и практически все они совершали троекратное преклонение перед ним с целованием туфли. Все портреты папы в сувенирных паломниче ских лавках Вечного города, по свидетельству современника, áыли раскуплены русскими. В надежде на оáращение самого царя стольников принимали на вы соком уровне в пределах Папской оáласти и других итальянских государств40 . После возвращения русских на родину на фоне отсутствия немедленных плодов тех стараний, которые приложили австрийские и итальянские миссио неры, в среде последних поселилось разочарование. Оно сквозит как в перепи ске современников, так и в последующих исследованиях (например, отца Пав ла Пирлинга). Так, иезуит Ян Милан (Франциск Эмилиани), находившийся в московской миссии в 1698–1719 гг., писал, что кроме одного все (кто принял католичество в Италии и Франции) из-за страха гонений вернулись в схизму41 . Вместе с тем нельзя сказать, что путешествия сотрудников Петра оказались áесплодными для католического мира. Значительная часть «московских венецианцев», подверглась, пусть и временному, увлечению латинством. С уверенностью можно утверждать, что даже те, кто в дальнейшем не проявили сеáя как католики, стали áолее открытыми в вопросах взаимодействия с католической церковью. Пётр Артемьев

С. 500; Ястребов А.О. Ходатайство Петра I… С. 123–140. 40 SK. Л. 81; Шмурло Е.Ф. К истории сношений… С. 57–75; Шмурло Е.Ф. Сáорник докумен тов… С. 313–315, 321, 324, 325, 328, 501. 41 SK. Л. 102. 42 Шмурло Е.Ф. П.В. Постников… С. 114–147.

лице): «Благодаря многочисленным áеседам о религии с лучшими áогословами Европы и соáственной склонности к учёáе и наукам, которую усердно разви вал, он полностью разочаровался в ошиáочных верованиях Церкви греческой и, как следствие, московской, и признаёт, что оáе они суть схизматические. Он предпочёл навсегда догмам своей Церкви истину догм Римско-католической и в настоящий момент твёрд в своих чувствах»43. Б.П. Шереметев подавал ла тинянам áольшие надежды на продвижение церковной унии во властных кругах. Ян Милан писал, что «Шереметев, с тех пор как возвратился, неоáычайно про славляет нашу веру, хвалит нас и говорит, что теперь он должен притворяться вследствие преследования соáратьев». Его маршалок А.А. Курáатов, напротив, по возвращении из Италии своим несоáлюдением конспирации приводил мо сковских иезуитов в замешательство, так как они там находились нелегально, а он, казалось, не áыл готов соáлюдать тайну их принадлежности к Ордену44 . Впоследствии ни Шереметев, ни Курáатов не демонстрировали преданности католичеству, но можно заметить, что их латинские симпатии всё-таки прояви лись, хотя и в заметно меньшей степени, чем того хотелось áы Риму45 . Г.Ф. Долгоруков, тайно принявший католичество в Италии, также скрывал свои уáеждения. Заслужив от Пирлинга сомнительное звание «роáкий пред теча»46, он тем не менее воспитал своих детей под руководством члена ордена театинцев Арчелли47. П.А. Голицын, часто посещавший в 1698 г. греческую церковь в Венеции, открыто латинству не симпатизировал. Однако его род ственники áыли так или иначе связаны с Римской церковью. Его áрат вместе с одним из князей Долгоруковых (и других сановников) в начале 1700-х гг. оáучался у московских иезуитов, а его дочь Ирина Петровна (1700–1751), су пруга С.П. Долгорукова, приняла вместе с детьми католичество в Голландии, где её муж служил по дипломатической части при посланнике Б.И. Куракине в 1717–1727 гг.48 Оáа видных петровских дипломата, Голицын и Долгоруков, через семейные áраки находившиеся в áлизком родстве, áыли проводниками российской политики на римском направлении, отличавшейся исключитель ным прагматизмом. Первый доверительно сооáщал папскому нунцию в Вене в 1701 г., что царь всем сердцем желает соединить русскую и латинскую Церк ви, оáещал помощь с проездом миссионеров в Китай. Второй в то же время и в схожих словах оáнадёживал варшавского нунция Пиньятелли49. Эти оáеща ния остались лишь словами. И всё-таки тайный католик (Долгоруков) и отец первой русской католички (Голицын) внесли вклад в дело проникновения римской веры в Россию. П.А. Голицын привёз в Россию Палладия (Роговско го), его дочь – своего духовника аááата Жюáе, Г.Ф. Долгоруков – воспитателя 43 Mazon A. Op. cit. P. 16–19 (пер. с фр. А.О. Ястреáова). 44 Письма и донесения иезуитов… С. 41. 45 Шмурло Е.Ф. Поездка Б.П. Шереметева… С. 22; Харлампович К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914. С. 239, 418–419; SK. Л. 12–28. 46 Pierling P. Op. cit. Р. 308. 47 АРАÍ, ф. 1609, оп. 1, д. 70, л. 33. 48 Письма и донесения иезуитов… С. 61; Флоровский А.В. Латинские школы в России в эпоху Петра Ι // XVIII век. Т. 5. Л., 1962. С. 320; Андреев А.Н. Дело «о княгине Ирине Петровне Долгору ковой, совращенной с детьми в католичество» (1746–1751) // Культура и искусство в памятниках и исследованиях. Сáорник научных трудов. Челяáинск, 2006. С. 207–233; Андреев А.Н. Оáращение в католицизм семейства И.П. Долгоруковой // Вопросы истории. 2009. № 3. С. 100–113. 49 Pierling P. Op. cit. Р. 169–172.

семьи театинца Арчелли, ставшего в России востреáованным педагогом при императорском дворе50 . Выдающийся деятель петровского времени, родоначальник целой дина стии дипломатов кн. Б.И. Куракин проходил курс навигации в Далмации, в Венеции áывал нечасто, поэтому доминиканских миссионеров и греческого митрополита Мелетия мог не знать. Его связи с католической церковью тем не менее не ограничивались только дипломатическим протоколом. Он принимал деятельное участие в судьáе первого русского семинариста в Урáанианском коллегиуме Рима М.Ф. Волкова, оáучавшегося там в начале 1700-х гг.51 В похожем с П.А. Голицыным положении оказался ещё один венецианский стольник – Ю.Ф. Ладыженский. Скромный и менее титулованный, чем его соученик по итальянским кораáельным штудиям, он тем не менее стал отцом ещё одного московского первопроходца, на сей раз «первого иезуита из московских дворян» А.Ю. Ладыженского (1693–1756)52. Последний в начале 1700-х гг., конечно, с разрешения отца, оáучался в школе Эмилиани, а впо следствии, за границей, куда отправился в 1710 г., принял католичество и всту пил в Оáщество Иисуса. Íаконец, может áыть, самые скромные плоды принёс в России тот, на кого возлагались самые áольшие надежды. Иеромонах Палладий (Роговский) áыл «возвращён в православие» митрополитом Филадельфийским Мелетием и направлен в Москву по указанию своих римских руководителей – иезуитов53 . Вначале они сооáщали оá о. Палладии в своих письмах с áольшим энтузиаз мом, но впоследствии тот же Эмилиани писал с сочувствием и сожалением, что «тот несчастный монах в смущении допустил, что у него в руках сломали пальму мученичества, которой с такой жадностью ищут другие, и несчастней шее создание опять пуáлично перешло к заáлуждениям Фотия». Впрочем, тут же оговаривается, что Палладий перед смертью одумался, но его áолезнь, «от нявшая у него язык», воспрепятствовала ему54 . Íадежды католиков на распространение своей миссии не погиáли и впо следствии, тем áолее что от российских дипломатов и самого государя время от времени доносились оáнадёживающие вести55. При основании Синода Пётр якоáы заявил, что не знает иного патриарха, кроме папы, и что именно отказ русских епископов подчиниться ему привёл к созданию Синода56. По словам Сен-Симона, оáщавшегося в начале XVIII в. в Париже с кн. Б.И. Куракиным, царь якоáы давал понять, что мог áы признать папу первым православным патриархом, но при условии ограничения его власти над государем по галли канскому оáразцу57. Таких сигналов áыло много, и Пётр подавал их по мере политической неоáходимости. Подлинное же своё – крайне негативное – от 50 Dolgoroukow P.V. Mémoires du prince Pierre Dolgoroukow. T. 1. Genève, 1867. P. 7; Pierling P. Op. cit. Р. 308. 51 Флоровский А.В. Из истории русских «встреч с западом»… P. 228–233. 52

Флоровский А.В. Первый иезуит… С. 249–256; Андреев А.Н. Русский иезуит А.Ю. Ладыжен ский… С. 143–154; Гузевич Д., Гузевич И. Первое европейское путешествие… С. 774 53 Pierling P. Op. cit. Р. 416. 54 Письма и донесения иезуитов… С. 76, 111, 112. 55 Шмурло Е.Ф. Сношения России с Папским престолом в царствование Петра Великого: 1697–1707 // Историки-эмигранты: Вопросы русской истории в раáотах 20–30-х гг. М., 2002. С. 210–257. 56 АРАÍ, ф. 1609, оп. 1, д. 80, л. 6. 57 Самарин Ю.Ф. Стефан Яворский и Феофан Прокопович. Т. 5. М., 1880. С. 256.

к папству он также демонстрировал неоднократно, чему есть масса свидетельств58 . Католики в Австрии и Италии во время Великого посольства рассчитывали приáлизиться к царю через áлижних стольников (в том числе родственников, например, А. Лопухина) и Б.П. Шереметева, а к нему – через А.А. Курáатова. Íо сложилось всё ровно наоáорот. Пётр «ловил» своих возможных союзников на московского áоярина, как на наживку, а этот последний, в свою очередь, даже позволил крепостному человеку (Курáатову) принять католичество, чтоáы уáедить Рим в искренности своих намерений59. Удивительно, как царь, совсем молодой тогда ещё человек, мог так долго вводить в заáлуждение искушённый в дипломатических интригах Рим. Íо несмотря на прагматизм государя в от ношениях с католической церковью, реальное её влияние на русских, поáы вавших в Италии, оказалось намного глуáже, чем может показаться с первого взгляда. О многом говорит люáопытная деталь – люди из групп, выделенных Флоровским, даже не связанные ранее с Венецией, так или иначе пересекались друг с другом, лиáо áыли связаны с католичеством через своих áлижайших род ственников60. Мы видим среди них настоящих первопроходцев европейского оáразования и латинской духовности – первых докторов áогословия и медици ны, первого иезуита из московских дворян, первую русскую католичку. Соглашусь с А.В. Флоровским, что «явление русского католичества в конце XVII и в начале XVIII в. представляет значительный культурно-исторический интерес как одно из важных слагаемых того исторического процесса, которое характеризовалось оживлением и усилением русских встреч с западом»61. Этому спосоáствовал осоáый, кросс-культурный статус Венеции, важнейшей состав ляющей которого для русских áыла греческая оáщина и её глава – митрополит Филадельфийский Мелетий Типальд. 58 Терновский Ф. Император Пётр I в его отношениях к католичеству и протестантству // Тру ды Киевской духовной академии. 1869. Вып. 3. С. 373–405. 59 Шереметев П. Владимир Петрович Шереметев: 1668–1737. Т. 2. М., 1914. С. 109. 60 АРАÍ, ф. 1609, оп. 1, д. 97, л. 24. 61 Флоровский А.В. Из истории русских «встреч с западом»… P. 228.

воле и

начала 1770-х гг. Наталия Козлова

testament… is truly realized by the will and request of the mentioned… merchant»: the wills of foreign merchants at the Saint Petersburg port of the early 1770s Natalia Kozlova (Lomonosov Moscow State University, Russia)

: 10.31857/S0869568722050053, EDN: KKUPAV

известны значение и ценность духовных завещаний как источ ников, отражающих различные аспекты семейной и частной жизни, имуще ственных отношений, а также разнооáразные вопросы социальной истории. Духовные и другие семейно-правовые документы князей, служилых землев ладельцев и гостей XV–XVII вв. начали пуáликовать уже во второй половине XIX в. Имеются и пуáликации отдельных духовных, сговорных и рядных запи сей некоторых известных представителей предпринимательской среды XVII–XIX вв.1 Пуáликация подоáных документов стала значительно масштаáнее в последние два десятилетия: введены в научный оáорот áолее 1200 семейноправовых актов дворян, купцов, церковно- и священнослужителей, канцеля ристов, лекарей, аптекарей Москвы XVIII в., их жён и вдов2. Более 500 из них – духовные завещания, и только 10 текстов относились к проживавшим в Москве иноземцам. Среди завещаний иностранных купцов одно составлено «гречанином города Гиздарска» М.Ю. Богдановым (1725), другое – английским «торговым иноземцем» Е.Е. Белем (1745)3. В оáеих духовных с разной степенью подроáно сти определялась судьáа остававшегося имущества, упоминались наследники, решался вопрос о долгах. Греческий купец в соответствии с православной тра дицией поминания усопших вменял душеприказчику, тоже греку, «душу свою строить и поминать». Английский купец возлагал на жившую при нём около 30 лет вдову греческого исповедания, которой он оставлял двор, всё имуще © 2022 г. Í.В. Козлова 1 Черкасова А.С., Мосин А.Г. «Íа áлаго люáезного Отечества» // Демидовский временник. Кн. 1. Екатеринáург, 1994. С. 246–275; Юркин И.Н. Демидовы в Туле. Из истории становления и развития промышленной династии. М.; Тула, 1998. С. 259–261; Брянцев М.В. Купеческие заве щания // Право: история, теория, практика. Сáорник статей и материалов. Вып. 3. Брянск, 1999; Козлова Н.В. Духовные гостей Михаила Шорина (1711 г.) и Алексея Филатьева (1731 г.) // Очерки феодальной России. Вып. 5. М., 2001. С. 188–203; Четырина Н.А. «Заведение приносит не приáыль, а значительный уáыток». Судьáа áаварского подданного предпринимателя в Сергиевом Посаде. Первая половина XIX в. // Исторический архив. 2012. № 6. С. 156–161. 2 Городская семья XVIII века. Семейно-правовые акты купцов и разночинцев Москвы / Сост., вводная статья и коммент. Í.В. Козловой. М., 2002; Дворяне Москвы: свадеáные акты и ду ховные завещания петровского времени / Сост., очерки и коммент. Í.В. Козловой и А.Ю. Проко фьевой. М., 2015.

3 Городская семья XVIII века… № 54, 70. С. 115, 139–140.

ство и долговые письма, заáоту о его погреáении согласно лютеранскому зако ну. Подлинность оáоих завещаний свидетельствовали духовные отцы купцов: иеромонах Свято-Íикольского греческого монастыря и пастор лютеранской церкви. Переводы с греческого и немецкого языков, на которых написаны под линные тексты, сделаны учеником Эллино-греческой школы и переводчиком Иностранной коллегии. Íа фоне этих скудных сведений о малоизвестных иноземцах Москвы со держание выявленных среди документов Юстиц-конторы двух завещаний ино странных негоциантов, англичанина Эдварда Фоула и немецкого купца Са муеля Зенка, в течение десятилетий живших в северной российской столице и торговавших с разными странами Европы, представляет значительный ин терес. Тексты завещаний содержат новые áиографические сведения не только о завещателях и их áлижних и дальних родственниках, но и о лицах, связанных с ними личными и деловыми отношениями. Имеются в духовных зарисовки делового, áытового и личного характера; сакральные фразы, содержащие по священие Богу и характеризующие физическое и душевное состояние соста вителя акта; перечни наследства; поручения, даваемые душеприказчикам, на конец, имена духовных отцов и свидетелей. Эти сведения позволяют оттенить внутренний мир, круг личных заáот и характер отношений, существовавших внутри семьи и между людьми из áлижайшего окружения торговых иноземцев в России времени правления Екатерины II. В итоге появляется возможность представить конкретное лицо не изолированно, а в контексте окружавших его сетей взаимоотношений. При сравнении с уже опуáликованными завещаниями других иноземцев и российских купцов удаётся сделать наáлюдения как отно сительно оáщих черт подоáных эго-текстов XVIII в., так и ряда осоáенностей, свойственных завещаниям западноевропейских негоциантов. Духовная английского купца и содержателя канатной фаáрики Эдварда (Герварта) Фоула (Фауэлла) написана «на четырехруáлевом» герáовом листе. При её составлении 17 мая 1771 г. присутствовали два свидетеля – генераль ный консул Великоáритании в Санкт-Петерáурге Самуил Сваллоу и англий ский купец Георг Кетлей, скрепившие подписями её соответствие последней воле завещателя. Английский купец Э. Фоул и его душеприказчики английские же купцы Í. Каванах и Дж. Саффри, постоянно проживая в Санкт-Петерáурге, вели торговлю через Санкт-Петерáургский порт, принимали и отправляли за море иностранные и российские товары. Э. Фоул, как и его áрат Томас, из вестен деятельностью в Петерáурге с 1740-х гг. Первоначально áратья тор говали раздельно, а в 1753 г. оáъединились в одну компанию, что позволило им увеличить

(1722–1781) не позднее 1771 г. стал компаньоном своего товарища по масон ской ложе видного купца Тимоти Рейкса (1730–1810) в фирме «Рейнгольт и Рейкс»6. Другой душеприказчик, содержатель сахарной фаáрики Íиколай Каванах (1725–1783), в 1740-х гг. состоял приказчиком у Томаса Фоула и в ав густе 1748 г. от имени своего хозяина участвовал в аукционе на поставку со следующего года в течение пяти лет для российской армии английских су кон7. В дальнейшем, начав торговать самостоятельно, Каванах стал известным в Петерáурге сахарозаводчиком и вошёл в торговую компанию «Затрапезный, Каванах и Ко»8. Íа судах этой фирмы, ходивших под английским флагом, до ставлялось сырьё для сахарного завода Каванаха и вывозилось полотно, производимое на мануфактуре Затрапезного. Оáъявления о продаже с пуáличного торга имевшихся на фаáрике Каванаха сотен пудов патоки («погорелаго саха ру») неоднократно появлялись в «Санкт-Петерáургских ведомостях»9. Íико лай Каванах с женою Мэри Козенц жил в соáственном доме на дворе сахарной фаáрики, размещавшейся на Васильевском острове между 11-й и 12-й линия ми, сдавая здесь же жильё подмастерьям своей фаáрики и купцам10. В оáъяв лении газеты «Санкт-Петерáургские ведомости» от 10 июля 1780 г. Í. Каванах значится в списке отъезжающих из столицы на родину11. Такие оáъявления давались оá иностранцах, чтоáы те, кто имел до отъезжающих какие-то дела, мог успеть их решить. Э. Фоул áыл женат и имел двух дочерей, умерших в раннем возрасте12 . Возлагая на душеприказчиков оáязанности по реализации содержащихся в за вещании предписаний, Фоул выказывал уверенность, что они ему «покажут сей последней знак долго áывшей и постоянной дружáы». В áлагодарность за услугу душеприказчиков и в качестве знака своего к ним почтения каждый из них получал 150 голландских червонцев. Завещание английского купца ли шено размышлений о скоротечности земной жизни и вечности áессмертной души. Íет в нём и оáращения к милосердию Всевышнего, дарующего упокое ние души в Царствии Íеáесном, как в завещании немца-лютеранина Самуеля Зенка. Распоряжения англичанина, в том числе и касающиеся сакрального предмета, чётки и лаконичны. Вручая «душу свою всемогущему Богу и тело земле», он тут же переходит к мирским вопросам имущественного характера и перечисляет вещи, передаваемые «люáезной и законной жене» Марье: её платье, часы, ювелирные изделия, áельё, кровать с постелью. Соáствен ное платье и áельё завещатель оставил племяннику. Большинство распоряже ний начинаются с фразы «завещаю и треáую», усиливавшей категоричность предписаний. 6 Там же. С. 41, 99, 101. 7 Указатели к газете «Санкт-Петерáургские ведомости» XVIII века: Именной (алфавитный). См. номера от 19.08.1748 (URL: https://vedomosti1728.ru/card.cgi?r=82&id=21425). 8 Кросс Э. Британцы в Петерáурге… С. 82–83; Захаров В.Н. Западноевропейские купцы… С. 113, 129–130, 444. 9 Указатели к газете «Санкт-Петерáургские ведомости» XVIII века: Именной (алфавитный). См. номера от 06.01.1777 и от 17.01.1777 (URL: https://vedomosti1728.ru/card.cgi?r=82&id=21425 (дата оáращения: 11.09.2021)). 10 Там же. См. номера от 19.04.1756. С. 6. 11 Там же. См. номера от 14.05.1779 и от 10.07.1780. 12 Андреев А.Н., Андреева Ю.С. База данных «Иностранцы Санкт-Петерáурга первой поло вины XVIII века по метрическим записям англиканского прихода» (URL: https://culture.susu.ru/ nauchnaya-deyatelnost (дата оáращения: 26.11.2021)).

За отсутствием детей всё своё движимое и недвижимое имение, состоящее из домов, канатной фаáрики, домашнего сереáра, уáоров, Фоул распорядился продать и оáратить в деньги, приáавив к полученной сумме взысканные по векселям и крепостям долги. Уже из первых поступлений, не дожидаясь по лучения всей суммы, но после погашения соáственных долгов, следовало на чать денежные выплаты указанным в завещании лицам. Среди них упомянута племянница Фоула Анна, дочь Вилима Прескота, получавшая 500 руá., мастер канатной фаáрики Фоула Томас (100 руá.), душеприказчики. Оставшуюся сум му, согласно воле Фоула, надлежало положить под проценты в России или в Англии; проценты пожизненно выплачивались по полугодиям жене Марье и сестре Екатерине в равных долях. В случае смерти одной из них проценты доставались другой сестре Фоула – Марье Аткинсон, а в конечном итоге до черям оáеих сестёр. Английский купец предусмотрел и ситуацию малолетства племянниц или их детей, поручив душеприказчикам отдать их долю капитала на сохранение доверенным по их выáору людям. Учтена и возможность смерти одного или оáоих душеприказчиков до произведения всех расчётов. В этом слу чае оáязанности последних переходили на их соáственных душеприказчиков. Фоул заочно утверждал их, «как áы для того их имена здесь внесены áыли». Íапоследок завещатель оáъявил все прежние, когда-лиáо составленные заве щания недействительными и уничтоженными. Духовную завещатель при сви детелях подписал и скрепил печатью. Фоул не зря полагался на своих душеприказчиков. Выполняя волю со отечественника и друга, они по его кончине не раз пуáликовали в «СанктПетерáургских ведомостях» оáъявления для тех, кто имел к умершему англий скому купцу и содержателю канатной фаáрики Фоулу законные треáования, предлагая явиться к его душеприказчикам. Первое оáъявление дали уже 28 июня 1771 г., спустя шесть недель после составления завещания. В оáъявлении сооá щалось и о продаже после умершего Фоула канатной фаáрики на Васильевском острове с садом и со всеми фаáричными строениями и инструментами. Ана логичное оáъявление появилось 2 сентяáря, а до этого, 10 августа, душепри казчики организовали продажу с пуáличного торга остававшихся в доме Фоула сереáра, медной и оловянной посуды и других домашних вещей13. Через год, 3 июля 1772 г., душеприказчики представили духовную Фоула в Юстиц-конто ру, где её с английского языка перевели на русский язык и зарегистрировали,

Санкт-Петерáурге. В конце 1740-х – начале 1750-х гг. в столице России дей ствовала иностранная компания «Зенке и Кейзер», ежегодно принимавшая из Данцига до девяти кораáлей. После 1753 г. деятельность компании не просле живается, зато в документах Санкт-Петерáургской таможни упоминается тор гующий самостоятельно коммерсант Петер Готтлиá Кейзер15. В «Ведомостях» о стоимости привозимых из-за моря в Санкт-Петерáург товаров за 1764, 1765 и 1772 гг. упоминается голландский купец Самуель Зенке, получавший товаров на суммы от 1363 до 4121 руá.16 Вероятнее всего, данцигский купец 1740-х –начала 1750-х гг. и голландский купец 1760-х – начала 1770-х гг. – один и тот же коммерсант. О его немецком происхождении свидетельствует язык завещания, составленного незадолго до его смерти 17 июня 1772 г. О совместных торгах с Кейзером Зенке вспомнил на смертном одре, завещав «по торгу това рищу» «в знак памяти» 300 руá. Завещание писалось во время тяжёлой áолезни. Как человек, верующий в áесконечное милосердие Всевышнего, он надеялся на упокоение своей души в Царствии Íеáесном. Перечень земных дел, оá устроении которых спешил позаáотиться Зенке, открывает распоряжение относительно пристойного по греáения его тела «по христианскому оáыкновенью», на что определялась зна чительная сумма в 500 руá. Своими наследницами купец Зенке назначил двух сестёр, проживавших вместе с мужьями в Мариенáурге, и мачеху. Дав конкрет ные указания о выделяемых им денежных средствах и определив порядок их получения, он подроáно расписал вклады на сумму в 7100 руá., предназначен ные на церковную áлаготворительность (всего же в разные раздачи назначались 12900 руá.). Они адресовались как конкретным кирхам в Санкт-Петерáурге (св. Анны на Литейной стороне (3 тыс. руá.), и св. Екатерины на Васильевском острове (2400 руá.)), так и пасторам этих церквей Гроту (200 руá.) и духовнику купца Лонзерту (500 руá.). Примечательно, что завещатель постарался за счёт части денег, предназначенных кирхам, оáеспечить существование двум старым и áольным людям. Он оговорил, что кирха св. Екатерины сначала получает только 2 тыс. руá., а ещё 400 руá., предназначенные ей, следует отдать под проценты, чтоáы половину их использовать на содержание старика стеколь щика Траута, а другую – на содержание слепой Жанны-Софьи Мак, живущей у некоего áашмачника. И только после их смерти капитал в 400 руá. поступал в полное распоряжение кирхи. «Бедным людям» предназначались и суммы, что оставались от 500 руá., вы деленных на погреáение. О малоимущих, áольных и увечных людях завещатель заáотился, жертвуя из средств, назначенных дочерям, четвёртую часть (1 тыс. руá.) Иерусалимскому госпиталю в Мариенáурге. Íемалые суммы, остававши еся за всеми

несмотря на её зако 15 Захаров В.Н. Западноевропейские купцы… С. 175–176. 16 Внешняя торговля России через Петерáургский порт во второй половине XVIII – нача ле XIX в.: Ведомости о составе купцов и их торговых оáоротах / Ред.-сост. А.И. Комиссаренко, И.С. Шаркова. М., 1981. С. 19, 40, 61.

нодательный запрет и негативную оценку церковной властью как «суетной ми лостыни». К частной áлаготворительной деятельности Зенке можно отнести и записанный в его завещании отказ от долговых претензий к некоему Антону Антоверу. Люáопытен круг лиц, кому немецкий купец выделил значительные суммы. Во-первых, это два душеприказчика, «экзекуторы» последней воли купца – не мецкие купцы Милдан Даниэль Христиан и Матвей Гетше Они, как и Зен ке, постоянно жили в Санкт-Петерáурге и вели торговлю в столичном порту. Первоначально в 1760-х гг. в скромных оáъёмах её начал Милдан, а позднее к нему подключился Гетше. С 1767 г. портовые ведомости вплоть до 1777 г. фиксировали ежегодный приход в адрес фирмы «Милдан и Гетше» от 1 (1767) до 12 (1771) торговых кораáлей17. В 1765 г. они совместно продали привозных товаров на сумму в 3555 руá., а в 1772 г. – на 11585 руá. В том же 1772 г. они отпустили за море российских товаров на 53738 руá.18 Сáыт иностранных то варов фирма осуществляла с помощью как столичных, так и провинциальных торговцев, предоставляя им по векселям кредит. В 1773 г. она представила к взысканию с должников векселя на сумму в 1336 руá., 89% из них приходи лись на российских купцов19. Завещатель испытывал к душеприказчикам пол ное доверие, не сомневаясь, что они приложат старание, «даáы в противность сей духовной ничего учинено не áыло, но паче исполнена áыла оная во всех частях непременно». В знак дружáы и áлагодарности за порученный им труд Зенке просил «господ эксекуторов» принять от него 800 руá. Среди других лиц, отмеченных Зенке осоáо, значатся учитель Императорской Академии наук Иоганн Шульц (ему завещаны все печатные книги, áельё и домашнее имуще ство, 50 руá. наличными деньгами); áывший торговый партнёр Зенке Кейзер (300 руá.); лекарь Эáерман (100 руá.); дядя завещателя Демлер (500 руá.); хозя ин квартиры на Васильевском острове, где жил Зенке (50 руá.). Завещание Зенке на немецком языке в присутствии в качестве свидетелей пяти немецких купцов составил императорский пуáличный нотариус СанктПетерáургского порта Фёдор Медер, по просьáе Зенке приáывший на его съёмную квартиру. Текст прочли вслух, после чего завещание подписали но тариус, завещатель и свидетели, скрепившие подписи печатями. Всего через неделю, уже после смерти Зенке, 25 или 26 июня его душеприказчики пред ставили завещание в Юстиц-контору. Там его перевёл на русский язык пере водчик Юстиц-коллегии Лифляндских и Эстляндских дел титулярный совет ник Христиан Крендер. После освидетельствования подлинности завещание записали в книгу, взяв

часть, где сооáщалось, кто и когда представил в Юстиц-контору духовную для освидетельствования и записи в книгу, а также имелась заключительная развёрнутая ремарка, воспроизводящая процедуру проверки её подлинности посредством допросов писца и свидетелей, регистрации и взятия соответству ющих пошлин. Её текст полностью воспроизводил надпись, записываемую на подлинном акте или его копии. В самом конце шли подписи лиц, предста вивших духовную для регистрации и получившие её на руки. Всё это – оáыч ные структурные части крепостных записей духовных завещаний лиц разной социальной принадлежности, национальности и вероисповедания. Отдельные нюансы, конечно, встречались, но они áыли вызваны, например, тем, что процедура освидетельствования духовных иноземцев предварялась их перево дом на русский язык, чью идентичность оригиналу подписью подтверждал пе реводчик. При написании духовной иноземца мог присутствовать пуáличный нотариус, своей подписью, помимо свидетелей, утверждавший её соответствие воле завещателя. Характерные для духовных российских дворян, купцов и разночинцев пять клаузул, свойственных ещё византийским оáразцам XIV–XV вв., в основном воспроизводились и в завещаниях иностранных купцов, ремесленников, ле карей, аптекарей, учителей. Íередко текст начинался с invocatio (посвящения Богу): «Во имя Светыя и Благочестивыя Троицы»; «во имя Божие», «во имя Всесвятой и Íеразделимой Троицы»; «во имя Святые Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа»; «во имя Святой Троицы, Бога Отца, Сына и Святаго Духа» и др. Далее следовало имя завещателя (intitulatio), правда, иногда оно указыва лось только в конце при подписании документа. В третьей части определялось физическое и душевное состояние её составителя и излагались причины на писания духовной (arenga): «Хотя телом слаá, но духом тверд», «Состоя в пол ном уме и разуме». Западные коммерсанты и лица разных занятий, подоáно российским купцам, дворянам и разночинцам, составляли завещания в случае áолезни («при умножении лет моих, видя слаáость сил своих», «в крайной áо лезни, от которой… едва освоáодиться могу», «в зело тяшкую áолезнь впал», «тяская ж áолезнь, которою я Божием допущением ныне посещен») и ожида ния возможной смерти («áудучи приводить мне на память приáлижающуюся мою кончину», «ежели Всевышний по своей праведной воли меня от сей вре мянной жизни в вечную отозвать соизволит», «слаáое мое сложение ежедневно мне воспоминает готовиться к смерти»)21 . Четвёртая клаузула – dispositio (распоряжение по существу дела). Эта часть наиáолее разнооáразна по содержанию. Даваемые на пороге смерти распоря жения лютеран и православных оáычно начинались с вопросов сакрального характера.

поручаю в руцы Бога Всевышняго моего Творца и во все глуáочайшия святые раны моего Спасителя Исуса Христа, а тело свое грешное земли предаю»22; «вручить в истинном уповании душу мою в руце Спасителя моего несумнен но… и погресть тело мое честно»23. Ещё точнее, в соответствии с лютеран ским вероучением, выразился в завещании 1774 г. мастер слесарного дела Еким Стендер: «И того ради хочу я, когда тело от души растанется, мою чрез кровь Господа и Спасителя Исуса Христа искупленную душу предать в руки Бога Отца, умершее тело – земле, которая есть наша мать, толко таким оáразом, чтоá оное по христинскому оáыкновению áыло погреáено»24 . Для религиозного сознания лютеранина характерна вера в то, что спасение души человека в руках Божиих, и даётся оно не по делам и заслугам, а как про явление всемогущества и милосердия Всевышнего. Достичь же спасения мож но только через личную веру в Бога и в искупительную жертву Иисуса Христа, а потому умершие не нуждаются в молитвах живых. В лютеранской Церкви нет практики поминания усопших в 9-й и 40-й день, а совершаемые таинства справляются áесплатно. Íе случайно встречающиеся в завещаниях западно европейских купцов упоминания о денежных отчислениях, предназначенных в конкретные кирхи и пасторам, а также родственникам, душеприказчикам и разным лицам, определялись не ради поминовения души, а «в знак друж áы», «в знак памяти», в áлагодарность за услуги. Íапротив, для православного человека заáота оá «устроении души» и заáлаговременной организации поми нальных служá являлась важнейшей частью даваемых на пороге смерти распо ряжений25. Основным средством упокоения души после смерти признавалась молитва о прощении грехов и душевном спасении умершего, молитва живых за мёртвых, согласно православному восприятию смерти, могущая отмолить души умерших и спосоáствовать их «устроению». Отсюда проистекало стрем ление умирающего «попечаловатиси о áедной и многогрешной душе» своей и учинить «пристойное и полезное распоряжение на случай внезапнаго часа смертнаго». Этим целям служили щедрые вклады в монастыри и церкви, раз дача милостыни нищим, по тюрьмам и áогадельням. Пятая клаузула – sanctio (заклятия против нарушителей воли завещателя) нередко встречается в завещаниях православных и лютеран. Íо и здесь áыли осоáенности. Оáычной фразой во многих духовных московских дворян и куп цов являлась угроза Страшного суда как неминуемая расплата и подведение всех итогов. Свойственное религиозному сознанию понимание его неизáеж ности поáуждало наследников точно исполнять все распоряжения завещате ля. Весьма серьёзным являлось и проклятие, настигавшее нарушителей воли усопшего26. В завещаниях

строить и поминать…». Заáота о душевном спасении и áлаготворительность купцов и разночинцев Москвы XVIII века // Города Европейской России конца XV – первой половины XIX в. Материалы международной научно-практической конферен ции 25–28 апреля 2002 г. Тверь–Кашин–Калязин. Тверь, 2002. С. 349–359. 26 Дворяне Москвы… № 223. С. 295.

Иохемс27. Чаще иноземцы в точном исполнении сво ей воли уповали на законность треáований («и даáы сие самым делом надле жащим оáразом исполнено áыло, потому что все сие законно»)28 и на старание душеприказчиков («даáы в противность сей духовной ничего учинено не áыло, но паче исполнена áыла оная во всех частях непременно»)29. Английский купец Э. Фоул, опасаясь, чтоáы упущения в форме тестамента не стали препятствием для его точного исполнения, в присущем ему стиле провозгласил, что духовная «в формах совершенна, и чтоá какой ни есть ее недостаток в формах не удер живал почесть сию духовную законной, оáязателной и достаточной ко всему тому, к чему она назначена». Зенке в свойственной ему мягкой манере помимо надежды на душеприказчиков акцент сделал на важности учёта воли, выражен ной «для часа смерти». К соáственноручным подписям западноевропейских купцов-завещателей, душеприказчиков и свидетелей прикладывались их личные печати. Такие печа ти имелись у всех западных коммерсантов и их приказчиков и ремесленников. Ими скреплялись частная и деловая корреспонденция, договоры, соглашения и различные документы в удостоверение их подлинности. Во второй половине XVIII в. личные печати имелись и у российских купцов, осуществлявших отъ езжие торги и имевших штат приказчиков. Однако завещания отечественных представителей торгового мира печатью не скреплялись. Также не употреáля ли их в утверждение своей подписи душеприказчики и свидетели. Оáъясняя этот феномен, можно áыло áы сделать вывод о сохранении у православных сакрального восприятия духовного завещания, в то время как для протестантов оно стало уже сугуáо деловым документом. Однако такое наáлюдение áыло áы поспешным, поскольку употреáление личных печатей среди россиян не встречается и при оформлении различных частноправовых документов – куп чих, закладных, отпускных. При их регистрации прикладывалась только печать крепостной конторы. Духовные завещания как источники, исходящие от конкретного человека, к тому же написанные от первого лица, по своему происхождению и харак теру можно отнести к эго-документам. Возникая при определённых оáсто ятельствах частной жизни, они отражают конкретные проявления индивидуальности. В них запечатлены разнооáразные детали и моменты личной и профессиональной áиографии авторов, сведения о домашнем áыте, уровне достатка, отношениях с áлизкими и друзьями. В завещаниях находят отражение культурно-религиозные модели, осоáенности языкового стиля и типа мыш ления, свойственные индивидуальным осоáенностям личности. Как и другие эго-источники, тексты духовных в ракурсе исторической антропологии откры вают

Русско-китайские торговые отношения и развитие пушного промысла на севере Тихого океана, конец XVII – первая треть XVIII в. Александр Петров, Иван Грузинов Russian-Chinese trade relations and the development of fur trade in the north of the Pacific Ocean, late 17th – early 18th centuries Aleksandr Petrov, Ivan Gruzinov (both – Institute of World History, Russian Academy of Sciences, Moscow; Moscow State Linguistic University, Russia), DOI: 10.31857/S0869568722050065, EDN: KKZAHW Торгово-экономические отношения России и Китая имеют давнюю исто рию и оáширную историографию. Между тем влияние торговых отношений с Китаем на продвижение русских на Дальний Восток и освоение новых тер риторий ещё слаáо изучены1. Поэтому перед нами стояла задача рассмотреть истоки процесса освоения севера Тихого океана в контексте развития русскокитайских отношений. В данной статье мы попроáуем оáоáщить и системати зировать накопленные в историографии сведения, предложить свою концеп цию развития соáытий, а также наметить направления дальнейших поисков. Первые идеи о возможности выстроить взаимоотношения с соседним ази атским государством появились в России ещё в XVI в. В 1525 г. русский по сол в Риме Д. Герасимов, основываясь, вероятно, на данных средневековых и античных карт, рассказывал о возможности доáраться до Китая Северным морским путём2, однако в тот момент должного развития данные инициативы не получили. В середине XVII в. московский двор увидел неоáходимость во взаимодействии с молодой маньчжурской Цинской империей. Практическую форму эта потреáность оáрела во время первого посольства России в Китай

áолее поздний, чем в данной статье, хронологический период, а значение русско-китайской тор говли отмечается уже в конце XVIII в. (История Русской Америки, 1732–1867. В 3 т. / Под ред. Í.Í. Болховитинова. М., 1999). 2 Цит. по: Ефимов А.В. Из истории великих русских географических открытий. М., 1971. С. 56–57. 3 Россия и Китай: четыре века взаимодействия. История, современное состояние и перспек тивы развития российско-китайских отношений / Под ред. А В. Лукина М., 2013. С. 24. 4 Венюков М. Очерк старых и новых договоров России с Китаем. СПá., 1861. С. 5.

вынужден покинуть Китай, увезя с соáой и привезённые дары5. Тем не менее, находясь в Пекине, он выяснил, какие китайские товары могла áы приоáретать русская казна (áархат, камка, драгоценные камки и проч.), и определил спрос на русскую продукцию (меха)6. Следует отметить, что áлагодаря развившемуся экспорту пушнины в Китае сформировался стереотип о России как о холодной стране, жители которой активно пользуются мехом, чтоáы согреться7 . Результаты двух следующих посольств оказались весьма ограниченными. Лишь в рамках визита С. Аáлина удалось реализовать предназначенные на про дажу товары8. Относительно удачным áыло посольство 1672 г. под руководством И. Милованова и Г. Коáякова, которых, несмотря на растущую напряжённость на границе Китая и России, приняли áлагосклонно. Однако визит в Пекин российского посланника Í.Г. Спафария вновь не принёс ожидаемого результа та – заключения торгового договора – из-за несоáлюдения ритуалов9. Отчасти в свете указанных неудач российские правители уáедились в неоáходимости за ключения предметного и точного договора, каковым в итоге стал подписанный русским посланником Ф.А. Головиным 29 августа 1689 г. Íерчинский трактат. Помимо оáщеизвестных положений оá установлении границ двух государств и уничтожении крепости Алáазин, он определял порядок наказания людей, пересекающих границу с целью граáежа. Это áыло важно, «даáы не возникла война из-за áесчинства отдельных частных людей и áыло áы предотвращено кровопролитие». Примечателен пятый раздел договора, гласивший, что «люди какого áы то ни áыло положения, имеющие охранные грамоты для проезда, могут своáодно следовать в земли оáеих держав и повсюду продавать и поку пать, как им áудет неоáходимо для оáоюдной торговли»10. Серьёзное влияние на содержание договора оказали иезуиты Т. Перейра и Ф. Жерáильон, хотя и в отечественной, и в китайской литературе роль этих посланников лиáо све дена к минимуму, лиáо вовсе замалчивается11 . Íерчинский трактат оáладал серьёзными недостатками. Одна из основных целей документа заключалась в установлении границ, однако описание демар кационных линий áыло крайне неточным. Íерешёнными остались вопросы торговых отношений между Китаем и Россией. Желание Петра I разрешить их привело к отправке нового посольства под руководством Э.И. Идеса, но и его визит не принёс ожидаемых результатов12. Более того, следствием попы ток посольства установить торговые отношения стал прямой запрет

М., 1980. С. 102. 6 Там же. С. 99. 7 Самойлов Н.А. Россия и Китай в XVIII – начале XX в.: тенденции взаимодействия и вза имовлияния // Вестник Санкт-Петерáургского университета. Востоковедение и африканистика. 2010. Вып. 2. С. 5. 8 Мясников В.С. Империя Цин и Русское государство… С. 102. 9 Венюков М. Указ. соч. С. 6. 10 Российско-китайские отношения. История и современность. Хрестоматия / Сост. Д.В. Куз нецов. [Электронный ресурс]. Благовещенск, 2014. С. 9. 11 Венюков М. Указ. соч. С. 9; Хэ Гуйчунь. «Чжун-Э ниáучу» дэ цяньдин юй есухуэйши [«Íер чинский китайско-русский договор»: (его) подписание и иезуиты] // Вестник Фуцзяньского педа гогического университета. Сер. Философия и оáщественные науки. 1989. Вып. 4. С. 102–109. 12 Идес И., Бранд А. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695) / Вступ. ст., пер. и коммент. М.И. Казанина. М., 1967. С. 384–385. 13 Венюков М. Указ. соч. С. 10.

Люáопытно, что при подписании Íерчинского трактата цины совершен но проигнорировали Сахалин, который на тот момент являлся предметом пристального внимания Российского государства. По всей видимости, это связано с тем, что китайцы считали этот остров отдельным государством. Ещё на Тырском памятнике ХV в. в устье Амгуни имелось упоминание о «за морских ку-и-сцах», «доступ к которым возможен только на судах». Согласно данным Б.П. Полевого, это áыло одной из причин устаревшего названия Сахалина на китайском языке – Куедао, или «Айнский остров»14. Иезуиты на основании китайских источников стали на картах показывать напротив устья Амура осоáый остров с надписью «Regnma Íауе»15. Впрочем, подтвердить такую этимологию названия географического оáъекта на китайском языке пока не удалось. Имеются различные оценки Íерчинского трактата в историографии. Одни историки признают его существенным прорывом в развитии двусторонних от ношений, другие – и вовсе поáедой российской дипломатии. П.Я. Яковлева охарактеризовала договор как равноправный16. Б.Г. Щеáеньков видел укрепле ние российско-китайских связей в развитии товарно-денежных отношений17 . П.И. Каáанов указал на заложенные трактатом возможности для дальнейших переговоров по уточнению границ18. М.И. Сладковский утверждал, что áлаго даря договору áыли урегулированы пограничные споры и определены право вые основы для развития торговли19. В то же время В.М. Хвостов и Г.В. Мели хов отметили, что трактат áыл подписан под угрозой вторжения превосходящих маньчжуро-китайских войск, поэтому не может считаться равноправным20 . В.А. Александров указывал, что передача Цинской империи áольших террито рий в Приамурье задержала социально-экономическое, хозяйственное и куль турное развитие региона почти на два века21. А.К. Прохоров, опираясь на источ ники из Поднеáесной, отметил, что Цинская империя подчинила территории, никогда ранее ей не принадлежавшие22 . Определённым компромиссом видится позиция академика РАÍ В.С. Мяс никова, который подчеркнул, что Íерчинский трактат спосоáствовал ниве лированию конфликта в самом начале международных отношений на Даль нем Востоке23. Впрочем, следует отметить, что именно заключение соглашения с Россией помогло Цинской империи создать неоáходимую для её стаáильного развития áуферную зону в Приамурье и начать войну с Джунгарским ханством24 . 14 Полевой Б.П. Русские географические открытия на Дальнем Востоке с 30-х гг. XVII в. до 60-х гг. XIX в. Дис. … д-ра ист. наук. Л., 1985. С. 87. 15 Florovsky A. Maps of the Siberian Route of the Belgian Jesuit, A. Thomas (1690) // Imago Mundi. 1951. Vol. 8. P. 103–108. 16 Яковлева П.Т. Первый русско-китайский договор 1689 года. М., 1958. С. 211. 17 Щебеньков Б.Г. Русско-китайские отношения в XVII в. М., 1960. 18 Кабанов П.И. Амурский вопрос. Благовещенск, 1959. С. 21–22. 19 Сладковский М.И. Очерки экономических отношений СССР с Китаем. М., 1957. С. 26. 20 Хвостов В.М. «Китайский» счёт по реестру и правда истории // Международная жизнь. 1964. № 10. С. 21–27; Мелихов Г.В. Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII в.). М., 1974. С. 185–192. 21 Алекандров В.А. Россия на дальневосточных руáежах (вторая половина XVII в.). М., 1969. С. 192–195. 22 Прохоров А.К. К вопросу о советско-китайской границе. М., 1975. С. 82. 23 Мясников В.С. Историческое значение Íерчинского договора // И не распалась связь вре мён… К столетию со дня рождения П.Е. Скачкова. М., 1993. С. 85–90. 24 Мясников В.С. Империя Цин и Русское государство… С. 252.

Представляется, что договор 1689 г. заложил основу для дальнейшего вза имодействия с Китаем и показал возможность договариваться по широкому кругу вопросов. Следует подчеркнуть, что даже слаáые переговорные позиции позволили России получить существенный результат – это можно расценивать как успех внешней политики в регионе, очень отдалённом от центра страны. Думается, что указанный опыт áыл использован в истории Русской Америки, когда удалось достигнуть договорённости с коренным населением Америки, Испанией, США и Великоáританией. Период с конца XVII в. до 1712 г. áыл временем относительного спокой ствия на границе, а условия договора успешно соáлюдались. С 1698 г., когда в Китай отправился первый казённый караван, пушнина стала главным (85%) экспортным товаром России в Цинское государство, остальная часть приходи лась на кожевенные и мануфактурные изделия25. Следует отметить, что торго вый путь существовал и раньше (описан ещё в дневнике Спафария в 1675 г.), но носил частный характер. Торговые люди из Íерчинска самостоятельно про никали на китайскую территорию через Аргунский пограничный острог и за тем шли по степи в направлении рек Хаáур, Ган, Терáула, Мерген, Хинган, Ка никал, Хайлар, Дзадук, Унера, Улучи и далее26. Такой маршрут áыл достаточно опасен, в том числе потому, что цинские власти потворствовали нападениям местного населения на торговые караваны. Российское государство стремилось жёстко контролировать торговлю пушниной с Китаем, что áыло отчасти продиктовано некоторыми статьями Íерчинского договора. Формально он позволял проводить торговые операции всем желающим, однако московское купечество пыталось монополизировать рынок27. Только крупные купцы могли скупать у сиáирских охотников пушни ну и сáывать её28, формируя основу русского экспорта в Китай в виде шкурок соáоля, норки, лисиц, горностаев и проч.29 Уже тогда выяснились недостатки казённой караванной торговли, ограни ченной неáольшим ассортиментом. Страны оáменивались, с одной стороны, мехами, с другой – драгоценными металлами и камнями, шёлком и предме тами роскоши, которые в основном предназначались для царского двора. При этом рост населения Сиáири, которому нужны áыли продовольствие и ткани, и спрос в Поднеáесной на российские товары из кожи, железа и сукна про воцировали поиск новых форм организации торговли. Уже

Указ. соч. С. 209. 28 Там же. 29 Гончарова О.В. Участие служилых людей (казаков) в пушном промысле и пушной торговле в Сиáири // Казачество. 2016. № 9(22). С. 45–54; Жалсараев А.Д. Время, соáытия, люди. Хроноло гический перечень дат и фактов этнической Бурятии. Улан-Удэ, 2011. С. 56. 30 Романова Г.Н. Торговые связи России и Китая в конце XVII – начале XX в. // Заруáежный Восток: вопросы истории торговли с Россией. М., 2000. С. 160–161; Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). М., 1974. С. 130–132; История Северо-Восточного Китая XVII–XX вв. Кн. 1. Маньчжурия в эпоху феодализма (XVIII –начало XX в.). Владивосток, 1987. С. 221.

тия межгосударственной торговли дала именно сиáирская пушнина и попытки определить для неё подходящий рынок сáыта. С 1689 по 1713 г., т.е. до заключения Кяхтинского договора, через Íерчинск, в тот период – основной торговый пункт на границе с Цинской империей, áыло пропущено 14 торговых (в основном частных и смешанных) караванов, вклю чая миссию под руководством П. Худякова, формально завершившуюся уже в 1713 г. При этом, по всей видимости, успех неказённых караванов заключался в áолее низкой стоимости пушнины у частных торговцев из Íерчинска, которые зачастую не следовали установленным правилам и экономили на сáорах31 . Можно предположить, что одним из спосоáов изáавиться от контраáандных поставок пушнины и в то же время расширить рынок сáыта могла стать морская торговля, áлагодаря которой исчезал дополнительный «посредник» в лице пограничного населения, а пушнину можно áыло поставлять напрямую в порты китайских приморских провинций. Идеи о том, что до Китая можно доáраться морем через северо-восток Азии, стали проникать в Россию в нача ле XVIII в. и нашли отражение в документах того времени. Петра I занимала высказанная его сподвижником по заграничным путешествиям, кораáельным мастером Ф.С. Салтыковым мысль о возможности плавания через Северный Ледовитый океан в Китай и Индию «по устье Амурское и вдоль между Епоном и Китаеми»32. 24 апреля 1713 г. Салтыков писал царю: «Велеть построить ко раáли на Енисейском устье и на иных реках, понеже оной реки устие позади Ледоватаго моря, и в Сиáири от Енисейскаго устия до Китаи все надлежит вашему владению оной морской áерег»33. В следующем году он предложил послать из Архангельска кораáли на поиски северного морского пути, чётко по ставив задачу о «взыскании своáодного пути морскаго от Двины реки даже до Амурскаго устья и до Китай»34 . Между тем из-за огромных пространств и слаáого представления о грани цах имелись определённые сложности. Визиты архимандрита Илариона (Ле жайского), начальника первой Пекинской духовной миссии, и врача Гарвинга в Китай и китайских чиновников в Россию в 1712–1714 гг. показали важность развития двусторонних отношений и неоáходимость направления новых де легаций. Осоáенно это относилось к развитию торговых связей, в том числе с Японией и другими странами в Азиатско-Тихоокеанском регионе. При этом отмечалось, что даже японцы с их запретами имеют китайские товары, кото рые русские перекупают с áольшой наценкой. А.Я.

2018. № 435. С. 121–126.

Сиáири. XVIII век. М.; Л., 1965. С. 14. 33 Салтыков Ф.С. «Пропозиции» кораáельного мастера Петру I о постройке кораáлей в устьях рек Сиáири, плавании их в Тихий океан, открытии новых островов и морской торговле с Китаем и другими странами, 24 апреля 1713 г. // Пропозиции Фёдора Салтыкова. СПá., [1892]. С. 28–29. 34 РГАДА, ф. 9, отд. II, кн. 13, л. 958–962. 35 Там же, отд. II, д. 43, л. 375–376. 36 Ипатова А.С. История российско-китайских отношений в документах и материалах // Íо вая и новейшая история. 2013. № 2. С. 70–93.

Андреев

встречал и в дальнейшем сопровождал подполковник П. Ступин. Основной задачей миссии считалось привлечение калмыков, проживавших в низовьях Волги, к военным действиям на стороне Цинской империи против Джунгар ского ханства. А.В. Ефимов полагал, что экспедиция снаряжалась также для подготовки карты России, на которой áыли áы оáозначены выходы к морям с севера и востока. Её составление держалось в секрете от российской стороны вплоть до 1764 г., когда в «Ежемесячных сочинениях и известиях о учёных де лах» áыло опуáликовано «Описание путешествия, коим ездили китайские по сланники в Россию, áывшие в 1714 году у калмыцкого тайши Аюка на Волге», первоначально изданное в Пекине в 1723 г. Судя по этой карте, китайцы весьма приáлизительно представляли сеáе выход к Охотскому морю. Они полагали, что расстояние от озера Байкал до выхода к Тихому океану можно преодолеть практически полностью по рекам, причём южнее Ангары. Выход к морю в се верном направлении представлялся китайцам áолее сложным. К примеру, Ан гара, по их данным, оáрывалась вскоре после Байкала. В предписаниях, данных Ступину перед встречей китайской делегации (опуáликованы в «Памятниках Сиáирской истории» и в «Ежемесячных сочи нениях и известиях о учёных делах»37), отмечалась важность изучения пути от Удского острога до Íерчинска и говорилось о направлении для этих целей двух лиц, которым следовало изучить китайскую границу. Задача áыла весьма слож ная, так как предстояло пройти тысячи вёрст по территории, известной лишь охотникам на пушного зверя. Кроме того, предписывалось изучить острова и территории, которые находились напротив Колымского устья и Камчатки. По всей видимости, и в России, и в Китае полагали, что реки Колыма, Ана дырь и Камчатка текут параллельно друг другу и впадают в море поáлизости одна от другой. Предписания Ступину хранились в секрете и стали известны широкой пуáлике лишь 50 лет спустя, когда уже имелись áолее чёткие пред ставления о географии Дальнего Востока и севера Тихого океана áлагодаря путешествиям В. Беринга. Проход через российские владения китайских посланников треáовал ответ ных действий со стороны Цинского государства. В знак признательности импе ратор Канси удовлетворил просьáу российских властей по размещению в Пекине духовной миссии, которая находилась в столице Китая в 1715–1716 гг.38 Следует отметить, что запрос на размещение представителей духовенства на тот момент давно назрел. Пётр I ещё в 1700 г. впервые распорядился поды скать подходящих для отправки в Сиáирь и Китай служителей39, повторив

Впрочем, судьáа духовной миссии складывалась неáлагополучно. Во-пер вых, она оказалась на довольствии цинского правителя, получая чины в соот ветствии с китайской ранговой системой, что можно трактовать как «перепод чинение» отечественных посланников. Во-вторых, уже в 1717 г. часть членов миссии áыла отправлена в Тоáольск из-за áолезней. В 1718 г. скончался глава духовной миссии, архимандрит Иларион (Лежайский), что поставило под во прос продолжение нахождения в Пекине российских подданных41 Отчасти поэтому Пётр I в 1719 г. снарядил посольство Л. Измайлова с амáициозными целями, отражёнными в том числе в инструкциях от Коллегии иностранных дел и Коммерц-коллегии: доáиться разрешения на постройку в Пекине православной церкви и права на назначение вице-консулов в «разные второстепенные города»42. Российская делегация, выехав из Санкт-Петерáурга 16 июля 1719 г., доáралась до Пекина 18 нояáря 1720 г.43 Согласно свиде тельствам, практически все поставленные цели áыли достигнуты (в том числе учреждение генерального консульства в Пекине), однако вскоре отношения ухудшились44. В некоторых трудах причиной называется непрофессионализм оставленного по результатам посольства Измайлова в Пекине консула – уро женца Швеции Л. Ланга45. Он продержался в должности не áолее 17 месяцев, испортив отношения с императором Канси из-за «мелочности и надменности». По всей видимости, Ланг честно исполнял свои оáязанности, но отказывался давать взятки и преподносить дорогие подарки местным áюрократам, что на рушало традиции и представления о взаимодействии между государственными служащими и иностранными посланниками46. Одним из последствий стал за прет на торговлю между Россией и Китаем в 1722 г.47 Впрочем, феномен личности Ланга являлся лишь одним из факторов ухуд шения двусторонних отношений. Ещё в конце посольства Измайлова через границу перешла группа монголов численностью в 700 человек, которые при сягнули российскому императору. Китайские власти потреáовали вернуть áе глецов, в противном случае угрожая свернуть переговоры, что и произошло: Измайлов покинул Пекин 12 февраля 1721 г.48 Другим немаловажным факто ром стало поведение русских купцов в Пекине, которые нередко устраивали пьяные деáоши49 . Помимо прочего, Измайлову не удалось доáиться от китайской стороны раз решения на ведение духовной деятельности в Пекине и иных городах Поднеáес ной. Мотивировка отказа заключалась в том, что, во-первых, русский духовный 41 Там же.

Л.В. Измайлова 1719–1722 гг. // Россия и Китай: научные и культурные связи (по материалам архивных, рукописных, книжных и музейных фондов). Вып. 2. СПá., 2012. С. 12–18. 43 Историческое оáозрение Сиáири. Кн. 1: с 1585 до 1742 года. М., 1838. С. 429. 44 Венюков М. Указ. соч. С. 12–13. 45 Бантыш-Каменский Н.Н. Указ. соч. С. 96–97. 46 Березницкий С.В. Караванная торговля России с Китаем и отечественная наука XVIII века. СПá., 2017. С. 51; Курц Б.Г. Русско-китайские сношения в XVI, XVII, XVIII столетиях. Днепропе тровск, 1929. С. 66–67. 47 Историческое оáозрение Сиáири. Кн. 1. С. 429–430. 48 Ипатова А.С. История российско-китайских отношений… С. 70–93. 49 Мишакова О.Э. «Дипломатическая» роль Кяхты… С. 19–25.

посланник не имел неоáходимых документов; во-вторых, цинская сторона ожи дала решения о передаче им монгольских áеглецов – áез их возврата рассмотре ние вопроса о нахождении духовной миссии áыло невозможно50. Значительное влияние на принятие такого решения, вероятно, оказали иезуиты, прочно укре пившиеся при дворе китайского правителя ещё в XVII в. По всей видимости, они справедливо воспринимали Российское государство и его посланников как кон курентов и старались заáлокировать упрочение русско-китайских отношений. Со смертью императора Канси в 1722 г. отношения Цинской империи с представителями иностранных государств становятся áолее напряжёнными. Íовый áогдыхан, правивший под девизом Юнчжэн, начал проводить политику изоляционизма. Íа это повлияло áольшое количество факторов, связанных преимущественно с наметившимися негативными тенденциями внутри госу дарства: разложение низовой прослойки «знамённого» (военного) сословия, продолжавшееся притеснение «подлого люда» (людей, которые не относились к крестьянам, чиновникам, ремесленникам и торговцам) и проч. Íе последнюю роль в формировании внутриполитических вызовов сыгра ли иностранные подданные, в отношении которых начались проверки. Расследование выявило áольшое количество злоупотреáлений, начиная с того, что иезуиты старались выполнять раáоту, к которой не могли иметь отношения (например, áыли поварами, конюхами, музыкантами, камердинерами, торгов цами на ярмарках и проч.), и заканчивая прямым манипулированием верой и религией. Известны случаи, когда во время проповеди они использовали одежды шэньши (учёных-чиновников), апеллировали к наукам и искусствам, адаптировали тезисы своего религиозного учения к китайским реалиям и дари ли иконы, утверждая, что они имеют чудодейственные свойства51. Такое поведе ние, угрожавшее внутренней стаáильности в стране, вызвало соответствующую реакцию властей. В 1724 г. Юнчжэн приказал выслать из Китая иностранных миссионеров, оставив только самых неоáходимых, а храмы – их áыло около 300 – в áольшинстве своём оáращались в оáщественные дома. Развивались идеи, изложенные в «священном указе» Канси 1670 г., направленном против инакомыслящих и запрещавшем отправление христианских áогослужений. Распоряжение нового императора повлияло и на русско-китайские отношения. Впрочем, опасения, связанные с запретом на проведение духовной де ятельности православных миссионеров, не оправдались. Более того, Юнчжэн, по всей видимости, надеялся на стаáилизацию отношений между государствами и отправил посольство в Россию52, представленное двумя знатными министра ми: гуном (князем) Олондаем (иные варианты написание его имени – Олой, Ао Лундай) и тайным советником,

занные с демаркацией границ. Статус и специфика отношений между Россий ской и Цинской империями неоднократно оáсуждались в Сенате, Коллегии иностранных дел и в Коммерц-коллегии. 20 января 1724 г. Сенат отправил Л. Ланга для межевания границ, которое, однако, не áыло осуществлено55 . После смерти Петра I вопрос определения границ оставался достаточно острым. 10 февраля 1725 г. Коллегия иностранных дел определила посылку грамоты сиáирскому гуáернатору М.В. Долгорукову в Тоáольск, с сооáщени ем о назначении послом в Китай С.Л. Владиславича-Рагузинского и с тре áованием подготовить для посольства выписки из документов о сношениях с Цинской империей56. 3 марта 1725 г. Екатерина I повелела Лангу уведомить китайский двор о смерти российского государя, а также сооáщить, что вскоре в Пекин áудет направлен новый посланник для разрешения вопросов, связан ных с границей57 . Цинские власти считали первостепенным вопрос о пограничном размеже вании русских и монгольских земель, хотели закрепить своё господство в Халхе и доáиться признания новых границ58. Зная о заинтересованности России в установлении доáрососедских торгово-экономических отношений и опаса ясь сáлижения русских с монголами, цины оказывали политическое давление: в 1724 г. они остановили русский караван и постоянно треáовали выдать пе реáежчиков. Именно в это время вступила в завершающую стадию подготовка крупной экспедиции по изучению северной части Тихого океана под руковод ством В. Беринга, инициированная Петром I. В его инструкции чётко указыва лось: «Íа оных áотах [плыть] возле земли, которая идет на норд, и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля – часть Америки»59. Экспедиции Беринга следовало оказывать всяческую помощь, в том числе сиáир ским властям, подвластные территории которых граничили с Китаем60. Вероят но, сведения оá экспедиции дошли до Цинской империи, которая поспешила приступить к заключению полномасштаáного договора с Россией. В 1727 г. в ходе посольства в Китай С. Владиславич подписал Буринский трактат, фиксировавший границы между Россией и Цинской империей на тех участках, которые не áыли определены Íерчинским договором. Это позволило отклонить часть притязаний китайской стороны на те земли, которыми уже владела Россия, и оáозначить границы по линии монгольских караулов61. Важ нейшим достижением для России стало фиксирование за ней земель к югу от Кузнецка и Красноярска. В 1728 г. Россия заключила Кяхтинский договор с Китаем, который во многом подтвердил условия Íерчинского и Буринского трактатов. В áоль шинстве трудов отмечается, что договор подписан 21 октяáря 1727 г., однако при его изучении становится очевидно, что в этот день áыл составлен проект, 55 ПСЗ-I. Т. 7. № 4429. С. 208–209. 56 АВПРИ, ф. Сношения России с Китаем, оп. 62/2, д. 2, л. 8–11 оá. 57 Бантыш-Каменский Н.Н. Указ. соч. С. 113. 58 Читимдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII–XVIII вв. М., 1978. С. 93. 59 ПСЗ-I. Т. 7. № 4679. 60 РГАВМФ, ф. 223, оп. 1, д. 29, л. 113; Иерусалимский Ю.Ю., Давыдов В.В. Роль Петра Вели кого в освоении Русской Арктики // Вестник Московского государственного оáластного универ ситета. Сер. История и политические науки. 2022. № 2. C. 58–67. 61 АВПРИ, ф. Сношения России с Китаем, оп. 62/1, д. 12а, л. 588–589.

но подписан (в тексте используется термин «разменян») он только 14 июня 1728 г.62 В преамáуле указано, что договор составлен по велению Екатерины I, а подписывался уже в первый год правления Петра II. Как пишет исследова тель В.Г. Дацышен, это произошло по настоянию китайской стороны исходя из её соáственных представлений о корректности упоминания того или иного правителя63 . В текстах Кяхтинского трактата, подписанных сторонами, наáлюдались су щественные разночтения, однако они не сильно повлияли на суть документа. Впервые юридически определялась линия границы между странами, что по зволило выставить пограничные посты и караулы, а также создать специальное учреждение – пограничную канцелярию, которая áазировалась в Селенгинске и следила за тем, чтоáы русско-китайская торговля шла в специально опреде лённых для этого местах64. России разрешалось отправлять караваны в Пекин всего три раза в год, однако появились зоны áеспошлинной торговли в Кях те и Цурухайту, что оáеспечило значительный рост оáщего торгового оáъё ма65. Кроме того, в Пекине разрешалось вести раáоту русской духовной миссии. С этого времени торговля между двумя державами стала áыстро развиваться66 , хотя поначалу носила оáменный характер (использование денег и кредита за прещалось), а до середины XIX в. шла практически исключительно через Кяхту. Ежегодный товарооáорот в этой приграничной слоáоде исчислялся милли онами руáлей67, хотя подоáные показатели áыли достигнуты далеко не сразу. Íа первые торги 15 августа 1728 г. приáыли всего 10 русских и 4 китайских купца, а уже к концу года появился гостиный двор с 24 лавками и 32 купеческими изáами68. Изначально из-за того, что часть отечественных товаров – пушнина, изделия из золота и сереáра – áыла запрещена к продаже частными лицами, китайские покупатели не осоáо интересовались продукцией из России. Ситу ацию несколько выправляла продажа ревеня, однако важность этого продукта меркнет на фоне запросов на меховые изделия, нелегально поставлявшиеся в Китай.

В 1743 г. по указу Сената Кяхтинский форпост возводится в ранг торговой слоáоды и туда поселили около ста семей «для распространения купечества»69 . В этот момент изначально мелкий пункт на границе двух империй стал опорной точкой для расширения влияния России. В дополнение к сложившимся границам происходило преоáразование экономической политики в отношении 62 Сáорник договоров России с Китаем 1689–1881 гг. СПá., 1889. С. 50–60. О разночтениях при датировке подписания договора см.: Дацышен В.Г. «Кяхтинский трактат 21 октяáря 1727 г.»: проáлемы текста и датировки // Оáщество и государство в Китае. Т. 47. 2017. № 1. С. 635–649. 63 Дацышен В.Г. «Кяхтинский трактат 21 октяáря 1727 г.»… С. 635–649. 64 Мишакова О.Э. Кяхта: от караванной торговли до порто-франко. Из истории торговых отношений России и Китая в XVIII – первой половине XIX вв. // Вестник Бурятского государ ственного университета. 2011. № 7. С. 46–50. 65 Самойлов Н.А. Кяхта и Маймайчэн: геокультурное пространство взаимодействия России и Китая в XVIII–XIX вв. // Вестник Санкт-Петерáургского государственного университета. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2009. № 4. С. 190–197. 66 Чэнь Кайкэ. Чжун-Э гуаньси шишан дэ ву тяо лу [Пятый путь в истории российскокитайских отношений] // Элосы сюэкань. Т. 10. 2020. Вып. 56. С. 70–91. 67 Дэн Вэньчу. Тянься 1: Мин Цин дуйвай чжаньлю шиши [Поднеáесная 1: исторические фак ты внешнеполитической стратегии династий Мин и Цин] // The Paper (URL: https://www.thepaper. cn/newsDetail_forward_10214193 (дата оáращения: 30.03.2021)). 68 Мишакова О.Э. Кяхта: от караванной торговли до порто-франко… С. 46–50. 69 ОР РГБ, ф. 20, п. 3, д. 5, л. 19.

сиáирских земель, что означало окончательное закрепление России в регионе и позволило áез лишних опасений за стаáильность сухопутных связей новых и старых территорий страны двигаться дальше на восток, к Тихому океану. Следует отметить, что Россия в лице Китая нашла отличный рынок для сáыта сиáирских товаров. Логистика, подразумевавшая доставку товаров с вос тока России, т.е. практически через весь континент, áыла относительно затруд нена и нерентаáельна: из-за развития производства шерсти в Англии и вво за в Европу пушнины из Северной Америки международная торговля мехами в западном направлении сулила только уáытки70. Спасением виделась Цинская держава, интересовавшаяся русской пушниной. Один оáоз с мехом стоил около 100 тыс. руá.71 Допустимо сказать, что это áыл уникальный отечественный про дукт, недоступный другим государствам. В какой-то степени меха выступали аналогом опиума для Британской Ост-Индской компании, сыгравшей трагиче скую для Китая роль в XIX в. В китайских источниках указывалось, что агрессоры в лице русских каза ков в районе Амура притесняли национальные меньшинства этих мест Китая72 , а цинские власти применяли прекращение торговли в сочетании с отпором в военных действиях73. Таким оáразом, политика Российского государства в от ношении Китая оценивалась исключительно как экспансионистская и трак товалась практически как попытка колониального захвата74. Более того, такой подход áыл синонимичен понятию «эпохи унижений Китая» (пусть этот тер мин и вошёл в оáиход значительно позже) из-за того, что Россия якоáы имела исключительные преимущества перед остальными колониальными державами и ещё до Опиумных войн продвигала неравноправные отношения75. Íесмо тря на изменившиеся взгляды в китайской науке, которые тяготеют к оценке Кяхтинского трактата как договора двух равных государств76, отголоски такой трактовки по-прежнему слышны, что однозначно вредит современным двусто ронним отношениям. Впрочем, проследить определённые параллели с неравноправной торгов лей опиумом можно. Контраáанда в районе Маймайчэна (поселение-спутник Кяхты по китайскую сторону границы) однозначно предполагала нарушения условий международных соглашений и местных законов, поэтому вопросы «юридической чистоты» проведения торговых операций между русскими и ки тайскими купцами имели место. Другое дело, что сама контраáанда, о которой в 1730 г. писал Ланг77, возникала не только по вине российских властей. Ки тай под различными предлогами приостанавливал торговые операции в Кяхте 70 Романова Г.Н. Становление российско-китайских торговых связей (XVII – первая треть XVIII в.) // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. 2014. № 2(67). С. 101–112. 71 Клиффорд Ф. Великий торговый путь от Петерáурга до Пекина. История российскокитайских отношений в XVIII–XIX веках. М., 2019. 72 История китайско-советских торгово-экономических отношений. Харáин, 1992. С. 29. 73 Cahen G. Some early Russo-Chinese relations. Shanghai, 1939. 74 Критика исторических взглядов советских ревизионистов. Пекин, 1977. С. 16. 75 Там же. С. 17. 76 Су Фэнлинь. Цун «Íиáучу тяоюэ» дао «Цякэту тяоюэ» – Чжун-Э вэньхуа цзяолю дэ лиши пяньдуань [От Íерчинского договора к Кяхтинскому – фрагменты истории культурного взаимо действия Китая и России] // История и современное состояние китайско-российских отношений. Кайфэен, 2004. 77 Записки Л. Ланга о поездке в Пекин // Русско-китайские отношения в XVIII в.: материалы и документы. Т. 2. 1725–1727 гг. М., 1990. С. 120.

в 1733, 1737, 1744, 1747, 1751, 1753, 1756 и 1757 гг. В 1760 г. оáъём контраáанд ных операций составил 1 млн 358 тыс. руá.78 Однако в периоды, когда ни российские, ни китайские власти не чини ли препятствий, в Кяхте развивались уникальные методы взаимодействия. Íа протяжении десятилетий здесь сформировалась своеоáразная система торговли. Ежегодно из русских купеческих компаний выáиралось по одному уполномо ченному или поверенному, которые оценивали качество и определяли, сколько неоáходимо русской продукции, для того чтоáы выменять определённое число китайских товаров и наоáорот. Торговля велась исключительно путём оáмена79 , использование денег, драгоценных металлов и кредита запрещалось80 . Меновой характер коммерческих отношений создавал сложности, торговля становилась многоступенчатой81. Русским купцам неоáходимо áыло приоáре сти товар в России, привезти в Кяхту, там выменять его на китайский, вывезти последний и продать в России. Иными словами, русские купцы увеличивали свою приáыль посредством оáмена своего товара на китайский, с последую щей его продажей в России. Они стремились максимально нарастить оáъёмы продажи пушнины на китайский рынок: вывозили шкуры речных áоáров, лис, песцов, рысей, волков, выдр. Осоáенным спросом пользовались лапы живот ных (преимущественно лис, песцов и рысей), популярные в традиционной ме дицине. Стоит заметить, что уже в начале XVIII в. на рынке в Кяхте стали появляться шкуры морских áоáров (каланов) и их хвосты, которые получа ли с Алеутских, Курильских и Командорских островов. К 1720-м гг. русские купцы стали продавать шкуры медведей, выхухолей, норок, росомах, морских котиков82 . Íа взаимодействие России и Китая влияли различные традиции и подходы к ведению международных отношений. Цинская держава стала продолжате лем тысячелетнего уклада, который подразумевал трактовку Поднеáесной как центра мира, сюзерена для всех остальных стран. Россия же серьёзно укрепила свои позиции на международной арене и заявила о сеáе как о мировой держа ве. Академик Мясников отмечал, что взаимодействие двух стран по формаци онным характеристикам относится к однотипному, а по цивилизационным –к смешанному виду межгосударственных связей83 . Различной áыла и мотивация для развития отношений между странами. Для России важны áыли экономические аспекты. Благодаря петровским ре формам экономика показывала рост, для чего треáовалось привлекать финан совые ресурсы. Цинская держава придерживалась политических категорий, полагая, что укрепление России может привести к изменению положения Ки тая как регионального

воловина XVIII – вторая половина XIX вв.) // Оáщество и государство в Китае. Т. 45. 2015. № 2. С. 627. 80 Корсак А.К. Историко-статистическое оáозрение торговых сношений России с Китаем. Ка зань, 1857. С. 95–96. 81 Яо Сяньгао. Чжунго цзиньдай дуйвай маои ши цзыляо [Исторические материалы о китай ской внешней торговли в Íовое время]. Т. 2. Пекин, 1962. 82 Отчёт Главного правления Российско-американской компании за 1840–1841 гг. СПá., 1842. С. 25. 83 Мясников В.С. Историко-культурные осоáенности взаимодействия России и Китая // Мясников В.С. Квадратура китайского круга: изáранные статьи в 2 кн. Кн. 1. М., 2006. С. 451.

сматривали сеáя властителями мира). Поэтому основной целью заключения соглашений между Россией и Китаем цины считали разграничение территорий и утверждение правового положения новых земель в составе Поднеáесной, а не экономическое взаимодействие. Таким оáразом, специфика русско-китайских отношений в конце XVII –начале XVIII в. повлияла на выход русских к Тихому океану, а Цинская держа ва становится важнейшим рынком пушнины, являясь своего рода экономиче ским стимулом освоения новых территорий. Заключение соглашений с Китаем происходило в одно время с формированием задач экспедиции В. Беринга. Эти соáытия, повлиявшие на исторические процессы в Азиатско-Тихоокеанском регионе, áыли взаимосвязаны и в конечном счёте спосоáствовали движению России на Восток. Дальнейшее изучение проáлематики статьи треáует привле чения сведений из заруáежных архивов, в первую очередь Китая и Западной Европы.

заговора тайных обществ Михаил Белоусов, Ясын Абдуллаев The Greek revolution and the myth of the conspiracy of secret societies Mikhail Belousov (Saint Petersburg State University, Russia), Yasyn Abdullaev (University of California, Berkeley, USA) DOI: 10.31857/S0869568722050077, EDN: KLDNLC В 1814 г. в Одессе группа влиятельных членов греческой диаспоры основа ла тайное «Оáщество друзей» («Филики Этерия»). Его деятельность отражала широко распространившиеся в конце XVIII – начале XIX в. в Европе и России идеи филэллинизма1 и áыла направлена на освоáождение греческого народа из-под власти Османской империи2. Одним из наиáолее важных шагов на пути к достижению этой цели стало назначение в конце 1820 г. на должность ге нерального инспектора оáщества героя Отечественной войны 1812 г. генералмайора кн. А.К. Ипсиланти. 22 февраля (6 марта) 1821 г. вместе с группой верных ему людей он выехал в пределы вассальной Порте Молдавии и дал сиг нал к началу антитурецкого восстания. Одновременно в Валахии развернулось крестьянское движение под руководством Т. Владимиреску, ветерана русскотурецкой войны 1806–1812 гг.3 Íесмотря на скорый разгром оáоих мятежей, смерть Владимиреску и áегство кн. Ипсиланти, соáытия в Дунайских княже ствах стали катализатором освоáодительной войны уже на территории самой Греции, 25 марта (6 апреля) 1821 г. она началась на Пелопоннесе. Данный конфликт затянулся на восемь лет, охватил Балканы и взáудоражил Европу и Ближний Восток. Как отмечали современники, греческая революция вызвала живой от клик в русском оáществе и на долгое время стала одной из главных тем для дискуссий в различных салонах, кружках и правительственных сферах. Ещё С.М. Соловьёв, а вслед за ним С.С. Татищев и С.А. Жигарев писали о слож ном выáоре российского самодержавия между сочувствием к единоверцам и осуждением восставших «áунтовщиков», напоминавших своими действиями испанцев и итальянцев4. Советские историки делали акцент на «реакционно© 2022 г. М.С. Белоусов, Я.С. Аáдуллаев

1825 года», проект № 19-78-00040. 1 О западном филэллинизме и его самом известном представителе – áароне Дж.Г. Байроне написано несколько раáот: Beaton R. Byron’s War: romantic rebellion, greek revolution. N.Y., 2013; Rosen F. Bentham, Byron and Greece: constitutionalism, nationalism, and early liberal political thought. Oxford, 1992.

2 Подроáнее о «Филики Этерия» см.: Frangos G.D. The Philike Etaiereia, 1814–1821: A social and historical analysis. Ph.D. Diss. N.Y., 1971.

3 О Т. Владимиреску и его связях с Россией см.: Tappe E.D. The 1821 revolution in Romanian principalities // The Greek struggle for independence / Ed. R. Clogg. L., 1973. P. 134–155; Jelavich B. Russia and the formation of the Romanian national state. Cambridge, 1984. P. 35–49.

4 Соловьёв С.М. Император Александр Первый. Политика – дипломатия. СПá., 1877. С. 478; Татищев С.С. Внешняя политика императора Íиколая Первого. Введение в историю внешних сношений России в эпоху Севастопольской войны. СПá., 1887. С. 140; Жигарев С.А. Русская по

сти» политики царизма в Восточном вопросе5. Восстание Ипсиланти и после довавшие за ним соáытия стали рассматриваться как эпизод национальноосвоáодительного движения6, а формирование внешней политики Российской империи тех лет изоáражалось как противоáорство условных партий «войны» и «мира». Так, А.В. Фадеев усматривал в правящих кругах «прогрессивных» сторонников вмешательства в áорьáу на Балканах и их «реакционных» против ников7. Академик А.Л. Íарочницкий, писавший оá охранительном курсе цар ского правительства, отмечал в нём известный раскол и несогласие с императо ром многих «умеренно-лиáеральных» деятелей8. В заруáежной историографии подроáно освещалось отношение русского оáщества к греческой революции 1821 г., а также влияние на возникавшие разногласия двойного руководства МИД в 1815–1821 гг.9 В оáозначенном в историографии противостоянии сторонников нового крестового похода на Восток и приверженцев международной контрреволюции «голуáи» явно находились в меньшинстве, но это с лихвой компенсировалось солидарностью с ними Александра I. Кроме царя, к их числу оáычно отно сят вел. кн. Константина Павловича, графов К.В. Íессельроде и Д.А. Гурьева, а также Д.П. Татищева. Более решительная позиция «ястреáов» среди прави тельственных осоá считалась популярнее. С теми или иными оговорками её разделяли гр. И.А. Каподистрия, генералы гр. М.С. Воронцов, А.П. Ермолов, А.А. Закревский, П.Д. Киселёв и А.И. Чернышёв, послы в Париже и Лондо не К.О. Поццо-ди-Борго и гр. Х.А. Ливен, посланники в Вене и Константи нополе гр. Ю.А. Головкин и áарон Г.А. Строганов. Согласно классическим представлениям, пока одни призывали немедленно аннексировать Дунайские княжества, оáъявить войну Турции и помочь православным áратьям в их áорьáе против мусульманского ига, других áолее áеспокоили потенциально деструк тивные последствия áалканских соáытий для спокойствия и áезопасности Ев ропы, их революционный характер и возможная связь с мятежами в Испании и Италии. Однако постулируемое оáычно наличие двух «партий» плохо оáъясняет логику поступков основных действующих лиц этих соáытий, а деление поли тической элиты на «национальных патриотов», защищавших интересы России, и «космополитических реакционеров», верных идеям Священного союза, не помогает выявить осоáенности восприятия и описания имперской áюрократией греческой революции, отразившихся в комплексе различных делопро изводственных и нарративных источников, в мемуарах, эпистолярии, пуáлици стике и т.д. литика в восточном вопросе (её история в XVI–XIX веках, критическая оценка и áудущие задачи). Т. 1. М., 1896. С. 301. 5 Девтеров А.А. Греческий вопрос в политике Российской империи во второй половине XVIII – первой трети XIX вв. Автореф. … дис. канд. ист. наук. Майкоп, 2003. 6 Арш Г.Л. Тайное оáщество «Филики Этерия». Из истории áорьáы Греции за свержение османского ига. М., 1965; Арш Г.Л. Этеристское движение в России: освоáодительная áорьáа гре ческого народа в начале XIX в. и русско-греческие связи. М., 1970.

7 Фадеев А.В. Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1958. С. 47–85. 8 Нарочницкий А.Л. Греческое национально-освоáодительное движение и Россия // Вопросы истории. 1980. № 12. С. 67–68.

9 Prousis Th.C. Russian cultural response to the Greek war of independence (1821–1830). Ph.D. Diss. Indianapolis, 1982. P. 67–68; Grimstead P.K. The Foreign ministers of Alexander I: political attitudes and the conduct of Russian diplomacy, 1801–1825. Berkeley, 1969. P. 203–204.

Выступление кн. Ипсиланти и восстание в Морее произошли в тот период, когда основное внимание сановников и дипломатов империи áыло сосредото чено на соáытиях в Испании, Пьемонте и Íеаполе. Со времён Французской революции многие её современники привыкли видеть в различных кризисах прежде всего следствие подрывной деятельности тех или иных тайных оá ществ10. В политическом истеáлишменте 1820-х гг. широкое распространение получил миф о заговоре некоего могущественного «руководящего комитета ре волюционеров», находившегося áудто áы в Париже и управлявшего сетью тай ных оáществ по всей Европе. Считалось, что они желали разрушить все «троны и алтари» от Пиренеев до Петерáурга и через своих многочисленных агентов из представителей «своáодных профессий», офицеров и интеллигенции могли совершить переворот в люáой точке света11. Подоáный конспирологический подход являлся культурной доминантой, во многом определявшей восприятие и интерпретацию происходившего в мире, независимо от оценки греческих повстанцев или отношения к идее войны с Турцией. В полной мере это проявлялось в среде российского генералитета. Так, начальник штаáа 2-й армии генерал-майор Свиты Киселёв, судя по его переписке с Закревским и áароном И.И. Диáичем, где постоянно оáсуждались планы предстоящего конфликта, áыл настроен весьма воинственно12. В 1822 г. в соá ственноручной записке о «гетерии» он признавал её роль в разжигании рево люции в Валахии и дестаáилизации оáстановки на Балканах, однако отмечал, что «это оáщество не имело никакого отношения к масонству-карáонарству и ко всем другим сектам, существовавшим до сих пор. Оно не знало ни лож, ни соáраний и не имело никаких ритуалов, составляющих их»13. Поэтому Киселёв в июле 1822 г. с радостью писал Закревскому о поáедах греков над мусуль манским флотом и сожалел о пассивности России, хотя ещё в январе выражал надежду на то, что «русские пойдут к Пиренейским горам, где респуáликанцы оáъявили смертную войну всем царям и в осоáенности дому Бурáонов»14 . Закревский, занимавший тогда должность дежурного генерала Главного штаáа, критически отзывался о действиях кн. Ипсиланти, «не важно отличив шегося», и называл его поступок «противным нашей политике»15. Он высказы вался за войну прежде всего потому, что «неоáузданные толпы могут ворваться в наши пределы, тогда срам áудет порядочный»16. При этом, скорее всего, имелись в виду как áеженцы, так и революционеры. «Успех возмущений» на территории Османской империи казался Закревскому крайне опасным и для России, а восстание в Валахии он ставил в один ряд с европейскими револю 10 Подроáнее о теории заговора в связи с масонством и тайными оáществами см.: Roberts J.M. The mythology of the secret societies. L., 1973; Биберштайн И.Р. Миф о заговоре. Философы, масо ны, евреи, лиáералы и социалисты в роли заговорщиков. СПá., 2010; Смит Д. Раáота над диким камнем. Масонский орден и русское оáщество в XVIII в. М., 2007. 11 Белоусов М.С., Абдуллаев Я.С. Первые испанские революции и правящие круги Российской империи // Российская история. 2021. № 1. С. 46–57. 12 Сáорник Императорского Русского исторического оáщества (далее – Сáорник ИРИО). Т. 78. СПá., 1891. С. 64; Фадеев А.В. Указ. соч. С. 115. О деятельности Киселёва на посту началь ника штаáа 2-й армии см.: O’Meara P. General P.D. Kiselev and the Second Army HQ at Tul’chin, 1819–1829 // Slavonic and East European Review. Vol. 88. 2010. № 1/2. P. 261–290. 13 ОР РÍБ, ф. 859, к. 9, д. 13, л. 60 оá. 14 Сáорник ИРИО. Т. 78. С. 84, 106. 15 Там же. Т. 73. СПá., 1890. С. 154. 16 Там же. Т. 78. С. 246–247.

циями. «По известиям Вашим о происшествиях в Турине весьма ясно, чего ожидать следует, – делился он своими сооáражениями с кн. П.М. Волконским 25 марта (6 апреля) 1821 г. – Бунтовщики могут действовать в тыл австрий цам, коих войска, посланные к Íеаполю, едва ли достаточны áудут уничтожить и неаполитанскую армию. Заключение Ваше на счёт ненадёжного положения Франции и даже Германии не подлежит сомнению… Приáавьте к этому проис шествие, Вам, конечно, уже известное, о áеспокойствах в Молдавии и Валахии: áудут ли равнодушно смотреть на это турки?.. Словом, áольших происшествий ожидать должно, и áлагоразумная предусмотрительность треáует áрать заáла говременно меры»17 . Конспирологическая риторика áыла характерна и для члена Государствен ного совета гр. П.Х. Витгенштейна, командовавшего 2-й армией, которая дис лоцировалась на границе с Османской империей. Он не скрывал своей симпа тии к грекам18. Вместе с тем в переписке с гр. Ф.В. Остен-Сакеном 24 апреля 1821 г. гр. Витгенштейн отзывался о Владимиреску как о «карáонарии», пусть и поднявшем изначально áунт против валашского áоярства, а не султана19 . Люáопытно, что к данному письму прилагалась «Записка о греческом восста нии 1821 г.», в которой описывалось устройство «могущественной» и «мно гочисленной» «Филики Этерии». При этом постоянно проводились аналогии с масонскими ложами, а само тайное оáщество изоáражалось настоящим де миургом революции. Именно его лидеры, по словам автора записки, восполь зовавшись удачным стечением оáстоятельств, произвели «возмущение в Гре ции ныне случившееся»20 . Как результат деятельности тайных оáществ рассматривал греческое вос стание и генерал-майор кн. Í.Р. Кантакузен, желавший через Киселёва, хо датайствовавшего за него в 1822 г. перед кн. Волконским, доáиться милости Александра I. Павлу Дмитриевичу кн. Кантакузен рассказывал, что его оá маном втянули в этеристское дело и теперь ему грозит месть заговорщиков, защитить от которой может только монарх21. 16(28) января 1822 г. кн. Кантаку зен писал, что своими корнями «Филики Этерия» уходит во времена Француз ской революции, но создано оáщество áыло лишь в 1816 г., явно «в масонском жанре», причём при наáоре новых членов его лидеры демонстрировали «суеверие и притворство»22. Долгое время конспираторы соáирали деньги, верáо вали агентов и осознанно готовили революцию, возглавить которую предсто яло кн. Ипсиланти. Íо тому не удалось договориться о совместных действиях с Владимиреску, сказалось его «вероломство», а когда он узнал, что «систе ма греческой Этерии в этих двух княжествах оказалась разрушена», то

го комитета с карáонарами и революционерами всех цветов». Более того, по его словам, и Александр I подозревал «по внушениям из Вены, что возмущение греков áыло в связи с итальянской тогдашней неáольшой революцией». Cо временем Сверáеев изменил свою позицию. Уже в 1823 г. его смутила áеседа между консервативно настроенными французским и áаварским посланниками в Швейцарии, которые, желая поáороть «тайные оáщества, скрытно действу ющие против своáоды народов», поддерживали самые радикальные антикон ституционные меры. А в 1825 г. гр. Каподистрия предоставил Сверáееву, в то время – атташе русского представительства в Женеве, протоколы женевских соáраний «Филики Этерии». Уáедившись при их чтении, что «оáщество филэллинов… не имело ни малейшей связи со всеми другими разрушительными оá ществами, как, наприм[ер], председательствуемым Лафайетом Comite Directeur, существование коего подразумевалось в Париже, или с вентами итальянских карáонари и скрывающихся в Германии их адептов», Сверáеев даже пытал ся переслать эти протоколы гр. Íессельроде, надеясь через него повлиять на царя24 . Глава русской миссии в Константинополе в 1816–1821 гг. áарон Строга нов, получив известие о восстании кн. Ипсиланти, направил ему 6(18) марта 1821 г. письмо, в котором порицал действия молодого генерал-майора, назы вая их «порождением разрушительных принципов», противоречащих политике Александра I, и призывал его «прекратить гражданскую войну» и «остановить кровопролитие»25. 18(30) марта áарон также направил ноту турецкому прави тельству, предупреждая Порту о разгорающейся революции. В ней, как и в по хожих по содержанию оáращениях к великому визирю, он выражал презрение к áунтовщикам и уáеждал советников султана наказать виновных26. Даже в уль тиматуме, вручённом 18(30) июля и содержавшем треáования очистить кня жества от османских войск и возоáновить навигацию в проливах, говорилось о том, что император не сочувствует мятежу, решительно осуждая «действия зачинщиков революции» и их «пагуáные заáлуждения», направленные на рас шатывание государственного порядка как в Турции, так и в Европе27 . Поццо-ди-Борго, считавшийся одним из самых последовательных сторон ников урегулирования кризиса на Балканах áез участия европейских держав, 7(19) августа 1821 г. сооáщал Íессельроде о позиции прусского правитель ства: «Рассматривая греческое восстание в его связи с тем духом вольнодум ства, который нарушает и ставит под угрозу социальный порядок в Европе, áерлинский двор всё же проводит справедливое различие между положением и кознями тех людей, которые сеют смуту… и положением

М., 2014. С. 329–330, 334, 348.

Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Документы российского Министерства иностранных дел. Сер. 2 / Отв. ред. А.Л. Íарочницкий (далее – ВПР). Т. 4(12). М., 1980. С. 50; Prokesh-Osten A. Geschichte des Abfalls der Griechen vom turkishen Reiche im Jahre 1821 und der Grundung des hellenischen Koingreiches. Aus diplomatischem Standpuncte. Bd. 3. Wien, 1867. S. 70. 26 РГИА, ф. 1630, оп. 1, д. 127, л. 1 оá.–3. См. также: Там же, ф. 1040, оп. 1, д. 81. 27 Арш Г.Л. Этеристское движение в России… С. 311; Prokesh-Osten A. Op. cit. Bd. 3. S. 100. 28 ВПР. Сер. 2. Т. 4(12). С. 252.

при его нынешнем состоянии создаёт своего рода приáежище для мятежников всех стран». Со своей стороны, граф также проводил черту между «законны ми интересами угнетённых греков, имеющих в силу договоров право взывать к России о заступничестве, и преступниками, выступающими ныне под знаме нем мятежа в едином строю с возмутителями спокойствия Европы»29 . Посланник в Турине Г.Д. Мочениго 3(15) сентяáря 1821 г. ожидал, что «сила возмущения в Греции заставит главарей вспыхнувшего восстания всту пить в сношения с вожаками мятежников в Италии и Испании»30. В том, что смута в Греции наверняка эксплуатируется европейскими революционерами для распространения своих возмутительных теорий, не сомневался и русский посланник в Берлине áарон Д.М. Алопеус. Вместе с тем он напоминал, что восставшие греки – это «народ, который может иметь свои недостатки, но несчастье и угнетение которого треáуют уважения и сострадания»31. Татищев проявлял интерес к восточным делам ещё áудучи посланником в Мадриде32 В 1821 г. он враждеáно отзывался о политике Порты в отношении её христи анских подданных, но одоáрял жёсткие меры, принятые для áорьáы с áунтов щиками33. Возглавив в 1822 г. русское посольство в Вене, Татищев достаточно áыстро сáлизился с кн. К. Меттернихом и 25 марта (6 апреля) 1823 г. уверял Петерáург, что «мы не имеем никакой причины не áыть довольными точкой зрения венского каáинета на Восточный вопрос»34. Судя по всему, он и сам тогда разделял позицию кн. Меттерниха, видевшего в греческой революции одну из главных угроз для легитимного порядка как в Османской империи, так и в Европе. Временно управлявший торговыми делами в Константинопо ле М.Я. Минчаки в 1824 г., сетуя на превращение Мореи в «окровавленного призрака», оáрекающего сеáя на гиáель, винил в этом «опасения, надежды, притязания и корыстные расчёты, порождённые революцией, которая разожгла такие страсти». Спасение Эллады от нараставшего хаоса он связывал с коллек тивным вмешательством великих держав35 . Представления современников о соáытиях первой половины 1820-х гг. на Балканском полуострове ярко отразил «Исторический мемуар о происхожде нии и успехах Этерии», составленный в 1825 г. Д.В. Дашковым, áывшим недол гое время исправляющим должность управляющего делами константинопольской миссии, на основе заметок кн. А. Ханджери, гр. Булгари, купцов Мавро и Барáи и др.36 В нём происхождение «Филики Этерии» переносилось в эпоху 29 Там же. С. 386. 30 Там же. С. 285. 31 Соáрание трактатов и конвенций, заключённых Россиею с иностранными державами / Сост. Ф.Ф. Мартенс. Т. 7. СПá., 1885. С. 417. 32 Видимо, не случайно в его личном фонде сохранилась анонимная записка «Изложение средств, которые могут при нынешних оáстоятельствах служить умиротворению Греции» (ОР РÍБ, ф. 762, оп. 1, д. 83, л. 5). В ней воспроизводилось мнение, высказанное гр. Í.С. Мордвиновым в письме к áарону Строганову 15(27) июля 1821 г. и позднее опуáликованное: La Pacification de la Grece (№ 1196) // Архив графов Мордвиновых. Т. 6. СПá., 1902. С. 286–290. 33 ОР РÍБ, ф. 762, оп. 1, д. 85, л. 1 оá.–2. 34 Соáрание трактатов и конвенций… Т. 4. Ч. 1. СПá., 1878. С. 322. 35 ВПР. Сер. 2. Т. 5(13). М., 1982. С. 517–520. См. также его письмо к гр. Íессельроде 5(17) марта 1824 г.: Там же. С. 369. 36 РГИА, ф. 1630, оп. 1, д. 168, л. 14–19 оá. Записку кн. Ханджери, датированную 18 мая 1825 г., см.: Там же, л. 5–11. В материалах Í.К. Шильдера сохранилась копия записки Дашкова: ОР РÍБ, ф. 859, к. 9, д. 13, л. 75–87.

Французской революции, а непосредственное основание в 1814 г. приписы валось членам «европейской революционной секты». При этом утверждалось, что первоначально это áыла типичная европейская революционная органи зация, которой руководили карáонарии, следовавшие якоáинским правилам и статутам. Сменившие их затем греческие патриоты стремились уже к осу ществлению национальных идей, но их методы оставались такими же анти легитимистскими. Оáразовав «секретный комитет в Вене», этеристы соáирали деньги на «политический заговор», привлекали доáровольцев из российской диаспоры, а с 1818 г. уже вели агентурную раáоту в Петерáурге и даже пыта лись привлечь на свою сторону гр. Каподистрию. Именно они финансировали и организовывали восстание кн. Ипсиланти, который лишь осуществлял планы могущественного тайного оáщества. Однако его неудачный поход в Валахию подорвал репутацию и финансовые средства Этерии, уже не влиявшей на дви жение в Морее, и к 1825 г. переключившейся в основном на сáор пожертвова ний для повстанцев через свои европейские комитеты37 Остро реагировали на происходившие на Балканах соáытия и высшие сановники империи, в частности, министр внутренних дел гр. В.П. Кочуáей и министр духовных дел и народного просвещения кн. А.Í. Голицын, принад лежавшие к áлижайшему окружению императора. Узнав о восстании кн. Ип силанти, гр. Кочуáей сразу же приказал градоначальникам Одессы и Таганрога гр. А.Ф. Ланжерону и П.А. Баáкову приостановить выдачу паспортов местным грекам, желавшим перейти границу с Турцией, поскольку «у императора вы зовет чувство глуáокого огорчения участие кого-лиáо из подданных в мятеже, который, вне зависимости от его причины, его величество никогда áы не смог одоáрять в принципе»38. 15(27) нояáря 1825 г. в письме к герцогу А.Э. Рише лье граф утверждал, что царь, несмотря на притеснения христиан, не хотел разрушения Османской империи39. Íе одоáрял восстания в Дунайских княже ствах и кн. Голицын, в остальном сочувствовавший грекам и участвовавший в оказании им гуманитарной помощи. Ответственность за мятеж возлагалась им, как и другими, на тайные оáщества, а кн. Ипсиланти воспринимался как изменник, нарушивший клятву верности царю40. Оказание помощи карáонари ям и подоáным им заговорщикам глава «сугуáого Министерства» считал совершенно недопустимым41 . Бессараáский вице-гуáернатор Ф.Ф. Вигель впоследствии вспоминал про 1820-е гг.: «Вспыхнули Португалия, Íеаполь, Сардиния, а в следующем году и Греция. Ещё скорее сие пагуáное действие можно áыло сравнить с электри ческим проводником, который в минуту пожирает великое пространство; иáо порывы áури, возникшей на áерегах Таго, к концу года (хотя весьма слаáо) отозвались

Íевы».

кн.

«совпадало с другими совершившимися

Западе, казалось, в тайной связи с ними и как áы продол жением мятежной цепи». Учитывая «демократический дух этого возмущения», 37 РГИА, ф. 1630, оп. 1, д. 168, л. 14 оá.–15 оá., 17–19. 38 Арш Г.Л. Этеристское движение в России… С. 310. 39 Сáорник ИРИО. Т. 54. СПá., 1886. С. 634–635. 40 Арш Г.Л. И. Каподистрия и греческое национально-освоáодительное движение 1809–1822 гг. М., 1976. С. 226–227. 41 О неоáходимости вооружённой áорьáы со злом, уже «революционизировавшим три стра ны», Голицын много дискутировал с Александром I (Николай Михайлович, вел. кн. Император Александр I: опыт исторического исследования. Т. 1. СПá., 1912. С. 552).

поддерживать его áыло нельзя, тогда как жестокости турок, служившие од ной из причин воинственности русского оáщества, Вигель связывал с тайными подстрекательствами «самих же лиáералов»42 . Талантливый рассказчик и внимательный наáлюдатель И.П. Липранди, в начале 1820-х гг. служивший в Одессе чиновником по осоáым поручениям при гр. Воронцове, в своих позднейших записках отмечал, что «дерзкое пред приятие этеристов» началось «в весьма ограниченном круге», который мемуа рист называл не иначе, как «шайкой». Однако затем, нуждаясь в финансовых и людских ресурсах, оно áыстро разрослось при попустительстве гр. Ланжеро на и Í.Í. Инзова. Липранди подроáно описал áиографии разных членов тайного оáщества, подкуп ими местных чиновников, поиск денег и доáровольцев для похода, предводитель которого «князь Александр áыл человеком вполне ничтожным, что из всех его действий и видно»43. Тем самым перед читателями складывалась картина тщательно спланированной от начала и до конца воен ной революции44 Много внимания греческим делам всегда уделял А.С. Стурдза, вплоть до 1821 г. совмещавший литературную деятельность с исполнением оáязанностей секретаря канцелярии гр. Каподистрии45, потомок господарей Молдавии и грек-фанариот по матери. В составленном им 3(15) февраля 1821 г. тексте про екта царского рескрипта на имя гр. Каподистрии говорилось о разрушительной силе «таинственных и преоáразующих» оáществ, осоáенно карáонарских вент и иллюминатских сект, пытавшихся подорвать основы древних монархических устоев и всего социального и политического порядка в Европе. Возникновение «несметной толпы революционных клуáов» напрямую связывалось в документе с масонскими ложами, распространившимися по всему континенту, включая Россию. Стурдза считал, что только строгий правительственный надзор за ма сонами мог предотвратить их соединение в полноценный «арсенал революци онных фракций»46 . Как установили Т. Прусис и С. Гервас, áорьáа в Греции являлась един ственным случаем, когда гр. Каподистрия и его секретарь пуáлично встали на сторону восстания против законной власти47. Стурдза принадлежал к числу сторонников оáъявления войны Турции и создания независимого греческого государства48. Однако оáосновывалось это всё в том же конспирологиче ском духе. В переписке с графами Каподистрией и Íессельроде весной 1821 г. 42 Вигель Ф.Ф. Записки. М., 2000. С. 243, 266. 43 РГИА, ф. 673, оп. 1, д. 234, л. 10. 44 Там же, д. 237, л. 69–70 оá.; д. 236, л. 13–17 оá., 39–46, 71 оá.–74. Оá основных произве дениях Липранди см.: Достян И.С. Русская оáщественная мысль и áалканские народы. М., 1980. С. 201–207.

45 Подроáнее о нём см: Ghervas S. Alexandre Stourdza (1791–1854): Un intellectuel orthodoxe face а l’Occident. Geneva, 1999; Ghervas S. Réinventer la tradition: Alexandre Stourdza et l’Europe de la Sainte-Alliance. P., 2008; Martin A.M. Romantics, Reformers, Reactionaries: Russian Conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. DeKalb, 1997. P. 170–173; Парсамов В.С. Жозеф де Местр и Александр Стурдза: из истории религиозных идей александровской эпохи. Саратов, 2004. С. 5–21. 46 Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАÍ (далее –РО ИРЛИ), ф. 288, оп. 1, д. 25, л. 2–7. 47 Prousis Th.C. Aleksandr Sturdza: A Russian Conservative Response to the Greek Revolution // East European Quarterly. Vol. 26. 1992. № 3. P. 320; Ghervas S. Le philhellénisme d’inspiration conservatrice en Europe et en Russie // Peuples, états et nations dans le Sud-Est de l’Europe. Bucharest, 2004. P. 103–110. 48 РО ИРЛИ, ф. 288, оп. 2, д. 15, л. 5–8 оá., 13–20 оá., 21–24 оá.

Стурдза доказывал, что греков нельзя уравнивать с испанскими или неаполи танскими революционерами, поскольку они не являлись подданными христи анского монарха, а оставались раáами и данниками чужеземного мусульман ского владыки, угнетавшего их народ áолее 400 лет49. В записке «О греческих делах» 27 июля 1821 г. он признавал «возможность и даже правдоподоáность» подготовки выступления кн. Ипсиланти руководящим комитетом в Париже, но ему казалось, что подоáные «частные интриги» не имели значения на фоне ос новной причины восстания – стремления освоáодиться от жестоких, кровожад ных и некомпетентных султанов и визирей, от турецкой тирании, и защитить от них свою родину и веру50. Характерно, что тогда же в коротком литературнопуáлицистическом произведении «Греция в 1821 и 1822 году»51 Стурдза наделил одного из персонажей нарочито конспирологическими взглядами, согласно которым единственной причиной революции провозглашался заговор париж ского комитета карáонариев, а греки приравнивались к его прихвостням. Его вооáражаемый корреспондент, наоáорот, опровергал эти представления и рас крывал освоáодительный и религиозный характер начавшейся áорьáы. Гр. Каподистрия, этнический грек довольно своáодолюáивых уáеждений, в 1816–1822 гг. управлявший МИД вместе с гр. Íессельроде и, по мнению современников и исследователей, олицетворявший «лиáеральное» направле ние внешней политики Александра I, сильно переживал за судьáу своих со отечественников. Он не разделял взглядов руководителей «Филики Этерии»52 , называя это тайное оáщество «сектой», видевшей в áунте против законной власти султана единственный спосоá освоáождения Греции. Граф надеялся осуществить его под покровительством Российской империи после успешной русско-турецкой войны. Этеристам, по его мнению, следовало не поддаваться «гиáельному заáлуждению страстей», пожалеть «сеáя и их столько же несчаст ный, сколько и невинный народ… отказаться от своих революционных проис шествий и жить по-прежнему под властью теперешних их правительств, пока Провидение не решит иначе»53 Действия кн. Ипсиланти застали гр. Каподистрию врасплох. Он не скры вал, что не понимает, «к чему всё это приведёт»54. В частном письме к Стурдзе 30 марта (11 апреля) 1821 г. граф с явным огорчением отмечал: «В момент, когда Европе со всех сторон угрожают революционные взрывы, как не признать в том взрыве, который произошёл в княжествах, идентичный результат тех же самых интриг, которые навлекли на один из полуостровов несчастья войны и военной оккупации, а на другой – ещё áолее ужасный áич демагогиче

Sturdza… P. 324. 51 [Stourdza A.] La Grèce en 1821 et 1822. Correspondance politique publiée par un Grec. P., 1823. P. 1–10, 13–30, 40–56, 78–81. Первая пуáликация появилась в 1822 г. 52 Арш Г.Л. Íовые данные оá отношении царского правительства к «Филики Этерии» // Пер вый конгресс áалканских исследований. Сооáщения советской делегации. М., 1966. С. 8–15. 53 Сáорник ИРИО. Т. 3. СПá., 1868. С. 217, 370–372. 54 Арш Г.Л. И. Каподистрия и греческое национально-освоáодительное движение… С. 216. 55 РО ИРЛИ, ф. 288, оп. 1, д. 185а, л. 2.

таном, гр. Каподистрия отнюдь не изменил своего отношения к революцио нерам. Они по-прежнему вызывали у него чувства ненависти и отвращении. В провале «вдохновителей этой великой катастрофы… Ипсиланти, Кантаку зины, Суццо» граф видел заслуженное воздаяние свыше56. В «Заметке для па мяти», приложенной к письму генеральному консулу в Дунайских княжествах А.А. де Пини, 11(23) октяáря 1821 г. гр. Каподистрия размышлял о том, что грекам неоáходимо заручиться поддержкой Европы против турок, а для этого нужно отказаться от планов введения респуáликанского или представительного правления, изáегая той «заразы», которую революции «внесли» в оáществен ную жизнь57. Так или иначе, призрак заговора тайных оáществ часто тревожил гр. Каподистрию на исходе его служáы в России, что отражалось в его офици альных и частных, пуáличных и конфиденциальных текстах. Íо ещё áолее последовательно оá ответственности тайных оáществ за кровопролитие и áеспорядки в Османской империи заявлял статс-секретарь гр. Íессельроде, которого в историографии принято считать одним из глав ных сторонников реакционного курса во внешней политике58. Íаходясь вместе с императором на конгрессе в Лайáахе, граф 23 февраля (7 марта) 1821 г. писал де Пини, что «в Валахии, так же, как и в Мадриде, Лиссаáоне и Íеаполе, кучка изменивших присяге áунтовавших солдат открыла ворота и пыталась ввергнуть государство в руки Анархии. Там, как и здесь, предводители лицемерно вы ражали глуáочайшее уважение к государю… стремясь в то же время захватить власть и осуществить свои планы переворота»59. Гр. Ланжерону 2(14) апреля он сооáщал, что за кн. Испиланти стоит греческое тайное оáщество, «так называ емые “друзья”», – получившая «ужасное влияние» на Востоке «секта», члены которой «есть не только среди áольшого числа греческих офицеров и чиновни ков, а также натурализовавшихся и оставшихся торговцев, но и среди русских национальных агентов и купцов»60 . В депеше, разосланной им 28 апреля (10 мая) 1821 г. российским предста вителям в Европе, категорически порицались все революционные движения, включая и восстание в Валахии61. В сентяáре 1822 г., оáращаясь в циркулярном письме к главам дипломатических ведомств великих держав, гр. Íессельроде указывал на то, что волнения в Греции являлись «исключительно делом рук сект заговорщиков, торжествующих в Испании и Португалии, одержавших вре менную поáеду в Италии и всё ещё пытающихся потрясти устои нескольких государств Европы»62. Летом 1824 г. он вновь напомнил Алопеусу, гр. Ливену, Поццо-ди-Борго и Татищеву о потенциальной опасности

А.Н. Европейская контрреволюция первой половины XIX в. Л., 1925. С. 185–187; Фадеев А.В. Указ. соч. С. 63–64. 59 Цит. по: Фадеев А.В. Указ. соч. С. 47. Копию депеши см.: Prokesh-Osten A. Op. cit. Bd. 3. S. 59. 60 ОР РÍБ, ф. 859, к. 9, д. 13, л. 5–5 оá. 61 История внешней политики России. Первая половина XIX века (от войн России против Íаполеона до Парижского мира 1856 г.). М., 1999. С. 191. 62 ВПР. Сер. 2. Т. 4(12). С. 584. 63 Там же. Т. 5(13). С. 566.

в том числе и в Россию64. Весной 1825 г. ему казалось, что «áанкиры и лиáера лы», снаáжавшие греков деньгами и оружием и направлявшие к ним волонтё ров, постепенно приоáретут такое влияние на повстанцев, «которое каáинеты не смогут ни уменьшить, ни поáороть». А это, вероятно, «приведёт к освоáо ждению Греции от турецкого господства, но лишь для того, чтоáы она подпала под ярмо людей, чьи усилия направлены всецело на ниспровержение социаль ного порядка»65 О.В. Орлик отмечала, что со временем даже такой апологет реакции, как Íессельроде, стал склоняться к áолее решительной политике. Так, 6(18) августа 1825 г. в его инструкции Алопеусу, Поццо-ди-Борго и Татищеву рекомендовалось не принимать в расчёт доводы иностранных дипломатов, а 10(22) октяáря в одном из последних своих докладов Александру I он подверг резкой критике действия Австрии и интриги кн. Меттерниха66. Íо и тогда граф не переставал верить в мировой заговор тайных оáществ и, в частности, в центральный коми тет в Париже, который áудто áы при помощи военных революций повсеместно распространял хаос, анархию и áезначалие. В той же августовской инструкции 1825 г., направленной представителям России в Вене, Берлине и Париже, гово рилось о «злосчастных волнениях», спосоáных привести лиáо к «уничтожению христианского народа, оáитающего на границе христианского мира», лиáо к гу áительной «поáеде такой власти, которая является по существу демократической и революционной»67. Подоáных представлений гр. Íессельроде придерживался и впоследствии. При Íиколае I он стал лишь менее зависимым от Меттерниха и áолее расположенным к активному поведению на международной арене68 . Под сильным влиянием мифа о всеевропейском заговоре в начале 1820-х гг. находилось не только окружение российского императора, но и сам Алек сандр I. Пытаясь оправдаться, кн. Ипсиланти 24 февраля (8 марта) отправил ему письмо, в котором оáъяснял свои мотивы и призывал царя стать «освоáо дителем Греции»69. Александр I áыл неприятно удивлён случившимся на Дунае. Прочитав послание своего áывшего флигель-адъютанта, ставшего предводите лем повстанцев, он 10(22) марта, сооáщил кн. Голицыну: «Íезависимо от того, что происходит в Пьемонте, в Валахии вспыхнуло восстание против власти Османской империи, и мы только что получили известие, что князь Ипсиланти… внезапно приáыл в Яссы и оáъявил тамошнему господарю, что он призван греками Эпира и Мореи… чтоáы освоáодить их от владычества Порты… Íо нет сомнения в том, что толчок к этому мятежному движению áыл дан тем же цен тральным комитетом в Париже, намеревавшимся этой диверсией спасти Íеа 64 Там же. С. 658. 65 Там же. Т. 6(14). М., 1985. С. 132–133. 66 Орлик О.В. Россия в международных отношениях, 1815–1829: от Венского конгресса до Адрианопольского мира. М., 1998. С. 98–100. 67 ВПР. Сер. 2. Т. 6(14). С. 236. 68 О влиянии кн. Меттерниха на гр. Íессельроде см.: Кудрявцева Е.П. Два канцлера: Мет терних и Íессельроде // Вестник МГИМО-Университета. 2019. № 1(64). С. 45–58. Тем не менее составленная в 1830 г. в III отделении Соáственной е.и.в. канцелярии «картина оáщественно го мнения в 1829 году» сооáщала императору,

поль и не допустить, чтоáы мы уничтожили одну из синагог Сатаны, созданных исключительно для распространения антихристианской доктрины. Ипсиланти в письме, адресованном мне, открыто говорит, что он принадлежит к тайному оáществу, оáразованному с целью спасения и возрождения Греции. Однако все эти тайные оáщества подчиняются центральному комитету в Париже. У рево люции в Пьемонте áыли аналогичные цели»70 . 14(26) марта в официальном письме, написанном гр. Каподистрией, царь оáвинял мятежного князя в оáмане своих соотечественников и заявлял, что этеристы не могут рассчитывать на какую-лиáо помощь России, «так как áыло недостойно его подрывать устои Турецкой империи позорной и преступной акцией тайного оáщества». Тем не менее поступок кн. Ипсиланти áросал тень на политику Петерáурга и спосоáствовал ухудшению русско-турецких отноше ний71. Поэтому весной 1821 г. Александр I треáовал от áарона Строганова не только оказать давление на султана и не допустить кровавых расправ над хри стианским населением, но и разъяснить позицию императора: «Пусть Порта знает, что мои принципы никогда не позволят мне поощрять восстание»72. Íа Веронском конгрессе осенью 1822 г. царь назвал революцию в Греции «пре ступным предприятием»73. В нояáре 1822 г. он говорил виконту Ф.Р. де Шато áриану: «Более не может áыть английской, французской, русской, прусской, австрийской политики; теперь есть лишь всеоáщая политика, которая должна, ради всеоáщего áлага, совместно осуществляться народами и монархами. Я дол жен первым доказать свою приверженность принципам, на которых я основал союз. Для этого представился случай: греческое восстание. Íичто, казалось áы, не соответствует в áольшей степени моим интересам и интересам моих наро дов, чем религиозная война против Турции (так считает оáщественное мнение моей страны), но в пелопонесских áеспорядках я усмотрел знак революции. Поэтому я предпочёл остаться в стороне. Королям должно áыть позволено со стоять в открытом союзе, защищающем от тайных оáществ… Провидение дало мне 800 тысяч солдат не чтоáы удовлетворять мои амáиции, а чтоáы защищать религию, мораль и справедливость, и чтоáы воцарился принцип порядка, на который опирается человеческое оáщество»74 . Австрийский посланник в Петерáурге гр. Л. Леáцельтерн в донесении кн. Меттерниху 2(14) августа 1824 г. характеризовал Александра I как одного из главных защитников спокойствия и порядка в Европе от революционной угрозы75. Íо сам Меттерних

2. СПá., 1912. С. 374–375).

A. Op. cit. Bd. 3. S. 65–67. 72 ВПР. Сер. 2. Т. 4(12). С. 94. 73 Рэй М.-П. Александр I. М., 2013. С. 380; Фадеев А.В. Указ. соч. С. 65. Делегации времен ного греческого правительства не позволили тогда принять участие в заседаниях как «совершенно недостойной симпатии» (Nichols I.C. The European Pentarchy and the Congress of Verona, 1822. The Hague, 1971. P. 254). 74 Рэй М.-П. Указ. соч. С. 381; Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. 4. С. 259; Николай Михайлович, вел. кн. Император Александр I… Т. 1. С. 295–296. 75 Николай Михайлович, вел. кн. Донесения австрийского посланника при русском дворе Леá цельтерна за 1816–1826 гг. СПá., 1913. С. 161–162.

ветниках, иáо потерял всех своих советников; на Каподистрию он смотрит, как на вождя карáонариев; он не доверяет своей армии, своим министрам, своему дворянству, своему народу… А знаете ли Вы единственный истинный мотив нежелания императора Александра видеть хотя áы один только корпус армии, всего десять тысяч человек, расположенным за границей? Это – его уáеждение, что корпус перейдёт на сторону врагов, настолько лиáеральная раáота áравых реáят, окружавших государя, разложила эту самую армию»76. В 1825 г., уже склоняясь к вооружённому вмешательству в греческие дела, Александр I, судя по его циркулярному оáращению 4(16) апреля к союзным монархам, руковод ствовался не только чувством христианского человеколюáия, но и стремлением устранить революционную угрозу, исходившую от восставших77 . В самом начале кризиса царь достаточно чётко сформулировал свою по зицию: «Если мы ответим туркам войною, парижский главный комитет вос торжествует, и ни одно правительство не останется на ногах. Я не намерен предоставить своáоду врагам порядка»78. Тогда ему казалось, что турки сами справятся с инсургентами и ввязываться в конфликт не стоит. Íо к 1825 г. он уáедился в том, что прекратить áеспорядки на Балканах и потушить в Греции «пожар мировой революции» можно лишь силой великих держав. Таким оáра зом, наметившийся поворот во внешней политике России áыл оáусловлен не противоáорством партий «мира» и «войны» или сугуáо дипломатическими причинами (соперничество с Англией и разочарование в механизме коллективной áезопасности), а внутренней логикой тех конспирологических сооáражений и страхов, которые высказывались в 1820-х гг. практически всеми высокопо ставленными сановниками, независимо от их политических или ведомствен ных разногласий. 76 Цит. по: Шебунин А.Н. Указ. соч. С. 180. 77 Дебидур А. Дипломатическая история Европы. Т. 1. М., 1947. С. 246. Prokesh-Osten A. Op. cit. Bd. 4. Wien, 1867. S. 153–157. 78 Цит. по: Андреева Т.В. Тайные оáщества в России в первой трети XIX в. Правительственная политика и оáщественное мнение. СПá., 2009. С. 504.

«Моральный барьер прусским насилиям». Политика России на завершающем этапе объединения Германии (1866–1870) Александр Медяков

«A moral barrier to Prussian violence». Russian policy during the final stage of the German Unification (1866–1870) Aleksandr Medyakov (Lomonosov Moscow State University, Russia) DOI: 10.31857/S0869568722050089, EDN: KLDRDK Центральное место в германской политике Российской империи занима ли отношения с двумя немецкими великим державами1. А одной из их основ долгое время являлась, по выражению немецкого историка К. Цернака, «не гативная политика в отношении Польши» (negative Polenpolitik)2. Уже само со участие в разделах Польши создавало определённую оáщность интересов трёх стран3. Опыт Крымской войны и «военной тревоги», пережитой Россией в свя зи с польским восстанием 1863 г., уáеждал в верности стратегических сооáра жений, сформулированных в 1865 г. кн. А.М. Горчаковым: «Германия – это до рога Польши. Мы должны áыли желать, чтоáы согласие между двумя великими немецкими державами не áыло нарушено, потому что мы не могли áы принять сторону одной áез того, чтоáы не áросить другую в оáъятия наших противников. Мы должны áыли желать, чтоáы Германский союз не áыл поколеáлен, потому что междуусоáная война открыла áы двери иностранной интервенции, которая могла áы захватить и Польшу»4. Вместе с тем, как видно из этой формулировки, за десять месяцев до начала австро-прусской войны перспектива создания еди ного германского государства в Петерáурге ещё не просматривалась. Когда же она стала оáозначаться яснее, русские дипломаты начали всё áолее чётко про тивиться подоáным планам Пруссии, даже несмотря на возникавшую в случае их осуществления возможность наглухо закрыть «дорогу Польши». В центре германской политики России после окончания австро-прусскодатской войны 1864 г., в ходе которой кн. Горчаков по мере сил старался сдержать

их оценка в историографии // Российская история. 2021. № 6. 2 См.: Zernack K. Polen in der Geschichte Preußens // Handbuch der preussischen Geschichte / O. Büsch (Hrsg). Berlin; N.Y., 1992. 3 Так, старший советник МИД áарон А.Г. Жомини отмечал важность «солидарности интере сов между нами, Пруссией и Австрией, которая áыла создана политикой императрицы Екатерины через систему Раздела» (ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1360, л. 3). 4 Россия и Пруссия в Шлезвиг-Гольштинском вопросе / Пуáл. С. Лесника и Е. Моравской // Красный архив. 1939. № 2(93). С. 107.

оторванных от Дании Шлезвига и Гольштейна. Императорское правитель ство желало, чтоáы они, оставаясь в Германском союзе, áыли переданы гер цогу П. Ольденáургскому, служившему олицетворением «исторического пра ва и консерватизма»5. Александр II даже официально отказался в его пользу от наследственных прав соáственной династии на герцогства6. Одновременно в Петерáурге надеялись на то, что кандидатура герцога поможет нейтрализо вать «тайные замыслы Пруссии»7. Кроме того, царь советовал своему прус скому «дяде и союзнику» искать компромиссное решение с Австрией, чтоáы не подвергать опасности внутренний мир в Германии8. Возможность столкно вения двух германских великих держав при этом явно недооценивалась, хотя даже трения между ними считались нежелательными, поскольку от них могли выиграть «революция»9 и Íаполеон III, у которого, по мнению кн. Горчакова, та или другая сторона искали áы поддержки в случае оáострения конфликта10 . Так же полагал и император11. Гаштейнскую конвенцию, поделившую 14 авгу ста 1865 г. управление Гольштейном и Шлезвигом, соответственно, между Ав стрией и Пруссией, в России приняли сдержанно, видя в ней лишь временное решение12 . С осени 1865 г. германская политика Петерáурга всё áолее активно связы валась с попытками оáеспечить «успокоение» на Востоке, изáегая преждевре менного конфликта на Балканах и ограничиваясь лишь моральной поддержкой местных христиан. В связи с этим осоáую тревогу вызывала «áеспокойная по литика» кн. А. Кузы в Дунайских княжествах, которая могла вынудить турок на ответные меры и тем самым привести в движение весь регион13. Кроме того, с охлаждением русско-французских отношений в начале 1860-х гг. в России росло опасение, что на Дунае появится враждеáный ей «авангард Запада», как ещё в июле 1864 г. докладывал императору кн. Горчаков14. В нояáре 1865 г. рус ский вице-канцлер недвусмысленно указал Берлину на связь между изменени ями на севере и на юге, заговорив о возможных компенсациях в случае тех или иных приоáретений Пруссии на Балтике. При этом непосредственная цель его заключалась не в некоей сделке, а в том, чтоáы посеять сомнения в полном не вмешательстве России в шлезвиг-гольштейнские дела15. Тем не менее речь шла

5 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1432, л. 166.

6 Там же, л. 230; ф. 722, оп. 1, д. 1155, л. 43–74; Милютин Д.А. Воспоминания. 1863–1864 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2003. С. 533; Россия и Пруссия в Шлезвиг-Гольштинском вопросе. С. 105–106.

7 Íа них, в частности, указывал вел. кн. Константин Íиколаевич, однако Александр II осе нью 1864 г. оспаривал наличие у Берлина аннексионистских намерений (ГА РФ, ф. 678, оп. 1, д. 772, л. 56; Dalwigk R. Die Tagebücher aus den Jahren 1860–71. Stuttgart, 1920. S. 146). 8 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1434, л. 168 и далее; Revertera F. Erinnerungen eines Diplomaten in St. Petersburg 1864–68 // Deutsche Revue. 1904. Bd. 2. S. 38; Шнеерсон Л.М. Австро-прусская война 1866 г. и дипломатия великих европейских держав: из истории «германского вопроса». Минск, 1962. С. 68. 9 В апреле 1865 г. император писал супруге, что «серьёзный конфликт между двумя великими германскими державами, который поделил áы Германию на два враждеáных лагеря, áыл áы при скорáным и пошёл на пользу только революции» (ГА РФ, ф. 728, оп. 1, д. 2475, л. 293).

10 Там же, ф. 828, оп. 1, д. 1434, л. 322 и далее.

11 Revertera F. Op. cit. S. 39. 12 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1435, л. 265, 274.

13 Там же, д. 1360, л. 6, 23.

14 Там же, д. 1432, л. 304.

15 Там же, д. 1436, л. 83, 119.

о содействии Пруссии на Востоке, где «пока эта помощь нам áыла меньше, чем ничего»16 . После свержения кн. Кузы в феврале 1866 г. прусская поддержка стала для Петерáурга ещё áолее ценной. Страх превращения княжеств во «французский лагерь на Дунае» теперь усилился слухами о возрождении старых французских планов передать Молдавию и Валахию Австрии в качестве компенсаций за уступку итальянцам Венеции17. Между тем, по мнению кн. Горчакова, сохране ние итальянских земель в австрийских руках имело принципиальное значение, как «подоáие Польши» («une espèce de Pologne»), поскольку наличие этих владе ний препятствовало смещению центра тяжести интересов монархии Гаáсáургов на восток18. В итоге подоáная комáинация áыла оáъявлена Россией в европей ских столицах поводом для войны19, а русскому послу в Константинополе пору чили «раскрыть глаза турецким министрам»20 . С марта 1866 г. по мере того, как отношения между Веной и Берлином оáострялись, Петерáург использовал все имевшиеся у него дипломатические рычаги для предотвращение войны, пытаясь опереться на «лояльность короля», чтоáы умерить «амáиции Бисмарка». Когда Франц Иосиф попросил Алексан дра II о посредничестве21, царь направил Вильгельму I письмо, указав в нём на те угрозы, с которыми столкнётся вся Европа в случае разрыва между Австри ей и Пруссией, и áудто áы даже получил оáнадёживающий ответ22. Затем два месяца он склонял Вену и Берлин к примирению, а кн. Горчаков видел в этих действиях едва ли не единственную основу для серьёзных политических комáи наций23. При этом вице-канцлер исходил из того, что «Бисмарк хочет войны» и «находит противодействие лишь в инстинктах короля»24 . Осоáые надежды в Петерáурге возлагали на идею оáоюдного разоружения25 и возмущались тем, что «друг Бисмарк не хочет кусать яáлоко мира»26. Íедо вольство вызывали и его проекты реформы Германского союза, по сути, разру шавшие данное оáразование27. Австрию при этом кн. Горчаков считал «менее виноватой, но áолее неуклюжей» из-за того, что она спешила с моáилизацией и этим сáлижала позиции короля и гр. Бисмарка28. Íеудивительно, что импера тор и его дипломаты поддержали оáе инициативы коллективного вмешательства 16 Там же, л. 120. 17 Впрочем, кн. Горчаков не исключал, что эти слухи умышленно распускались гр. Бисмар ком, даáы усилить недоверие между Веной и Петерáургом (Там же, д. 1437, л. 88 и далее). О про ектах оáмена Дунайских княжеств на Венецию см.: Senner M. Die Donaufürstentümer als Tauschobjekt für die österreichischen Besitzungen in Italien (1853–1866). Stuttgart, 1988.

18

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 204.

19 Там же, д. 1437, л. 238, 246; АВПРИ, ф. 137, оп. 475, д. 55, л. 7, 30; Revertera F. Op. cit. S. 139.

20

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 212.

21 Quellen zur Geschichte des Weimarer und Berliner Hofes in der Krisen- und Kriegszeit 1865/67 / W. Steglich (Hrsg.). Bd. 2. Frankfurt a/M, 1996. S. 1–33.

22

Die auswärtige Politik Preußens 1858–1871 (далее – APP). Bd. VI. Oldenburg, 1939. S. 703; ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 250, 312; Denkwürdigkeiten des Botschafters General v. Schweinitz. Bd. 1. Berlin, 1927. S. 201.

23

24

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 320.

Там же, л. 133.

25

26

27

Подроáнее см.: Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 115.

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 107; Revertera F. Op. cit. S. 131.

Les origines diplomatiques de la guerre de 1870–1871. T. 8. P., 1914. P. 212–213, 251; Quellen zur Geschichte… S. 12; Denkwürdigkeiten des Botschafters… Bd. 1. S. 206.

28

Les origines diplomatiques… T. 9. P., 1914. P. 15.

спор: и лондонскую идею совместного выступления предста вителей Франции, Англии и России в столицах трёх потенциальных участников войны с призывом к разоружению, и поступившее из Парижа предложение созвать конгресс великих держав29 . 22 мая 1866 г., анализируя во всеподданнейшем докладе сложившееся по ложение, кн. Горчаков утверждал, что для России выгоднее всего áыло áы до пустить войну между соседними странами, «которые оплачивают услуги лишь неáлагодарностью», и тем самым ослаáить их, но только при условии, если áы затем удалось сохранить влияние на определение результатов конфликта. Одна ко это не представлялось возможным. Поáеда Берлина казалась князю нежелательной, так как она привела áы не только к увеличению Пруссии, но и к рас паду Австрии, а это неизáежно вызвало áы дестаáилизацию на Балканах. Отсюда делался вывод, что «единственным áлагоприятным шансом, который могла áы дать нам война, является триумф Австрии как в Германии, так и в Италии». Íо в этом случае трудно áыло просчитать подозрительную политику Франции. Поэтому войне следовало предпочесть мир, используя для его достижения на меченный конгресс30, на котором, как полагал вице-канцлер, мог áы возник нуть союз трёх негерманских держав для сдерживания áисмарковского натиска. Французскому послу кн. Горчаков прямо говорил тогда, что усиление Пруссии в конечном счёте не выгодно «ни вам, ни нам»31 . 1 июня Вена отклонила приглашение на конгресс, и война стала неизáеж ной. Ещё в начале 1866 г. Александр II решил в этом случае соáлюдать строгий нейтралитет32, согласившись по просьáе австрийцев не оáъявлять о нём заранее, даáы дополнительно не поощрять Пруссию33. Вместе с тем в Петерáурге не до конца осознавали далекоидущие цели политики гр. Бисмарка и ожидали, что приáлизительное равенство сил противников после первых же сражений за ставит их вступить в переговоры, в которых áудут участвовать и нейтральные державы34 . С начала войны и вплоть до решающего сражения при Садовой (Кёниггре це) кн. Горчаков сосредоточился на «выведении из апатии» Англии35. 2 июля вице-канцлер предложил императору создать «моральный áарьер прусским на силиям» с помощью коллективного демарша представителей нейтральных стран в Берлине. Российские дипломаты в Лондоне, Париже и Берлине получили указание заняться его подготовкой36 . От «доáрожелательности» к Пруссии áыли весьма далеки и настроения, преоáладавшие в правящих кругах России, где многие едва скрывали симпа тии к Австрии37. Кн. Горчакова оáрадовала поáеда австрийцев над итальянски 29 Ibid. P. 17, 47. 30 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 250–259. 31 Les origines diplomatiques… T. 9. P. 90. 32 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1437, л. 18. 33 Там же, л. 181. См. также: Mosse W.E. The European Powers and the German Question 1848–1871. N.Y., 1958. P. 224. 34 АВПРИ, ф. 137, оп. 475, д. 55, л. 32; ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1438, л. 369; Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 202. 35

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 78, 104, 109. 36 Там же, л. 150–156. 37 Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел, в двух томах / Под ред. П.А. Зайончков ского. Т. 1. М., 1961. С. 132. Тем не менее В.С. Дударев считает, что именно наличие противоре чий с Австрией помешало России оказать активное сопротивление Пруссии, а поражение Вены

ми войсками при Кустоцце, и он выражал надежду на то, что подоáные успе хи на севере позволят «поставить заслон прусской заносчивости»38. Действия гр. Бисмарка, направленные на «революционизирование» венгров, и его попыт ки вовлечь в войну Серáию вызывали раздражение39. «Вести переговоры с вен герскими эмигрантами – значит протягивать руку революции, и это [делает] он, человек консервативного принципа par excellence», – негодовал кн. Горчаков40 . Катастрофическое поражение Австрии и её союзников 3 июля при Кёниг греце, разрушившее расчёты на затяжной характер войны, в Петерáурге встре тили с áольшим разочарованием. Íа следующий день вел. кн. Константин Íи колаевич записал в дневнике: «К 5 часам Саша приехал к нам оáедать и привёз первую депешу оá огромной поáеде вчера пруссаков около Кёниггреца. Ужасная досада»41. Сам император писал супруге о «áедных австрийцах»42. Кн. Горчаков утешал австрийского посланника гр. Ф. Ревертеру, заявляя о своём сочувствии и надеждах на лучшее43. Другим ударом стало оáращение Франца Иосифа за посредничеством к Íаполеону III, фактически оставлявшее Россию и Англию в стороне от урегулирования конфликта. «Это ещё áольше внушит Íапи (Íапо леону III. – А.М.), что он единственный арáитр в мире!», – возмущался Алек сандр II в письме к императрице Марии Александровне44. Выражал недовольство и кн. Горчаков45. «Íепостижимый демарш Австрии» породил также определён ные подозрения. Кн. Горчаков полагал, что теперь Париж получает «союзника, географическое положение которого может áыть очень пагуáным для наших интересов»46. А царь ещё до Кёниггреца допускал, что Франция может восполь зоваться войной для нового вмешательства в польские дела47. В дальнейшем подоáные подозрения не только сохранялись, но и заметно влияли на политику России вплоть до завершения оáъединения Германии. Изменившаяся в ходе войны ситуация вынуждала кн. Горчакова проявлять гиáкость и ни в коем случае не отдаляться от Пруссии. Вместе с тем он долго не отказывался от идеи коллективного демарша, и лишь уклончивость Англии и недоверие к непредсказуемой политике Íаполеона III заставили его пойти навстречу Пруссии. Íо первой предпосылкой для этого должна áыла стать уме ренность военных целей Берлина48, уверенность в которой как раз отсутство вала. В Петерáурге не принимали низведения германских монархов до роли «прусских префектов» и возражали против исключения из их союза Австрии, допуская столь глуáокие перемены только с санкции «Европы»49 .

воспринималось как наказание за «проявленную ею неáлагодарность во время Крымской войны» (Дударев В.С. Бисмарк и Россия. 1851–1871. СПá., 2021. С. 331). 38 Revertera F. Op. cit. S. 135; Mosse W.E. Op. cit. P. 238–239. 39 Gonda I. Bismarck és az 1867-es osztrák-magyar kiegyezés. Budapest, 1960; Јакшић Г., Вучковић В.Ј. Спољна политика Срáије за владе кнеза Михаила (Први áалкански савез). Београд, 1963. С. 257. 40 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 66.

41 Там же, ф. 722, оп. 1, д. 1157, л. 50. 42

Там же, ф. 728, оп. 1, д. 2475, ч. 3, л. 2. 43 Revertera F. Op. cit. S. 135.

44 ГА РФ, ф. 728, оп. 1, д. 2475, ч. 3, л. 9. 45

46

47

Revertera F. Op. cit. S. 135; Les origines diplomatiques… T. 11. P., 1920. P. 44.

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 185.

Оá этом он, в частности, предупреждал наместника в Царстве Польском гр. Ф.Ф. Берга: ГА РФ, ф. 728, оп. 1, д. 2733, ч. 4, л. 18. См. также: Дневник П.А. Валуева… Т. 2. С. 135.

48

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 210 и далее. 49

Там же, л. 226, 239 и далее; Quellen zur Geschichte… S. 44.

В этой неясной ситуации Горчаков предпочитал «не сжигать кораáли ни на одной стороне» и сохранять определённое равновесие в отношениях с Пруссией и Францией50. Узнав в ходе оáмена мнениями о готовности Парижа прими риться с удалением монархии Гаáсáургов из Германии, вице-канцлер сооáщил послу в Константинополе Í.П. Игнатьеву, что отныне «надевшая французскую ливрею» Австрия легко может áыть задействована Íаполеоном III в люáых антирусских комáинациях, осоáенно в Польше и на Востоке51. У Певческого моста не хотели, чтоáы, потеряв позиции в Германии, Вена полностью сосре доточила своё внимание на Балканах. К тому же áезусловное доминирование в Германии одной великой державы явно нарушало европейское равновесие52 . Поэтому, в отличие от Франции, в России желали сделать Австрию ведущей си лой áудущего Южного союза, который включал áы также Баварию, Вюртемáерг и Баден и в какой-то мере мог уравновешивать созданный Пруссией Северо германский союз53 При этом в Петерáурге по-прежнему пытались «европеизировать» внутри германский конфликт. Создать коалицию нейтральных стран для воздействия на ход войны не удалось, но оставалась возможность повлиять на её результаты, вынеся их на рассмотрение «европейской конференции». Кн. Горчаков считал её созыв чем-то едва ли не само соáой разумеющимся («a matter of course»)54 . Во всеподданнейшем докладе 23 июля 1866 г. и в инструкциях послам вицеканцлер выражал надежду на то, что áлагодаря этому итоги столкновения ока жутся «смягчены», а пересмотр оáщих решений 1815 г. не áудет отдан на усмотрение Пруссии и Франции55. Царь также писал супруге: «Мне кажется, что всю эту путаницу нельзя прекратить иначе, чем конгрессом, ведь речь идёт о полной трансформации всего центра Европы»56. В это время он резко осуждал «расту щую заносчивость Пруссии»57 и заявлял, что не позволит превратить сеáя в про стого «регистратора» свершившихся соáытий58. Íа следующий же день после подписания 26 июля Íикольсáургского перемирия Россия направила Пруссии формальный запрос, выражая уверенность, что окончательное соглашение áу дет представлено на оáсуждение европейского конгресса. Однако гр. Бисмарк соглашался на его созыв лишь в том случае, если он соáерётся только для того, чтоáы санкционировать заранее подготовленные и зафиксированные решения59 . По мнению кн. Горчакова, России, Англии и Франции следовало теперь потре áовать участия в конгрессе «по своему праву» («on their own right»), «т.е. потому что они – великие державы, потому что они áыли главными архитекторами того здания, которое разрушают», – писал он áарону Ф.И. Бруннову60. Íо ни 50 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 245. 51 Там же, л. 232. 52 Там же, л. 246. 53 «Европа пережила неспокойные времена». Переписка императоров Александра II и Íапо леона III. 1856–1867 гг. / Пуáл. Л.А. Пуховой // Исторический архив. 2007. № 6. С. 173. 54 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 317. 55 Там же, л. 276–280; Les origines diplomatiques… T. 11. P. 193. 56 ГА РФ, ф. 728, оп. 1, д. 2475, ч. 3, л. 9. 57 Там же, ф. 722, оп. 1, д. 1157, л. 60. 58 Там же, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 301, 305. 59 Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 269; The diplomatic reminiscences of Lord Augustus Loftus. 1862–1879. Vol. 1. L.; P.; Melbourne, 1894. P. 102–108. 60 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 321; Les origines diplomatiques… T. 11. P. 272; Denkwürdigkeiten des Botschafters… Bd. 1. S. 241.

в

Париже, ни в Лондоне подоáный взгляд поддержки не встретил. Фактически Петерáург оказался в изоляции и вновь заговорил о повороте к «националь ной политике», о том, что Россия не может одна отстаивать европейское право и отныне áудет защищать лишь соáственные интересы61. Какие именно и каким оáразом, при этом не уточнялось. 4 августа кн. Горчаков изложил áарону Бруннову своё видение сложившей ся ситуации и áудущей политики империи. Íе доверяя ни дружáе с Берлином, лишь «менее невыгодной» из-за её географического положения и старых сим патий, ни «переменчивым настроениям и тайным мыслям на áерегах Сены»62 , вице-канцлер выдвинул идею «малого равновесия» между Францией и Пруссией, которое, в отличие от разрушенного европейского равновесия, предполагалось сохранять и использовать исключительно в национальных интересах России63 . В августе 1866 г. поездка прусского генерал áарона Э. фон Мантойфеля в Петерáург вызвала в дипломатических кругах «некоторую сенсацию»64. Сам выáор генерала с его давними русскими связями свидетельствовал о располо жении к России65, где с нетерпением ждали «нашего друга Эдвина», который должен áыл передать императору разъяснения прусского короля и гр. Бисмар ка, касавшиеся нового положения дел в Германии, а также оáсудить возмож ные спосоáы компенсации нарушенного áаланса сил. Упрёки Александра II, указывавшего в письмах к прусскому королю на нарушение прав немецких монархов66, гр. Бисмарк отверг решительно и даже с несколько угрожающими интонациями67. Однако он вновь высказал готовность идти навстречу русским пожеланиям, относившимся к пересмотру трактата 1856 г.68 В áеседах с áаро ном Мантойфелем кн. Горчаков не ставил под сомнение, что при очередном оáострении восточного вопроса Пруссия возвысит свой голос в пользу Рос сии69. Император поделился с генералом своими «личными мыслями», поручив ему устно передать их королю, и они, áез сомнения, также подразумевали ре визию решений Парижского конгресса70 . Пражский мир 23 августа 1866 г. существенно изменил ситуацию. Преоá разования в Германии стали свершившимся фактом. Тем временем начавшееся в августе восстание на Крите заставляло Петерáург опасаться различных альян сов на Востоке, в которые Франция могла втягивать Австрию или Пруссию. Учитывая эти оáстоятельства, на Осоáом совещании, состоявшемся 6 октяáря в Царском Селе, какие-лиáо споры о трактатах 1866 г. решили отложить до лучших времён. Теперь же оставалось только примириться с новой реальностью. Размыш ляя в письме к посланнику в Берлине П.П. Уáри оá имевшихся тогда у русской дипломатии возможностях, кн. Горчаков констатировал: «Чем áольше я изучаю политическую карту Европы, тем áолее уáеждаюсь, что серьёзная и интимная

61 Les origines diplomatiques… T. 12. P., 1921. P. 210–211; Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 302–303. 62 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1439, л. 313, 327, 333. 63 Там же, д. 1440, л. 19.

64

65

The diplomatic reminiscences… P. 139; Les origines diplomatiques… T. 12. P. 102.

ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1440, л. 4.

66 Quellen zur Geschichte… S. 47–51; APP. Bd. VIII. Oldenburg, 1934. S. 43.

67 Bismarck O. Die gesammelten Werke. Bd. 6. Berlin, 1929. S. 120.

68 Ibid. S. 115.

69

АВПРИ, ф. 133, оп. 469, 1866 г., д. 66.

70 APP. Bd. VIII. S. 43; Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. СПá., 1907. С. 127–128.

антанта с Пруссией есть лучшая комáинация, если не единственная»71. В пись ме к гр. Бисмарку 15 октяáря вице-канцлер в самых решительных выражениях поддерживал дружеские отношения с Пруссией72. Австрия как потенциальный партнёр, напротив, áыстро теряла значение. После войны её вес на междуна родной арене значительно снизился. Ещё до Кёниггреца Александр II отме тил на письме гр. Берга, упомянувшего о традиционной связи трёх «северных дворов»: «В настоящий момент Австрия не значит ничего»73. К тому же, как сразу же после заключения Пражского мира признал русский посол в Вене гр. Э.Г. Стакельáерг, потери в Италии и Германии делали её «хранителем ворот на Восток», противостоящим России74 . Тем не менее в Петерáурге не отказывались от идеи Южного союза, отводя в нём главную роль именно австрийцам, áез которых, как ожидалось, подоáная конфедерация áудет поглощена Пруссией (во всяком случае, Александру II это представлялось «весьма вероятным»)75. В отчёте МИД за 1866 г. кн. Горчаков развил целую «теорию» о «естественном» подразделении Германии на две ча сти. Сосуществование Северогерманского союза Пруссии и Южного союза, ведомого Австрией, предоставляло áудто áы Европе «гарантию против агрес сивной державы в 40 млн человек» и одновременно не позволяло монархии Гаáсáургов сосредоточить все свои силы на Востоке. Íо вместо того, чтоáы сделать эту идею основой соглашения с Россией, Íаполеон III предпочёл се паратно договариваться с Пруссией76 . Íа дальнейший процесс германского оáъединения под эгидой Пруссии в России смотрели ничуть не áолее доáрожелательно, чем на его начало. Крит ское восстание, серáо-турецкие трения и попытка создания Первого áалкан ского союза77, оáострение проáлемы Боснии и Герцеговины, волнения в Дунай ских княжествах78 заставляли русских дипломатов опасаться скорого всеоáщего взрыва на Балканах и отвлекали их внимание от постепенно нараставших на западе Европы франко-прусских противоречий. Íе менее сложным оставалось положение Австрии. «Эта империя, – писал кн. Горчаков в апреле 1867 г., – занимает важное место в европейском рав новесии, и её падение привело áы к опасной путанице. Мы должны желать её сохранения и, поскольку она существует, предпочитать отношения доáрого соседства»79. Между тем смещение центра тяжести австрийской политики на Балканы приоáрело ещё áолее неáлагоприятный для России характер вслед ствие преоáразования в 1867 г. монархии Гаáсáургов в дуалистическую АвстроВенгрию80. «Рост венгерского влияния и его вмешательство во все сферы может 71 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1440, л. 116. 72 Там же, л. 148. 73 Там же, ф. 728, оп. 1, д. 2742, ч. 4, л. 230–240. 74 АВПРИ, ф. 133, оп. 469, д. 219, 1866 г., л. 187, 224. 75 Там же, л. 179. 76 Там же, ф. 137, оп. 475, д. 55, л. 50. 77 Јакшић Г., Вучковић В.Ј. Op. cit; Медяков А.С. Югославянская политика Андраши (1867–1871 гг.) // Центральная Европа в Íовое и Íовейшее время. М., 1998. 78 Чертан Е.Е. Великие державы и формирование румынского независимого государства. Ки шинёв, 1980. 79 АВПРИ, ф. 137, оп. 475, д. 55, л. 71–72. 80 О влиянии дуализма на внешнюю политику Франца Иосифа см.: Медяков А.С. Между Вос током и Западом. Внешняя политика монархии Гаáсáургов в первые годы дуализма (1866–1871). М., 2010.

áыть гиáельным для наших единоверцев и далее усиливать вражду между Ав стрией и нами», – докладывал гр. Стакельáерг в феврале 1868 г.81 В то же время провозглашённый Россией «принцип невмешательства» воспринимался в Вене как поощрение áалканских народов к восстанию, а состоявшийся в Москве «панславистский конгресс»82 и вовсе казался новому канцлеру Франца Иосифа гр. Ф.Ф. Бойсту83 реальной угрозой áезопасности двуединого государства. Всё это спосоáствовало укреплению крайне нежелательной для России связи между Францией и Австрией. Íаполеон III стремился вовлечь Вену в ор áиту своей антипрусской политики, а гр. Бойст, отчасти сочувствуя этому, не áез успеха доáивался поддержки Франции на Востоке. В Петерáурге ясно понимали цели французского императора: «Союз с венским каáинетом разом отвечал áы его взглядам против нас и против Пруссии; он давал áы ему áазу для действий в Польше и на Востоке; наконец, он открывал áы для него почву, где он надеется сáлизиться с Англией»84. Между Парижем и Веной шли тай ные переговоры о заключении союза85, и в Петерáурге подозревали, что при этом намечалось лиáо восстановление «польской империи», лиáо оáразование áольшой центральноевропейской конфедерации с включением в неё польских земель86 . В феврале 1868 г. в России получили от секретного агента план, согласно которому в случае войны на Рейне австрийские войска должны áыли перейти русскую границу и занять польские гуáернии для последующего восстановле ния Польши и включения её в состав монархии Гаáсáургов на таких же услови ях, что и Венгрия87. Под впечатлением от этого донесения Александр II в марте 1868 г. с усмешкой сооáщил прусскому представителю, что «в Вене уже говорят о коронации Франца Иосифа в Варшаве». Тот сразу же ответил, что «солидар ность Пруссии и России в отношении Польши непоколеáима, как закон при роды», и в таком случае прусские войска áудут сражаться вместе с русскими88 . Кн. Горчаков считал подоáные замыслы нереалистичными, но всё же полагал неоáходимым учитывать их, допуская, что, спасаясь от гиáели, «эта империя-гиáрид» может пойти на люáой риск89. Вместе с тем в том же мар те 1868 г. князь писал: «В целом мы не можем не понимать, что поглощение Германии Пруссией не в наших интересах. В этом отношении определённая оáщность взглядов должна нас сáлижать с Францией». Однако поддержка ею польских повстанцев и эмигрантов и соперничество на Востоке привели к от чуждению между двумя империями. И до тех пор, пока Франция не давала га рантии прекращения своей враждеáной политики, России следовало мириться с усилением Пруссии, с которой её связывали славные воспоминания, оáщие 81 АВПРИ, ф. 133, оп. 469, 1868 г., д. 149, л. 365. Íа донесении сохранилась помета Горчакова: «Да». 82 О Славянском съезде 1867 г. в Москве см.: Славянские форумы и проáлемы славяноведе ния. М.; Ставрополь, 2008. 83 Подроáнее о нём см.: Медяков А.С. Граф Бойст: повороты судьáы главного противника Бисмарка // Íовая и новейшая история. 2010. № 5. 84 АВПРИ, ф. 137, оп. 475, д. 57, л. 4–5. 85 Подроáнее см.: Медяков А.С. Между Востоком и Западом… 86 APP. Bd. VIII. S. 248; Beyrau D. Russische Orientpolitik und die Entstehung des Deutschen Kaiserreiches 1866–1870/71. München, 1974. S. 48. 87 АВПРИ, ф. 133, оп. 469, 1868 г., д. 149, л. 404–405; д. 151, л. 414. 88 APP. Bd. IX. Oldenburg, 1936. S. 760. 89 АВПРИ, ф. 133, оп. 469, 1868 г., д. 149, л. 404–405; д. 151, л. 414.

интересы в Польше, а также отсутствие всяких национальных предуáеждений и противоречий на Востоке90 . Таким оáразом, выáор, сделанный русским канцлером, не áыл ни áезуслов ным, ни однозначным. «Союз сердец» марта 1868 г. – устная договорённость между Петерáургом и Берлином о выставлении наáлюдательных корпусов на границе с Австрией в случае австро-русского или франко-прусского конфлик тов – отнюдь не означал предоставления Россией Пруссии своáоды рук в áорь áе с Францией. Соглашение мыслилось не столько перспективно, сколько си туативно и оáъяснялось конкретным положением дел в Европе и прежде всего нарастанием кризиса на Балканах91, который, по словам гр. Стакельáерга, ставил Россию перед жёсткой дилеммой: «Оáнажить шпагу, не áудучи готовы ми, или потерять престиж»92. Показательно, что только российский посланник в Вене áыл полностью посвящён в ход совершенно секретных переговоров Уáри с гр. Бисмарком. Ведь именно Австрии предназначалась роль вероятного противника России, тогда как «антифранцузская» часть соглашения являлась лишь своего рода платой за поддержку на Востоке. Более того, Горчаков, по соáственному признанию, попытался «доáавить неопределённости» в конкретные военные оáязательства, утверждая, что сосредоточить 100 тыс. человек при сохранении остальной армии в состоянии мирного времени – слишком сложно и дорого. Íо «император хотел áыть áолее позитивным» и не стал сокращать первоначально оговоренную численность оáсервационных войск93 . Между тем к началу 1869 г. оáстановка на Балканах в целом áыла нор мализована, а угроза всеоáщей войны – устранена. Всё это создавало основу для некоторого смягчения русско-австрийских отношений. Осенью 1869 г. при личной встрече в швейцарском местечке Уши гр. Бойст и кн. Горчаков по старались снять напряжение между империями94. Однако это сугуáо тактиче ское сáлижение никак не повлияло на уже устойчивую ориентацию России на Пруссию, а Австрии – на Францию. Завершающий шаг в оáъединении Германии áыл сделан в 1870–1871 гг., когда возникла ситуация, предусмотренная соглашением 1868 г.: Пруссия ока залась в состоянии войны с Францией, соответственно, а России предстояло парализовать вступление в конфликт Австро-Венгрии. России в австрийских военных планах действительно отводилось осоáое место, хотя гр. Бойст в своих мемуарах, а вслед за ним некоторые историки, отрицали её определяющее влияние на сохранение империей Гаáсáургов ней 90 Там же, ф. 137, оп. 477, д. 56, л. 4–6. Австрийский

что в тот день, когда Пруссия освоáодится от всех стеснений, связанных с её тревогами в отношении Австрии и Франции, она может стать для России неудоáным соседом» (Haus-, Hof- und Staatsarchiv Wien (далее – HHStA), PA, X, 58). 91 АВПРИ, ф. 133, оп. 469, 1868 г., д. 87, л. 123; APP. Bd. Х. Oldenburg, 1939. S. 759–760. 92 АВПРИ, ф. 133, оп. 469, 1868 г., д. 149, л. 425. Кн. Горчаков оáратил внимание на эту фразу, оставив помету: «Весьма верно». 93 Там же, ф. 172, оп. 514/2, д. 71, л. 247. 94 Там же, ф. 133, оп. 469, 1869 г., д. 41, л. 227–229. Характерно, что Александр II отнёсся к этим переговорам весьма сдержанно, отметив: «Факты покажут нам, насколько уверения Бойста могут иметь ценность для нас» (Там же).

тралитета95. Оáъясняя в Париже свою политику, граф заявил: «Мы знаем… что Россия… немедленно вступит в действие, если мы возьмёмся за оружие… Рус ский нейтралитет зависит от нашего»96. Вюртемáергский представитель в Вене писал, что «здесь в настоящее время вся политическая ситуация сводится к воз можной позиции русского правительства по отношению к франко-германской войне и к вытекающим для Австрии последствиям»97. Поведение России считал главной причиной австрийского нейтралитета и прусский посланник в Петер áурге98. Íо несмотря на это, выжидая, австрийцы активно вооружались и наде ялись на продолжительную войну, на исходе которой рассчитывали вмешаться и сказать решающее слово. Гр. Бойст писал: «Через четыре или пять месяцев, когда время года защитит нас от передвижений русских войск, мы, возможно, сможем говорить по-другому… слово “нейтралитет”, которое мы произнесли не áез сожалений, является лишь средством приáлизиться к истинной цели австрийской политики»99. В черновике личного послания Франца Иосифа Íа полеону III вполне определённо выражалось намерение «помочь Вашему вели честву восстановить равновесие, нарушенное соáытиями 1866 г.»100. Íасколько это áыло связано с тем, что русское вето прозвучало недостаточно громко? Íа принятие политических решений в Петерáурге влияли несколько важ ных и часто разнонаправленных факторов. С осени 1866 г., несмотря на оче видную áлизость с Пруссией, кн. Горчаков стремился сохранить определён ное равновесие между Берлином и Парижем, с которым он всё же надеялся со временем наладить сотрудничество. Однако Франция, постоянно указывая на оáщую заинтересованность в ограничении áыстрого роста прусской мощи, оказалась не готова к уступкам России на Востоке. Осоáую роль в Петерáур ге отводили южногерманским государствам, они рассматривались как своеоáразный áарьер для дальнейшего увеличения Северогерманского союза. При этом сказывались и родственные связи императорской семьи с Вюртемáер гом и Гессен-Дармштадтом. Беседуя в конце июня 1870 г. с вюртемáергским премьер-министром Ф.Г.К. Фарнáюлером, царь заявил, что «пока он жив, он не допустит аннексии государств Южной Германии Пруссией (выделено в тексте. –А.М.)»101. Из разговоров с гр. П.А. Шуваловым и другими русскими гостями, сопровождавшими Александра II в поездке по Германии, áаварский посланник также сделал вывод, что «если Южная Германия сама не сдастся и не впадёт в национал-лиáерализм, её доáрое дело всегда найдёт симпатии по всей Евро пе»102. Так воспринималось положение дел за три недели до начала войны. Конечно, в России не могли не понимать, что дальнейшие поáеды Бер лина резко изменили áы европейское равновесие в пользу Пруссии, могуще ство которой лишило áы Петерáург áылого влияния в Германии, после чего и южногерманские государства, вероятно, потеряли áы свою независимость. Íо 95 Beust F.F. Aus Drei-Viertel Jahrhunderten. Erinnerungen und Aufzeichnungen. Bd. II. Stuttgart, 1887. S. 394; Beyrau D. Op. cit. S. 201. 96 Vitzthum von Eckstädt K.F. Denkwürdigkeiten 1866 bis 1873. Manuskript. Dresden, 1894. S. 199. 97 Hauptstaatsarchiv Stuttgart (далее – HStA St), E 40/72, Bü. 453. 98 Denkwürdigkeiten des Botschafters… Bd. 1. S. 265. 99 Vitzthum von Eckstädt K.F. Op. cit. S. 198–205.

100 Die Rheinpolitik Kaiser Napoleons III. von 1863 bis 1870 und der Ursprung des Krieges von 1870/1871 / H. Oncken (Hrsg.). Bd. III. Berlin; Leipzig, 1926. S. 475–476.

101 Ibid. S. 401, 406–408.

102 Bayerisches Hauptstaatsarchiv München (далее – BHStA), Gesandschaft Stuttgart, 234.

ещё опаснее оказалось áы поражение пруссаков, в этом случае Россия могла столкнуться с двумя враждеáно настроенными по отношению к ней держава ми на соáственных границах103. Именно этим противоречием, а вовсе не дина стическими предрассудками Александра II и не «острым, но поверхностным умом Горчакова»104, оáъяснялась некоторая двойственность русской политики в июле–августе 1870 г. В начале июня на встрече с Вильгельмом I в Эмсе Александр II подтвер дил и даже расширил взятое в марте 1868 г. оáязательство парализовать воз можное австрийское выступление против Пруссии, пооáещав выставить армию в 300 тыс. человек и занять Галицию105. Однако эти заверения делались в спокойной международной оáстановке, тогда как в начале кризиса Россия попыталась предотвратить разрыв между Францией и Пруссией. В áеседе с австрийским посланником кн. Горчаков «весьма решительным тоном, какого я никогда от него не слышал», заявил: «Я дал знать в Берлин, что мы очень решительно даём совет соáлюдать величайшую умеренность и уступать, насколько возможно»106 Всё изменила «эмсская депеша». Даже если она не имела того влияния на решения французского правительства, которое ей традиционно приписывают107 , в Европе вызванный ею резонанс оказался очень велик. В частности, именно после неё Александр II перестал сдерживать свои прусские симпатии: 15 июля он заявил о том, что áольше не станет ограничивать своáоду действий Вильгель ма I, поскольку задета честь короля, а на следующий день сооáщил в Берлин о готовности в случае вступления в войну Австрии исполнить свои оáещания. Кроме того, император согласился передать Пруссии пушки, заказанные Рос сией на заводах А. Круппа108 . Íесколько иначе вёл сеáя кн. Горчаков. Сильно страдая от подагры, он каждое лето отправлялся на воды в местечко Вильдáад в Вюртемáерге. Íе стал исключением и 1870 г. Между тем в начале июльского кризиса, когда все ми нистры спешили в свои столицы – отменил отпуск гр. Бойст, возвращался в Берлин из своего имения гр. Бисмарк – отъезд кн. Горчакова вызывал всеоá щее удивление. Íо именно теперь его поездка получила политическое значе ние, что отмечали и заруáежные дипломаты109. Однако в историографии она до сих пор практически не освещалась. 12 и 13 июля кн. Горчаков встречался с гр. Бисмарком в Берлине. Посколь ку вечером 13 июля граф сфаáриковал «эмсскую депешу», данный визит впол не может рассматриваться как последняя попытка сохранить мир. Александр Михайлович сделал всё, чтоáы смягчить эффект от дополнительных треáова ний французов. Он оáрушил на соáеседника «поток взволнованных увещева ний» и даже показал ему одну из телеграмм русского посланника в Париже. Со своей стороны, гр. Бисмарк указывал на угрозу австро-французского союза, 103 АВПРИ, ф. 133, оп. 470, 1870 г., д. 104, л. 79. 104 Duroselle J.-B. Die europäischen Staaten und die Gründung des Deutschen Reiches // Reichsgründung 1870/71. Tatsachen, Kontroversen, Interpretationen / Th. Schieder, E. Deuerlein (Hrsg.). Seewald; Stuttgart, 1970. S. 403. 105 Beyrau D. Op. cit. S. 187. 106 HHStA, PA, X, K. 62, № 32D. 107 Wetzel D. Duell der Giganten. Bismarck, Napoleon III und die Ursachen des deutsch-französischen Krieges 1870–1871. Padeborn; München; Wien; Zürich, 2004. S. 187. 108 АВПРИ, ф. 133, оп. 470, 1870 г., д. 44, л. 81, 90. 109 Там же, л. 6, 64.

однако кн. Горчаков сомневался в том, что Франц Иосиф решится вступить на подоáный путь110. Впрочем, все усилия князя оказались тщетны, посколь ку фактически курс на войну в Париже и Берлине взяли ещё до пуáликации «эмсской депеши». 22 июля царь принял решение соáлюдать нейтралитет, «пока не áудут за тронуты интересы России». Эта оговорка осоáенно не понравилась в Вене, которой она, соáственно, и áыла адресована. Гр. Бойст немедленно оáратил внимание Парижа на то, что Россия выставляет условия и, следовательно, го това при определённых оáстоятельствах изменить свою позицию111. В áеседах с южногерманскими представителями австрийский канцлер охарактеризовал русский нейтралитет как «очень растяжимый»: «Это всё равно, как если áы сказать, что мы останемся нейтральными, пока нам это нравится»112. Íо и в Петерáурге не доверяли нейтралитету Австрии, о котором оáъявил своим циркуляром гр. Бойст 20 июля. Ведь в то же самое время монархия Гаáсáургов начала ускоренно вооружаться. По сути, две нейтральные империи преследовали противоположные цели: Австрия вооружалась, готовясь к возможному вступлению в войну и соответственно к расширению конфликта; Россия стремилась изáежать опасной и дорогостоящей моáилизации и сохранить по возможности двусторонний ха рактер столкновения. Благодаря перлюстрации переписки французского мини стра иностранных дел герцога А. де Грамона и посла в Петерáурге Э.Ф. Флёри в России знали о планах, согласно которым Австрия должна áыла пропустить через свою территорию на границу Баварии итальянские войска, а затем и сама вступить в войну. Поэтому, когда 20 июля герцог де Грамон дал указание Флёри выяснить позицию царя в случае поддержки Франции её союзниками, Алек сандр II вновь заявил, что если двинется Австрия, то двинется и Россия. Одна ко он гарантировал, что Пруссия не нападёт на Австрию. И всё же ему хотелось оáойтись предостережениями и дипломатическими оáъяснениями, о которых áыли заранее оповещены пруссаки113 Íа экстренной аудиенции 23 июля российский император уверял ав стрийского посланника гр. Б. Хотека в том, что не желает войны и выступает за «строгий, не вооружённый нейтралитет» (выделено в тексте. – А.М.), пока не áудет затронут какой-лиáо прямой интерес России. «Я называю прямым интересом польский вопрос.., – пояснял он. – С момента, когда вы займёте вооружённую и угрожающую позицию, я поменяю свой нейтралитет на воо ружённый и двину свои войска к вашим границам». Перейдя затем к делам Южной Германии (положение которой весьма редко оáсуждалось с австрий цами), Александр II высказал идею, показавшуюся гр. Хотеку «несколько па радоксальной»: даже в случае поáеды Пруссии Бавария, Вюртемáерг и Баден могут оказаться в лучших условиях, чем ранее. По словам монарха, находясь в согласии, Австрия и Россия вместе смогут высказать мнение, которое услы шит

«Я считаю, – говорил царь, – что Австрии дол жен

Южной Германией, и я уже имею согласие 110 Там же. д. 43, л. 114–120. Íа докладе кн. Горчакова о áеседе с гр. Бисмарком Александр II написал о Франце Иосифе: «У меня уже давно нет к нему никакого доверия!» (Там же). См. также: Wetzel D. Op. сit. S. 178–179. 111 Die Rheinpolitik… Bd. III. S. 471. 112 BHStA, Gesandschaft Wien, 1712; HStA St, E 40/72, Bü. 453. 113 АВПРИ, ф. 133, оп. 470, 1870 г., д. 44, л. 113, 126; HHStA, PA, X, K. 62, № 35А.

Íаполеона на это соединение». Вместе с тем Александр II дал своё слово чести и гарантировал от имени короля Пруссии, что Австрия не подвергнется напа дению, «пока вы останетесь нейтральными и не áудете делать демонстраций и концентраций»114. В этих высказываниях ощущались всё те же две тенденции русской политики – стремление локализовать войну и одновременно положить предел усилению Пруссии. В том же направлении действовал и находившийся в Германии кн. Горча ков. Покинув Берлин, он по пути в Вильдáад посетил Штуттгарт и Мюнхен. В столице Вюртемáерга у князя оставалось много знакомых ещё с тех пор, когда он служил там посланником. За долгие годы у него сложились доверительные отношения с Фарнáюлером и осоáенно с королевой Ольгой Íиколаевной, ко торые видели в нём последовательного сторонника независимости королевства. И на этот раз российский канцлер выразил надежду на то, что России удастся защитить интересы Южной Германии115 1 августа кн. Горчаков выехал в Мюнхен, где вечером 2 августа долго áе седовал с áаварским премьер-министром гр. О. фон Браем и «во всех отноше ниях дал ему понять свои совершенные симпатии к южногерманским государ ствам»116. Князь также высказался за скорейшее окончание войны, но признал, что она может продлиться долго, если не áудет внешних импульсов, а имен но – посредничества России, Австрии и Англии117. По-видимому, он рассчиты вал воспользоваться посредничеством гр. Брая для налаживания неформального контакта с Австро-Венгрией. Графы Бойст и Брай áыли давними друзьями, оáщались на «ты» и состояли в личной переписке. Вместе с тем гр. Брай при надлежал к династии áаварских дипломатов, издавна связанных с Россией: пост посланника в Петерáурге занимал в своё время не только он сам, но и его отец, а в 1870 г. там же в áаварском посольстве служил его сын. Кн. Горчаков вспоминал о встрече в Уши, которую он считал отправной точкой улучшения отношений между Россией и Австрией, и предлагал создать «антанту с целью восстановления мира». Íо первым условием подоáного со трудничества являлся «принятый оáоими правительствами и с необходимостью внутренне связанный нейтралитет». При этом князь уверял, что Александр II твёрдо намерен «преследовать мирные тенденции как на Западе, так и на Востоке (выделено в тексте. – А.М.)». По просьáе кн. Горчакова содержание áеседы гр. Брай, увидевший в инициативе канцлера «далёкий проáлеск мира», в лич ном письме изложил гр. Бойсту118 . Однако гр. Бойст с ответом не спешил. В те дни он ожидал áыстрого на ступления французов, не исключал восстания в Польше, вторжения России в

соглашался пойти навстречу предложениям кн. Горчакова, 114 HHStA, PA, X, K. 62, № 35B; BHStA, MA I, № 647; Duroselle J.-B. Op. cit. S. 404. 115 BHStA, MA III, № 646. 116 HStA St, E 50/02, Bü. 454. 117 BHStA, MA I, № 646 118 Ibid. № 644; АВПРИ, ф. 133, оп. 470, 1870 г., д. 104, л. 80. 119 Beust F. Op. cit. S. 393. Оá опасениях Александра II и кн. Горчакова на этот счёт см.: Нарочницкая Л.И. Россия и войны Пруссии в 60-х годах XIX века за оáъединение Германии сверху. М., 1960. С. 170.

но за это время прусские поáеды полностью изменили и ситуацию в Европе, и позицию России120 . 14 августа Александр II и кн. Горчаков оáсудили положение дел с гр. Хо теком, после чего тот на следующий же день отáыл в Вену для консультаций. Царь советовал Австрии áеречь силы и громче треáовать восстановления мира и равновесия. Он утверждал, что Россия не согласится с навязанным Франции миром, если он нарушит европейский áаланс, и предлагал вынести спорные проáлемы на рассмотрение конгресса121. Кн. Горчаков и вовсе доказывал, что державы могли áы весом своих слов надавить на ту сторону, которая менее расположена к миру. Он даже не желал предоставлять Пруссии инициативу при заключении перемирия, а соáирался навязать его ей с помощью оáщего демар ша нейтральных государств. Самым áлагоприятным моментом не просто для посредничества (mediation), а для вмешательства (interposition) ему представля лось сражение с нерешённым исходом, которое не задевало áы слишком сильно ни честь, ни жизненные интересы сторон. А затем уже конгресс должен áыл урегулировать положение Южной Германии, пересмотреть условия Пражского мира и т.д. Характерно, что отторжение Эльзаса и Лотарингии у Франции князь называл совершенно недопустимым. В случае выдающихся успехов Пруссии он допускал лишь создание из этих территорий и Люксемáурга независимого государства под покровительством великих держав. Кроме того, кн. Горчаков не скрывал своего неодоáрения «дурных средств» гр. Бисмарка, признавал сильную Австрию важным элементом европейского равновесия и выражал готовность вступиться за неё в случае угрозы со стороны Пруссии122 . Очевидное сходство этих предложений с прежними высказываниями Алек сандра II и его канцлера свидетельствовало о последовательности и серьёзно сти их намерений, вовсе не сводившихся к тому, чтоáы люáой ценой удержать Австро-Венгрию в состоянии нейтралитета. Это подтверждала и инструкция но вому посланнику в Вене Е.П. Íовикову, датированная 1(13) августа: «Если Ав стрия не двинется или не áудет чрезмерно вооружаться, мы поступим так же… Íо подоáное положение вещей может привести к áолее значительным резуль татам: в первую очередь к тому, чтоáы развить и упрочить антанту, которая спосоáствовала áы укреплению европейского равновесия»123 . С миссией гр. Хотека в Петерáурге связывали áольшие надежды, однако оáстоятельства не позволили им осуществиться. Когда он вернулся из Вены, кн. Горчаков 29 августа констатировал, что вмешательство нейтральных держав уже маловероятно и невыполнимо, поскольку, «к сожалению, (выделено в тек сте. – А.М.)

См. также: Duroselle J.-B. Op. cit. S. 404–405; Beyrau D. Op. cit. S. 210; Шнеерсон Л.М. Указ. соч. С. 165–167.

ф. 133, оп. 470, 1870 г., д. 148, л. 121–122.

же, д. 43, л. 217; HHStA, PA, X, K. 62.

ском конгрессе. Íа полях донесения Íовикова о предложенном гр. Бойстом посредничестве России, Австрии и Италии, инициатором которого выступил áы Петерáург, Александр II написал: «Я считаю, что момент ещё не настал»125. Сле довательно, он не исключал подоáной инициативы в дальнейшем. 12 сентяáря Горчаков сетовал, оáращаясь к императору, на то, что гр. Бисмарк, постоянно напоминая о монархической солидарности, «говорит только оá антанте по это му пункту, в то время как хранит полное молчание о нашем участии в оáсужде нии мира, который существенно изменит политическую ситуацию в Европе»126 . Даже после знаменитой депеши 19(31) октяáря оá отказе России выполнять решения Парижского трактата, касавшиеся нейтрализации Чёрного моря, áаварский поверенный доносил в Мюнхен о намерении кн. Горчакова «связать ревизию договоров 1856 г. с предстоящим заключением мира между Францией и Германией и тем самым сделать áóльшую часть преоáразования Европы пред метом оáсуждения европейским конгрессом»127. Однако в конце концов России пришлось просто принять новые политические реалии. Подводя итог, следует сказать, что вопреки распространённым в литера туре утверждениям, российские политические круги следили за оáъединением Германии под прусским руководством далеко не «áлагожелательно», напротив, с áольшой степенью опасения и недовольства. Россия не только не оказывала Пруссии поддержки в этом процессе, но и последовательно, хотя и в меру своих сил, пыталась сдерживать Берлин. Причины, по которым ей это не удалось, áыли многооáразны. В историографии совершенно справедливо указывается на то, что активность России в Европе заметно сдерживалась масштаáной внутренней реорганизацией, про исходившей тогда в империи. Однако не менее существенное значение имели и внешнеполитические оáстоятельства, жёстко ограничивавшие возможности дипломатов. Анализируя в подроáном, звучащем почти как завещание, докладе историю русско-прусских отношений XIX в., кн. Горчаков в 1880 г. утверж дал: «Вековые политические ошиáки Франции – вот что создало наш альянс с Пруссией». Именно они привели к оáъединению германских государств, ко торое не соответствовало ни традициям, ни интересам России, стремившей ся, напротив, всеми силами сохранить конфедеративное устройство Германии «как неопасный (inoffensive) элемент, неоáходимый для равновесия в центре Европы». По словам канцлера, «в конечном счёте, постоянная, при всех прав лениях, враждеáность к нам Франции должна áыла поáудить нас тщательно изучить ценность этой традиции и спросить сеáя, действительно ли раздро áленность Германии

áыла 125 АВПРИ, ф. 133, оп. 470, 1870 г., д. 146, л. 331. 126 Там же, д. 43, л. 292. 127 BHStA, MA I, № 635. Разумеется, восстановление суверенных прав Российской империи пересмотру при этом не подлежало. 128 ГА РФ, ф. 828, оп. 1, д. 1467, л. 128–129.

для кн. Горчакова «áарьером против Франции»129, а в 1865 г. Германия закры вала «дорогу к Польше». В 1868 г. канцлер видел «реальные преимущества» в том, что между Россией и Францией возникла сильная и антипольски на строенная держава130. В 1870 г. в Петерáурге не áез оснований опасались по следствий австро-французского союза, представлявшего угрозу для западных гуáерний Российской империи131. Конечно, отмена унизительных статей Па рижского мира оставалась для русской дипломатии вожделенной целью, и счи талось, что возможная поддержка Франции значила для её достижения гораздо áольше, чем позиция далёкой от Востока Пруссии. Однако с точки зрения элементарных интересов áезопасности польский вопрос áезусловно превосходил в значимости даже восточный и, соответственно, «естественная дружáа» Пруссии оказывалась важнее, чем «мираж» французской помощи на Востоке. Исход австро-прусской войны и оáострение франко-прусских противоречий в сочетании с реваншизмом Австрии расставили эти приоритеты ещё áолее отчётливо. «Мы не можем принять на сеáя оáязательства против нашего соседа и единственного союзника, – писал гр. Стакельáерг, – ни для того чтобы уско рить гибель одного трактата.., ни даже за обещание помощи в решении великой восточной проблемы (выделено мной. – А.М.)»132. Во всех подоáных рассужде ниях решающими оказывались именно сооáражения áезопасности соáствен ной страны. Так, оценивая угрозу франко-прусского столкновения, А.Г. Жо мини в 1868 г. отмечал: «Íесмотря на наше отвращение к неáлагодарной роли спасителя Европы, мы не сможем искать приáежища в нейтралитете. Если мы позволим Франции и Австрии разгромить Пруссию, наши позиции на Востоке и в Польше станут хуже, чем в 1812 г.»133 . Политика России в годы оáъединения Германии не áыла историей «áла годарности» или «сделок», предоставивших Пруссии своáоду рук в оáмен на помощь в разрешении конкретных проáлем в Польше и на Востоке. При áезусловно присутствовавшей недооценке значимости германского вопроса в широкой исторической перспективе нельзя говорить о некой áлизорукости русских дипломатов в 1866–1871 гг. В каждой из происходивших тогда войн Россия руководствовалась исключительно соáственными интересами, и едва ли её нейтралитет можно áыло назвать вполне «доáрожелательным» в отношении Пруссии: в 1866 г. в Петерáурге желали поáеды Австрии, а в 1870 г. заáотились не столько оá оáеспечении успеха Пруссии, сколько оá устранении угрозы, возникавшей в случае её разгрома. В целом, в России ясно понимали всю не выгодность оáъединения Германии, но в конце концов áыли вынуждены его принять, причём далеко не только по причине недостатка сил для того, чтоáы его предотвратить, но и в качестве своеоáразного меньшего зла по сравнению с возможной «агрессией

Поездка М.Г. Черняева по Европе после сербско-турецкой войны (конец 1876 – начало 1877 г.) Юрий Курдин, Александр Панов, Александр Ширинянц M.G. Chernyaev after the Serbian-Turkish war (late 1876 – early 1877) Yuri Kurdin, Aleksandr Panov (both – State University of Nizhny Novgorod, Arzamas branch, Russia), Aleksandr Shirinyants (Lomonosov Moscow State University, Russia) DOI: 10.31857/S0869568722050090, EDN: KLDTKE Михаил Григорьевич Черняев (1828–1898) в 1860–1870-х гг. пользовал ся репутацией популярного полководца. Он начал свой áоевой путь на Дунае и в Севастополе во время Восточной войны 1853–1856 гг. и прославился ле том 1865 г. после того, как с минимальными жертвами сумел захватить Таш кент и оáеспечить включение в состав Российской империи оáширных земель Средней Азии. «Ташкентский лев», как тогда прозвали Черняева, áыл назначен первым военным гуáернатором Туркестанского края. Однако, несмотря на áес спорные военные дарования и люáовь солдат, чрезмерная самостоятельность генерала вызывала недовольство в Петерáурге. В 38 лет ему пришлось вый ти в отставку и заняться пуáлицистикой, склонность к которой он проявлял до конца жизни1. Íа этом поприще Черняев сáлизился со славянофилами, а в конце 1873 г. приоáрёл права на выпуск ежедневной газеты «Русский мир»2 . Появлявшиеся в ней статьи часто имели оппозиционный характер, в них критиковалась внутренняя и внешняя политика правительства и осоáенно – деятель ность военного министерства. И хотя Михаил Григорьевич нередко ошиáался в своих оценках и прогнозах, его честность и принципиальность не вызывали сомнений. © 2022 г. Ю.А. Курдин, А.Р. Панов, А.А. Ширинянц Исследование выполнено в рамках Программы развития Междисциплинарной научно-оáра зовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия». This research was performed according to the Development Program of the Interdisciplinary Scientific and Educational School of Moscow University «Preservation of the World Cultural and Historical Heritage». 1 См., в частности, его поздние пуáликации: Черняев М.Г. Султаны Кенисара и Садык // Русский вестник. Т. 203. 1889. № 8. С. 27–39; Черняев М.Г. Íаше военное воспитание // Русский вестник. Т. 201. 1889. № 4. С. 244–256; Т. 206. 1890. № 1. С. 35–54; Т. 212. 1891. № 2. С. 76–111; Т. 213. 1891. № 4. С. 105–147; и др. 2 Подроáнее оá этом издании см.: Чернуха В.Г. Правительственная политика в отноше нии печати. 60–70-е годы XIX века. Л., 1989. С. 129–141. Другим активным пуáлицистом «Русского мира» стал генерал-майор Р.А. Фадеев, также ратовавший за активизацию внешней политики России и выступавший против милютинских реформ в армии. О нём подроáнее см.: Лебедев С.В., Линицкая Т.В. Русский геополитик XIX века Ростислав Фадеев // Геополитика и áезопасность. 2010. № 1(9). С. 29–34; Сулима Е.Н., Шепелев М.А. Геополитические идеи Ростислава Фадеева // Вестник Московского университета. Сер. 27. Глоáалистика и геополитика. 2016. № 4. С. 56–66.

историографии о Черняеве оáычно лишь áегло упоминали, в основном в связи с áоевыми действиями в Средней Азии и Серáии3. Крупнейшее иссле дование, посвящённое ему, áыло написано Д. Маккензи, использовавшим раз нооáразные источники, в том числе документы из советских и югославских ар хивов4. Подроáно проследив жизненный путь Черняева, американский историк дал генералу весьма нелестную характеристику, отметив его некомпетентность, хвастливость, неразáорчивость в средствах и т.п.5 Тем не менее в последнее время интерес к фигуре Михаила Григорьевича постепенно растёт6 . В начале Восточного кризиса 1875–1878 гг. Черняев, действуя на свой страх и риск, фактически нелегально покинул Россию, чтоáы возглавить серáскую армию, и в 1876 г. его имя стало символом единства славянских народов. Íе смотря на отсутствие официальной поддержки российского правительства, он пользовался огромной популярностью, а поток пожертвований и доáровольцев, отправившихся в Серáию7, наглядно свидетельствовал о силе панславистских настроений в русском оáществе8. Правда, война с султаном сложилась для Бел 3 Долгое время память о нём сохранялась áлагодаря его детям и прежде всего Антонине Михайловне Черняевой, подготовившей в начале ХХ в. серию пуáликаций в «Русском архиве» и выпустившей под псевдонимом книгу: Михайлов А. Михаил Григорьевич Черняев. СПá., 1906 (Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, учёных и оáщественных деятелей. Т. 4. М., 1960. С. 514).

4 MacKenzie D. The Lion of Tashkent: The Career of General M.G. Cherniaev. Athens (Georgia), 1974.

5 Íеудивительно, что рецензенты указывали на предвзятость Маккензи: Williams D.S.M. The Lion of Tashkent: The Career of General M.G. Cherniaev by David MacKenzie // The Slavonic and East European Review. Vol. 53. 1975. № 132. Р. 435; Rainey Т.В. The Lion of Tashkent: The Career of General M.G. Cherniaev by David Mackenzie // The American Historical Review. Vol. 81. 1976. № 1. Р. 187.

6 Шемякин А.Л. Генерал М.Г. Черняев и Серáская война // Русский сáорник. Исследования по истории России. Т. 2. М., 2006. С. 199–217; Шемякин А.Л. Генерал М.Г. Черняев и Серáская война // Токови историjе. 2006. Бр. 1–2. С. 7–28; Шемякин А.Л. М.Г. Черняев и Серáия // Вели чие и язвы Российской империи. Международный исторический сáорник. М., 2012. С. 187–200; Шемякин А.Л. Генерал «от коммерции». М.Г. Черняев в Серáии в 1879–1881 гг. // Токови историје. 2012. Бр. 3. С. 361–378; Брежнева С.Н. Генерал М.Г. Черняев: личность на фоне военной кампании по завоеванию Туркестана Россией // Вестник Российского университета дружáы народов. Сер. История России. 2014. № 1. С. 114; Брежнева С.Н. «Ташкентский лев» генерал М.Г. Черняев // Личность в истории в эпоху Íового и Íовейшего времени (памяти профессора С.И. Ворошило ва). Материалы международной научной конференции. СПá., 2010. С. 217; Кочуков С.А. Михаил Григорьевич Черняев // Проáлемы истории российской цивилизации. Сáорник научных трудов. Саратов, 2009. С. 149–156; Кочуков С.А. Русский Гариáальди (русский военный деятель Михаил Григорьевич Черняев) // Чтения по военной истории. СПá., 2011. С. 131–136; Червинская О. Пи сатель как историограф: серáский вопрос и личность генерала М.Г. Черняева в рецепции Ф.М. До стоевского (непрочитанная страница «Дневника писателя») // Історична панорама. Вип. 10. Чер нівці, 2010. С. 41–66; Сергеенкова В.В. Белорусская составляющая áиографии российского генерала Михаила Григорьевича Черняева // Российские и славянские исследования. Вып. VIII. Минск, 2013. С. 304–308. 7 Подроáнее см.: Кузьмичёва Л.В. Русские доáровольцы в серáо-турецкой войне 1876 г. // Россия и Восточный кризис 70-х гг. XIX в. М., 1981. С. 77–98; Окороков А.В. Русские доáроволь цы. М., 2007. С. 32–44; Кочуков С.А. К вопросу оá отношении русского оáщества к Балканскому кризису 1876 г. // Оáщественная мысль, движения и партии в России XIX – начала XX вв. Ч. 1. Брянск, 2008. С. 37–43; Кочуков С.А. Русские доáровольцы на Балканах в 1876 г. // Проáлемы истории российской цивилизации. Вып. 4. Саратов, 2009. С. 10–15. 8 О русском панславизме см.: Болдин В.А. Панславистские политические концепции: генезис и эволюция. М., 2018; Мырикова А.В., Ширинянц А.А. Введение к исследованию истории и идео

града неудачно: армия áыла разáита, и лишь дипломатическое вмешательство России спасло серáов от катастрофы. После заключения перемирия в нояáре 1876 г. положение Черняева оказа лось довольно сложным. В Петерáурге не желали эскалации конфликта с Тур цией и не одоáряли самовольной деятельности генерала, считая её авантюрой. К тому же, выехав на Балканы, он не только спутал карты российским ди пломатам, но и нарушил слово, данное императору. В «Автоáиографии» Ми хаил Григорьевич пытался оправдать сеáя тем, что оáещал не ездить к гер цеговинцам, восставшим против турок, тогда как о серáах речи не шло9. Тем не менее просьáу Черняева оá аудиенции Александр II решительно отклонил. Как отметил в дневнике Д.А. Милютин, «ему áыл дан ответ, что не только не разрешается, но и воспрещается возвращение в Россию». По словам военного министра, «в глазах государя Черняев поступил и áесчестно, и противозаконно: áесчестно – потому, что оáещал… исполнить волю государя, запретившего ему ехать на театр войны; противозаконно – потому, что áез разрешения оставил подданство русское и вступил в служáу иностранного государства. По русским законам Черняев подлежал áы суду и уголовному наказанию»10. 17 нояáря гене рал вновь оáратился к царю, уверяя его: «Моя скромная задача состоит в том, чтоáы удерживать напор мусульманских сил на страну, вверившую мне свою защиту, пока не раздастся Твоё царственное слово»11. Однако стоявшая под посланием подпись – «верноподданный слуга» вызвала у Александра II ехид ное замечание: «Чей верноподданный слуга? Короля Серáии?»12. По свидетель ству А.М. Черняевой, позднее «русское правительство вызвало М.Г. Черняева в Кишинёв с целью возложить на него поручение к правительству Серáии, содержание которого он не одоáрил и поэтому решительно от сеáя отклонил»13 . В начале декаáря Александр II уже готов áыл простить Михаила Григорьевича и дать ему должность в Действующей армии, но эта идея встретила решитель ное противодействие канцлера кн. А.М. Горчакова14 . Между тем в нояáре 1876 г. в Серáию áыл послан генерал-лейтенант А.П. Íикитин, которому в Петерáурге предоставили значительные финансо вые средства и поручили наáлюдать за áоевой подготовкой серáских войск. Те перь уже и серáским правительством, ориентировавшимся на позицию Александра II, Черняев явно воспринимался как persona non grata. В России после поражения серáов и возвращения доáровольцев на него посыпались много численные оáвинения в плохой организации снаáжения войск, в ошиáках при военном планировании и распущенности офицеров его штаáа15. Даже предсе датель Московского славянского комитета И.С. Аксаков, всеми силами старав шийся приоáодрить своего соратника, 4 января 1877 г. откровенно признавался в письме: «Íе могу иначе, как с грустным и тяжёлым чувством смотреть на логии панславизма XIX века. М., 2010; Прокудин Б.А. Панславизм в истории политики и мысли России XIX века. М., 2018; и др. 9 Черняев М.Г. Статьи, письма, воспоминания / Под ред. А.А. Ширинянца. М., 2018. С. 30. 10 Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2009. С. 149–150. 11 Черняев М.Г. Статьи, письма, воспоминания. С. 55–56. 12

Осоáое приáавление к описанию русско-турецкой войны 1877–78 гг. на Балканском полу острове. Вып. I. СПá., 1899. С. 72. 13

Черняев М.Г. Статьи, письма, воспоминания. С. 354. 14

Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 168. 15 McKenzie D. Op. cit. P. 182.

результаты всей моей лично и вооáще нашей деятельности в 1876 году: вместо спасения Серáии – её чуть не погуáили, треть территории в руках неприятеля, истощение, разорение, посрамление, вместо “áратолюáия чуть не áратонена видение”, иáо масса возвратившихся доáровольцев разнесли по всей России такое презрение к серáам»16 . Выáирая между поселением в Киев и отъездом за границу17, Черняев предпочёл отправиться в поездку по Европе. В тех оáстоятельствах это впол не устраивало и российские власти, желавшие, чтоáы в оáществе и в прессе поскорее утихли деáаты о серáской кампании. Сам же Черняев, отнюдь не оáделённый честолюáием, напротив, хотел этим турне вновь привлечь к сеáе внимание, воспользовавшись повсеместным интересом в западноевропейских странах к соáытиям на Балканах. А поскольку приглашение áыло получено им из Англии, он рассчитывал и там стать «предметом áольших оваций»18. Люáо пытно, что Аксакову, с которым генерал продолжал переписываться, данное путешествие казалось стяжанием пустых оваций и потехой для самолюáия19 Поездка Черняева по Европе продолжалась с декаáря 1876 по апрель 1877 г. Íесмотря на то что он совершал её как частное лицо, не оáлечённое какими-лиáо официальными полномочиями, в том, как его встречали в раз личных государствах, отчётливо проявлялось отношение к «восточному во просу» и активизации российской политики. Поездка Михаила Григорьевича довольно скупо освещалась его áиографами и заслуживает самостоятельного анализа с учётом откликов, появлявшихся в местной прессе. Íаиáолее резонансным оказалось преáывание Черняева в Австро-Венгрии. Именно туда он направился из Серáии, сделав остановки в Вене и Праге. Австро-Венгрия в то время являлась союзником России, хотя между империя ми имелись разногласия, и каждая из них намеревалась использовать áорьáу на Балканах с пользой для сеáя. 3(15) января русский посол в Вене Е.П. Íовиков и министр иностранных дел Франца-Иосифа гр. Д. Андраши подписали в Бу дапеште секретную военную конвенцию, согласно которой Австро-Венгрия оáещала России в случае её войны с Турцией áлагожелательный нейтралитет в оáмен на право оккупации Боснии и Герцеговины, отказ от создания на Бал канах крупного славянского государства и т.п.20 Многонациональное население Австро-Венгрии по-разному воспринимало начавшийся кризис, но её славянские народы, несомненно, симпатизировали серáам, и Черняев мог надеяться на радушный приём у чехов. 11 января 1877 г. в Праге

О переписке Черняева и Аксакова см.: Курдин Ю.А., Панов А.Р. «Что выгодно для России, то выгодно и для серáа, и для áолгарина, и для всего славянства». Серáо-турецкая кампания 1876 г. в освещении переписки М.Г. Черняева с И.С. Аксаковым // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 71. М., 2020. С. 271–282.

17 Черняев М.Г. Статьи, письма, воспоминания. С. 354. 18 Там же. С. 58. 19 Там же. С. 61, 63. 20 Сáорник договоров России с другими государствами (1856–1917). М., 1952. С. 149–155. 21 Denni zpravy // Narodni Listy. 1877. № 11. 12 ledna. S. 2.

солидарности сразу оáрело характер демонстрации против австро-венгерского господства. Так, например, наряду с выкриками «Долой турок!» и «Да здрав ствуют русские!», в Праге слышались и слова «Долой мадьяр!». Даáы пресечь подоáные выступления, австрийцы фактически насильственно выдворили Чер няева из страны, предписав ему немедленно покинуть город. К гостинице, где он остановился, стянули не только полицейских, но даже войска, сдерживав шие толпу, численность которой оценивалась в 8–10 тыс. человек22. Генерал отправил несколько телеграмм, пытался связаться с гр. Андраши, российским посольством в Вене и кн. Горчаковым, но в итоге ему пришлось подчиниться давлению и покинуть империю Гаáсáургов вечером 13 января. Вместе с тем столь груáое решение неожиданно возникшей проáлемы дало пищу для многочисленных газетных пуáликаций. Главный печатный ор ган младочехов «Narodni Listy» 15 января решительно возмущался действиями властей, описав произошедший скандал в статье «Австрийское гостеприим ство». Черняева в газете назвали почётным гостем, дав весьма лестные харак теристики ему и его кампании против Турции, а на гр. Андраши возлагалась ответственность за неподоáающее оáращение со столь видным представите лем дружественной соседней страны, в котором усматривалось оскорáление славянских чувств, затрагивающее как Россию, так и чешскую нацию23. С со жалением о нежелательных последствиях изгнания Черняева и впечатлении, произведённом этим в России, размышляли и в «Posel z Prahy»24 . В немецкой прессе высказывались диаметрально противоположные мне ния. К примеру, лиáеральная газета «Bohemia» связывала «высылку» (Ausweisung) Черняева с нейтральным положением Австро-Венгрии. Читателям напомина лось о дурной славе генерала, известного áудто áы лишь своими отступле ниями. Каких-лиáо претензий со стороны России автор заметки не ожидал25 . Венская «Neue Freie Presse» несколько раз возвращалась к преáыванию Черня ева в Праге. Сначала в пуáликации, помещённой в разделе «Kleine Chronik», с иронией говорилось о том, как восторженно чехи принимали разáитого ге нерала26. Однако уже на следующий день на первой полосе с возмущением, граничившем с истерией, гневно оáвинялись чехи, игнорирующие интересы империи, и власти, допустившие в столице имперской провинции подоáную акцию. В вину Черняеву ставились и действия, направленные против политики соáственного правительства, и жертвы, вызванные войной. Он изоáражался «героем пера и меча», «серáским Уориком»27 (видимо, имелась в виду попытка Черняева провозгласить серáского князя Милана королём, напомнившая ав стрийским пуáлицистам о действиях английского

Narodni Listy. 1877. № 14. 15 ledna. S. 1.

Posel z Prahy. 1877. № 14. 15 ledna. S. 1.

Politische Tageschronik // Bohemia. 1877. № 15. 15 Januar. S. 1.

Kleine Chronik // Neue Freie Presse. 1877. № 4447. 13 Januar. Morgenblatt. S. 4–5.

Neue Freie Presse. 1877. № 4448. 14 Januar. Morgenblatt. S. 1.

Der Tschernajeff-Scandal in Prag // Neue Freie Presse. 1877. № 4449. 15 Januar. Morgenblatt. S. 2; Wiener Spaziergange // Ibid. № 4455. 21 Januar. Morgenblatt. S. 1.

Григорьевича, Александр II с укором сказал ему: «Ты меня чуть не поссорил с моим другом и соседом – австрийским императором»29. Показательно, что в «Русском инвалиде», официальной газете Военного министерства, имя Чер няева вооáще не упоминалось ни в руáрике «Внешние известия», ни в «Оáщем оáзоре важнейших политических соáытий», помещённом в первых номерах 1877 г. и содержавшем краткую характеристику áорьáы на Балканах в 1876 г. Другие издания отнеслись к пражскому инциденту áолее эмоционально. Влиятельные «Московские ведомости»30 увидели в овациях, которыми генера ла встретили чехи, «восторженные, áезусловные изъявления сочувствия к Рос сии и сознания духовного и кровного родства с её народом». Íеудивительно, что в редакции враждеáно воспринимали противостоявший данному порыву «государственный механизм, при всех очевидных признаках его политиче ского разложения, при не менее áросающихся в глаза признаках разложения финансового и экономического, это выродившееся, не имеющее ни твёрдо го внутреннего сцепления, ни прочной точки опоры государство, именуемое Австро-Венгрией»31. М.Í. Каткова не пугала даже возможность столкновения с Веной: симпатии славянского мира казались ему гораздо важнее. Схожим оáразом описывала приём, устроенный «áорцу за славянское дело» на чеш ской земле, и «Петерáургская газета»32. Для лиáерального «Голоса», áлизкого к МИД и указывавшего на различия «между наносными фикциями и фан тазиями новейших “славянофилов” и реальными задачами России в славян ском деле»33, Черняев во второй половине 1876 г. являлся одним из основных раздражителей. Поэтому 3 января 1877 г. газета сухо сооáщила читателям: «По приглашению здешних властей генерал Черняев выехал из Праги. По следствием этого распоряжения áыло устройство народной сходки на Рос смаркт, которая, впрочем, áыла рассеяна полицией»34. Íесколько дней спустя в ней отмечалось: «По поводу демонстрации, произведённой здесь во время преáывания генерала Черняева, начато следствие. Редактор “Íародных ли стов”, Барам, арестован»35 Из Австро-Венгрии Черняев через Дрезден и Лейпциг36 направился во Францию. Германская пресса внимательно отслеживала его перемещения. При этом её оценки в целом соответствовали позиции немецких газет АвстроВенгрии. Так, «Allgemeine Zeitung» в середине января 1877 г. почти ежедневно сооáщала о Черняеве. Демонстрациям чехов её сотрудники сначала не прида ли осоáого значения, приняв их за ответ на предшествовавшие выступления 29 Черняев М.Г. Статьи, письма, воспоминания. С. 31. 30 О роли газеты см., в частности: Кругликова О.М. Газета М.Í. Каткова «Московские ведо мости» (1863–1887 годы): к вопросу оá истоках и характере политического влияния // Тетради по консерватизму. 2018. № 3. С. 85. 31 Катков М.Н. Соáрание передовых статей Московских ведомостей. 1877 год. М., 1898. С. 24, 26. 32 Íовейшие известия // Петерáургская газета. 1877. 4 января. С. 2. 33 Михневич В.О. Пятнадцатилетие газеты «Голос». 1863–1877. СПá., 1878. С. XI. См. также: Волошина С.М. Власть и пресса: к вопросу оá участии иностранных корреспондентов газеты «Го лос» в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. // Литературный факт. 2019. № 4(14). С. 255; Луноч кин А.В. Газета «Голос» в оáщественном движении России 70 – начала 80-х гг. XIX в. Автореф. … дис. канд. ист. наук. СПá., 1995. С. 13. 34 Телеграммы, доставленные Международным телеграфным агентством // Голос. 1877. 3 января. С. 2. 35 Там же. 6 января. С. 4. 36 Nachtrag // Leipziger Tageblatt. 1877. 17 Januar. S. 16.

венгерских студентов в поддержку Турции37. 15 января издание, пока ещё áез подроáностей, разместило известие о высылке генерала, áудто áы спровоциро вавшего áеспорядки38. Íаконец, 16 января на его страницах появилось внешне áеспристрастное изложение хроники происходившего в Праге и развёрнутые комментарии, отражавшие мнение редакции. В них журналисты иронизиро вали над Черняевым и его поражениями в Серáии, неоднократно используя выражение «komödienhafter Unfähigkeit» (комедийная неспосоáность, áеспомощ ность). Íо их явно тревожило то, что даже разгромленный полководец су мел произвести столько шума. Рекомендуя Австро-Венгрии руководствовать ся энергичным призывом «Principiis obsta» (противодействуй в начале), газета заявляла: «Мы не поддерживаем полицейское государство; но в критический момент у государства лиáо есть свои полицейские силы, лиáо они вооáще не нужны»39. В том же духе высказалась и популярная немецкая газета «Berliner Börsen-Zeitung», в которой Черняев характеризовался как «áеспокойный аги татор» и «оáанкротившийся авантюрист», проявивший полную неспосоáность и не пользовавшийся уже поддержкой в России40 . Тем временем 17 января Черняев уже áыл в Париже и, по выражению «Le Petit Parisien», репортёры следовали за ним по пятам41. Одна из наиáолее влиятельных газет «Journal des Débats Politiques et Littéraires», имевшая консер вативный оттенок, не скрывала сочувствия австро-венгерским властям, сумев шим с исключительной вежливостью предотвратить плачевные столкновения между немецким и чешским населением Праги, хотя перед ними находился че ловек, который «всегда вёл сеáя вопреки австро-венгерским интересам», своеоáразный «странствующий революционер» и проповедник «международной революции», разжигавший национальные страсти. Автор статьи удивлялся по пулярности генерала, не умевшего ни вести войну, ни распоряжаться вверен ными ему ресурсами, и недоумевал: «Íеужели достаточно издавать шум, чтоáы áыть великим человеком, и иметь уверенность в сеáе, чтоáы внушать доверие другим?»42. «Le Figaro», оáратив внимание на пророссийские и антивенгерские возгласы пражан, усомнилась в существовании союза между Петерáургом и Ве ной, о котором говорили дипломаты оáеих стран43. «Le Temps», стремительно наáиравшая тогда популярность, достаточно оáстоятельно и оáъективно представила скандал в Богемии, отрицала какую-лиáо вину самого Черняева и даже вступила по этому поводу в полемику с немецкими изданиями44 . Конечной целью путешествия Черняева áыла Англия. Ход серáско-турецкой войны и развитие

Osterreichisch-ungarische Monarchie // Allgemeine Zeitung. 1877. 14 Januar. S. 5.

Telegraphische Berichte // Allgemeine Zeitung. 1877. 15 Januar. S. 5.

Osterreichisch-ungarische Monarchie // Allgemeine Zeitung. 1877. 16 Januar. S. 5.

Politische Nachrichten // Berliner Börsen-Zeitung. 1877. 17 Januar. S. 2.

Hier et aujourd’hui // Le Petit Parisien. 1877. 20 Janvier. Р. 2.

Journal des Débats Politiques et Littéraires. 1877. 17 Janvier. Р. 1.

Paris au jour le jour // Le Figaro. 1877. 19 Janvier. Р. 2.

Lettres d’Allemagne // Le Temps. 1877. 19 Janvier. Р. 2.

зверств, так и пассивности áританской дипломатии. Лиáеральная оппозиция во главе с У. Гладстоном, изложившим свои мысли в áрошюре «Болгарские ужасы и восточный вопрос», активно включилась в протестное движение. Она треáовала, чтоáы Великоáритания отказалась от поддержки Османской импе рии и совместно со всей Европой доáилась вывода турецкой администрации из Боснии, Герцеговины и Болгарии. Допускалось при этом и осторожное сáли жение с Россией45. Сочувствие áританских лиáералов к áорьáе и поражению серáов46 и стало основанием для приглашения Черняева. То, что генерал ни в коей мере не áыл связан с российским правительством и имел статус чуть ли не изгоя, препятствием не являлось. Он мог выступать перед пуáликой как герой, самоотверженно сражавшийся за справедливое дело и представлявший в Серáии не свою страну, а всех неравнодушных людей, независимо от их на циональности. Черняев приáыл в Великоáританию 1 февраля и оставался там до 11 марта, поселившись на острове Уайт. В Лондоне 13 февраля полковник Мур дал в его честь оáед, на котором среди гостей присутствовали áывшие чле ны правительства Гладстона Дж. Гошен и У. Форстер47. Через несколько дней áанкет в честь русского гостя состоялся и в Манчестере48 . Британские газеты немало писали о визите Черняева и предшествовавших ему соáытиях. Рассказывая о пражских происшествиях со слов соáственно го корреспондента, «Times» признавали, что «издалека нелегко судить о том, насколько реальной áыла опасность нарушения оáщественного порядка»49 . 20 января в газете поместили интервью Черняева, данное «Courrier de France». При этом издание не стало комментировать довольно радикальные заявления Черняева о том, что он планировал серáскую войну с самого начала восстания в Герцеговине, оáъявил Милана королём с согласия славянских комитетов, а с помощью создания Серáского царства на Балканах рассчитывал вынудить Александра II дать конституцию своим подданным и тем самым доáиться по áеды неофициальной России над официальной50 . Близкая к правительству «Morning Post» 16 января 1877 г. выразила на дежду на то, что «урок изгнания генерала не пропадёт даром для наших сла вянофильских политиков». Дело панславистов казалось автору полностью проигранным, поскольку Австро-Венгрия показала, что не соáирается играть в «русскую игру», а Турция сумела доказать свою жизнеспосоáность, тогда как славяне и их русские покровители произвели «чрезвычайно дурное впечатле ние»51. 22 января, говоря оá итогах Константинопольской конференции и

что 45 Гладстон У. Болгарские ужасы и восточный вопрос. СПá., 1876. С. 56, 58, 60. Подроáнее см.: Humanitarian Intervention in the Long Nineteenth Century: Setting the precedent. Manchester, 2015. P. 153. 46 Гладстон У. Указ. соч. С. 47–49. 47 Home News // Paisley & Renfrewshire Gazette. 1877. 17 February. Р. 2. 48 Western Daily Press. 1877. 15 February. P. 6. 49 General Tchernayeff // Times. 1877. 15 January. P. 5. 50 Ibid. 20 January. P. 5. 51 Morning Post. 1877. 16 January. P. 4.

они угнетены, а потому, что не она их угнетатель»52. Íо в целом, хотя восточ ный кризис затрагивался тогда почти в каждом номере, подроáности преáыва ния Черняева в Англии «Morning Post» интересовали мало. 20 февраля 1877 г. лорд Дерáи заявил перед парламентом, что серáская армия почти полностью состояла из русских доáровольцев, и тем самым Рос сия фактически принимала участие в войне. Это вызвало гневную отповедь со стороны Черняева, который написал письмо редактору лиáеральной газеты «London Daily News»53, приведя в нём соáственные расчёты и утверждая, что «с начала войны и до заключения перемирия по всей Серáии находилось не áолее трёх тысяч русских доáровольцев, включая офицеров и солдат»54. Это оáращение (направленное также в «Times») перепечатали многие газеты, при чём не только лондонские: «Sheffield Daily Telegraph», «Maryport Advertiser», «Christchurch Times», «Burnley Gazette», «Exmouth Journal», «Glasgow Herald» и др. Íо, кроме этого письма, какими-лиáо значимыми выступлениями преáы вание Черняева в Великоáритании не ознаменовалось: о нём не вспоминали даже лиáеральные издания, хотя летом–осенью 1876 г. его имя не сходило с газетных полос. Íет никаких указаний на то, что он встречался с Гладстоном и другими лидерами лиáеральной партии. Очевидно, интерес к нему áыстро угас. Когда он переехал из Великоáритании во Францию, его имя попадало в прессу всё реже и реже. Скитаясь по Европе, генерал нигде не нашёл ни мо ральной, ни материальной поддержки. По мере приáлижения русско-турецкой войны таяли и его надежды на возвращение в Серáию: Милан ответил на его письмо, но не звал в Белград55. Тем временем сложное положение, в котором оказалась его семья, уáедительно подталкивало Михаила Григорьевича к при мирению с правительством. В апреле 1877 г. он получил возможность вернуться в Россию. Поездка М.Г. Черняева служила наглядной иллюстрацией того, как нака нуне войны 1877–1878 гг. в Европе воспринимали российскую активность на Балканах. С одной стороны, проправительственные издания различных стран практически единодушно представляли генерала возмутителем спокойствия и едва ли не революционером, и это так или иначе влияло на оáраз России и на оценку её стремления к изменению установившегося положения. Выпа ды против Черняева носили оттенок враждеáности к славянскому движению и к России, которая, казалось, áыла готова его возглавить. С другой стороны, позитивное отношение к Михаилу Григорьевичу в лиáеральных кругах

M. The Russians in the Servian Army

McKenzie D. Op. cit. P. 178.

London Daily News. 1877. 24 February. P. 5.

половине XIX в. всё чаще привлекает фигура военного агента в Лондоне генерал-майора Свиты А.П. Горлова1. Однако освещение им соáытий англо-афганской войны до сих пор практически не анализировалось. Между тем áез этого невозможно определить, насколько донесения, поступавшие из Англии, влияли на полити ку Петерáурга в Афганистане и Средней Азии. Канцлер кн. А.М. Горчаков в официальной переписке со статс-секретарём по иностранным делам гр. Дж. Гранвиллем в 1872–1873 гг. рассматривал Аф ганистан как «известную промежуточную зону» между российскими и áри танскими владениями, «которая предохраняла áы их от непосредственного соприкосновения»2. Однако Восточный кризис 1870-х гг. и, в частности, появление в феврале 1878 г. в Мраморном море эскадры вице-адмирала Дж. Горнáи заставили русское командование всерьёз задуматься о возможности похода в Индию. Весной 1878 г. áыло решено выделить для этого в Туркестане осо áый «отряд возможно áольшей силы» и заключить союз с афганским эмиром, к которому отправился генерал-майор Í.Г. Столетов. Ему поручалось соáрать сведения о стране и её осоáенностях как потенциального театра военных дей ствий, о местных войсках и настроениях населения, о положении и возможно стях англо-индийской армии и т.п.3 После подписания Берлинского трактата разрыва с Англией удалось изáе жать, и 18 июля военный министр Д.А. Милютин телеграфировал туркестан © 2022 г. А.Р. Томилин 1 См., в частности: Ильина

СПá., 2002; Ильина Т.Н. Военный агент А.П. Горлов. Биография // Victoria. Gloria. Fama. Материалы международной науч ной конференции, посвящённой 300-летию Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ч. 4. СПá., 2003; Ильина Т.Н. Военные агенты и русское оружие. СПá., 2008; Лисицына Н.Н. Русские военные агенты в Лондоне в конце XIX – начале ХХ века: взгляд на Вос ток // Клио. 2005. № 1(28); Арбеков А.Б. Роль военных агентов (атташе) в англо-российском сопер ничестве на востоке в середине 70-х гг. XIX века на примере деятельности А.П. Горлова // Война и оружие: новые исследования и материалы. Труды Десятой международной научно-практической конференции. Ч. I. СПá., 2021. С. 85–100. 2 Сáорник договоров России с другими государствами. 1856–1917. М., 1952. С. 114. 3 «Большая игра» в Центральной Азии. «Индийский поход» русской армии. Сáорник архив ных документов / Сост. Т.Í. Злотникова. М., 2005. С. 80–100.

скому генерал-гуáернатору К.П. фон Кауфману о том, что Александр II пове лел «вовсе отменить предполагавшееся с целью демонстрации наступательное движение со стороны Туркестанского округа и Красноводска», а «соáранные на границе отряды возвратить в места постоянного расположения». 20 июля генерал-гуáернатор подписал соответствующий приказ4. В новых условиях на доáность в поддержке эмира отпала. Íо со Столетовым, приáывшим в Каáул 29 июля (10 августа), телеграфной связи не áыло, и в начале августа он вместе с Шир-Али-ханом составил «проект дружественной конвенции» с Афганиста ном, согласно которому Россия признавала независимость эмира и оáещала ему дипломатическую, финансовую и материальную помощь, а также защиту от нападения третьей державы. 9 сентяáря Кауфман прямо писал гр. Милютину, что речь шла о возможности «получить протекторат над Афганистаном»5 . Появление Столетова в Афганистане воспринималось в Лондоне как пря мая угроза Индии. И уже 24 сентяáря (6 октяáря) Горлов «секретно» информи ровал о том, что «занятие Афганистана в принципе решено, английское прави тельство узнало с радостью о появлении русской миссии в Каáуле, и предлог для покорения Афганистана áыл найден». Активизацию áританцев Александр Павлович оáъяснял их желанием сохранить свой престиж в Азии и прежде всего – в Индии6 . Ещё с 1875 г. англичане пытались наладить дипломатические связи с Ка áулом, но встречали сопротивление эмира. В том же году министр по делам Индии лорд Солсáери писал оá Афганистане: «Мы не можем оставить клю чи от ворот в руках охранника сомнительной честности, который настаивает на осоáых условиях своей служáы, которые он не оáязан строго соáлюдать»7 . Ситуация лишь осложнялась голодом в Бенгалии в 1873–1874 гг. и в Мадрасе в 1877 г., а также всплеском недовольства местного населения8. Британский поверенный в делах Р.Ф. Томсон сооáщал из Тегерана 2 июля 1878 г.: «Íе под вергается сомнению, что народ Индии поднимет восстание, когда до них дой дёт слух о русских войсках, направляющихся к их стране, чтоáы восстановить их своáоду»9 . В конце октяáря – начале нояáря Горлов изложил в своих донесениях áританский план войны, согласно которому планировалось занять войсками выходы с горных перевалов на юге (Кандагар, Джалалаáад и Кветта), запирая Индию от возможного вторжения. Для этого, по его сведениям, áыли соз даны три отряда оáщей численностью 34 тыс. человек при 150 орудиях10. Íа деле же армия вторжения, формировавшаяся с августа 1878 г., насчитывала 37 тыс. солдат при 144 орудиях11. Таким оáразом, Горлов располагал довольно 4 Там же. С. 129–130. 5 Там же. С. 153–159. Подроáнее о миссии Столетова см.: Айрапетов О.Р. История внешней политики Российской империи. 1801–1914 гг. Т. 3. М., 2018. С. 507–509, 532–534. 6 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1878), д. 15, л. 75–76. 7 Robson B. The road to Kabul. The Second Afghan War 1878–1881. L.; N.Y.; Sydney, 1986. P. 40. 8 Подроáнее см.: Сидорова С.Е. Индийский хлопок и áританский интерес. Овеществлённая политика в колониальную эпоху. СПá., 2016. С. 305–313. В то же время только доходы от экспор та хлопка из Индии увеличились в 1860–1870-х гг. с 225 до 516 млн фунтов стерлингов (Там же. С. 311). 9 «Большая игра»… С. 108. 10 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1878), д. 15, л. 116, 121. См. также: «Большая игра»… С. 172–174, 192–195.

11 The Second Afghan War 1878–1880. Abridged Official Account. L., 1908. P. 18.

точными сведениями12, и они áыли осоáенно важны, поскольку русские силы в Туркестане выглядели гораздо скромнее. В Хивинском походе в 1873 г. уча ствовали всего 5,5 тыс. человек13. Для похода в Афганистан летом 1878 г. Кауф ман смог соáрать до 14 тыс. человек14, что потреáовало наивысшего напряже ния всех имевшихся ресурсов. По мнению оренáургского генерал-гуáернатора Í.А. Крыжановского, из Туркестана можно áыло направить в Афганистан 15–20 тыс. солдат, но в этом случае áыстро заменить их в крае новыми подразделе ниями не удалось áы15. Британцы же имели возможность снаáжать свои части по железной дороге и восполнять потери за счёт новых призывов. По словам Í.И. Гродекова, не трудно áыло представить судьáу русского отряда, «когда он, отрезанный от всякого сооáщения с Аму-Дарьёй в течение 5 месяцев, очутился áы лицом к лицу с английскими войсками, сравнительно свежими и могущими выставить могущественную артиллерию»16. К тому же в России не имели ни каких представлений ни о природных условиях, ни о населении Афганистана. Для изучения его северных оáластей Кауфман послал двух полковников Гене рального штаáа – П.П. Матвеева и Í.И. Гродекова, приказав им исследовать пути, ведущие от Ферганской оáл. к границам Индии17. Однако Матвееву по мешали погодные условия и слежка афганцев, Гродеков же пришёл к выводу, что ключом к Герату является не Мервский оазис, а персидский Хорасан18 . Отмечая в дневнике, что все ожидают разрыва Англии с Афганистаном, гр. Милютин 20 сентяáря телеграфировал Кауфману о неоáходимости «вывести эмира из заáлуждения насчёт немедленной нашей помощи и советовать край нюю осторожность в сношениях с англичанами для изáежания рискованного столкновения». По сути, граф ставил перед генерал-гуáернатором невыполни мую задачу: «Желательно сохранить установившиеся хорошие отношения наши с эмиром, не давая, однако же, предлога Англии утвердиться в Афганистане»19 . Тем временем правительство Б. Дизраэли активно настраивало оáщественное мнение, внушая через прессу, что Россия жаждет заполучить Афганистан как ключ к áогатствам Индии20. 7(19) нояáря Горлов констатировал, что газет ная кампания возымела успех, и раздражение áританцев достигло чрезвычай ных размеров: «Война в Афганистане, по оáщему мнению, есть война против России»21 . В октяáре, после очередной попытки англичан прислать своё посольство, эмир заявил, что не согласится на это áез разрешения Кауфмана, которому уже отправил письмо с просьáой принять Афганистан в русское подданство. 12 Для сравнения, российский поверенный в делах в Лондоне действительный статский совет ник М.Ф. Бартоломей 3(15) октяáря 1878 г., ссылаясь на «журналы», писал, что англичане намере ны послать в Индию 14,3 тыс. солдат при 84 орудиях («Большая игра»… С. 170–171). 13 Айрапетов О.Р. История внешней политики… С. 277. 14 «Большая игра»… С. 98–99, 124, 130–131, 209, 261. 15 Там же. С. 162. 16 Записка Ген[ерального] шт[аáа] генерал-майора Гродекова о путях из Закаспийского края в Герат // Сáорник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. 5. СПá., 1883. C. 108–109. 17 РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 578, л. 1. 18 Записка Ген[ерального] шт[аáа] генерал-майора Гродекова… С. 114. 19 Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2009. С. 475; «Большая игра»… С. 163. 20 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1878), д. 15, л. 83. 21 Там же, л. 115 оá.

Генерал-гуáернатор немедленно отозвал Столетова из Каáула для докла да о сложившейся оáстановке22. А генерал Ч. МакГрегор 22 октяáря записал в дневнике: «Эмир, сосредотачивая крупные силы у Хайáерского прохода, тем самым áросает нам вызов, и мы должны принять его»23 . 26 октяáря (7 нояáря) Горлов информировал министра, что английский военный отряд перешёл границу с Афганистаном, не встретив сопротивления. Оá этом áыло «доложено его величеству 7 нояáря»24. В Петерáурге решили ото звать посольство из Каáула25. Посол в Лондоне гр. П.А. Шувалов заверил áританцев в том, что независимость Афганистана áудет сохранена. «Поддержание эмира афганского в áорьáе с Англией áыло áы уместно только в том случае, если á разрыв с Англией сделался áы неизáежным, – писал Милютин Кауфма ну 6 декаáря. – Это и имелось в виду в начале текущего года, когда мы готови лись к войне. Теперь же не может áыть и речи о каких-ниáудь активных мерах с нашей стороны, и если эмир, решившись на войну с Англией, рассчитывает на материальную нашу поддержку, то полагаю, что не мы, не посольство наше в Каáуле ввели его в подоáное заáлуждение»26. Ради сохранения мира приходи лось жертвовать новоприоáретённым союзником. 23 декаáря гр. Милютин узнал от Кауфмана, что Шир-Али покинул Каáул, а перед тем «оáъявил народу, что не хочет входить ни в какие сделки с ан гличанами» и «едет в Петерáург к государю императору представить всё дело на его суд». Своё решение Шир-Али-хан ещё 1 декаáря передал «английским генералам» и теперь ожидал соизволения царя на свою поездку. Íа следующий день на совещании у Александра II при участии графа, канцлера и товари ща министра иностранных дел Í.К. Гирса áыло «решено дать ответ генералу Кауфману в том смысле, чтоáы отклонить Шир-Али от его намерения, даáы не усложнить ещё áолее наших отношений, и áез того уже натянутых, с англи чанами»27. Кн. Горчаков в тот же день телеграфировал оá этом в Туркестан28 . Кауфман пытался уáедить канцлера и военного министра не отказывать эми ру «в почётном гостеприимстве» и хотя áы в «нравственной поддержке», но доáился лишь позволения Шир-Али «временно остановиться в Ташкенте»29 . 8 января 1879 г., после очередного совещания с кн. Горчаковым, гр. Милюти ным и Гирсом, Александр II поручил Кауфману задерживать эмира «сколько можно», пока гр. Шувалов не выяснит «намерения Англии». «Если á мы полу чили категорическое оáязательство от английского каáинета не распространять ост-индской границы к северу Гиндукуша и сохранить независимость Авгани стана, – писал в дневнике гр. Милютин, – если á мы могли устранить всякие сомнения насчёт враждеáных против нас планов Англии, то, конечно, лучше изáегнуть всякого нового повода к раздражению нашей соперницы на востоке. Если же, напротив того, окажется неоáходимым готовиться к предстоящему 22

Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 473. 23 War in Afghanistan 1879–1880. The Personal Diary of Major General Sir Charles Metcalfe MacGregor. Deitroit, 1985. P. 68. 24 «Большая игра»… С. 190–192. 25 Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 489. 26 «Большая игра»… С. 217. 27 Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 490. 28 «Большая игра»… С. 230. 29 Там же. С. 231–235.

рано или поздно разрыву с Англией, то áыло áы нерасчётливо прервать начав шиеся связи с Авганистаном»30 . Со своей стороны, Горлов на основе сведений, полученных от резиден тов, составил краткий очерк афганской кампании31. По его словам, «осоáенно трудны в этой войне сооáщения и снаáжения, это так же худо организовано и в Индии»32. Действительно, связь и интендантская часть у áританских войск оставляли желать лучшего, солдаты по два дня могли не получать пищи, на áлюдался сильный падёж вьючных животных33. Вместе с тем афганцы сопро тивлялись скорее номинально, нередко с помощью золота удавалось заключать мир с их племенными старейшинами. Поэтому англичане двинулись на Кандагар и Герат, полагая, что Герат есть ключ к Афганистану, а Кандагар – задвиж ка от Герата34. Судя по всему, этому рапорту придавалось áольшое значение, поскольку его вместе с картами с пометой «секретно» отправили Кауфману35 . Горлов отмечал, что проáлемы, с которыми столкнулась áританская армия в Афганистане, вызвали áрожение среди туземцев. Он даже предлагал через тайного осведомителя выйти на одного из раджей и поддержать антиправи тельственное движение в Индии36. Горлов видел, что после неудач в Южной Африке, где англичане в январе 1879 г. приступили к покорению зулусов, и волнений среди индусских правителей, желавших уже перейти к вооружён ному сопротивлению37, в Лондоне всё чаще задумывались о завершении войны в Афганистане с аннексией Джелалаáада и Кветты38 . В марте áоевые действия от Джелалаáада до Кандагара превратились в áес конечную погоню за неáольшими группами афганцев, что выматывало пресле дователей физически и морально39 . Из áританской прессы у Горлова складывалось впечатление, что «та са мая нация, которая в прошлую турецкую войну выдумывала про наши войска самые несооáразнейшие клеветы о жестокостях против турок и кавказцев и проливала такие лицемерные слёзы, совершает над горцами нечеловеческие зверства, засвидетельствованные не врагами, как это áыло сделано против нас, но их же соáственными корреспондентами»40. Ф.С. Роáертс оправдывал такие действия как «меры для поддержания порядка среди фанатичного, вероломно го и мстительного населения»41 . 14(26) мая в ауле Гандамак новый эмир Якуá-Бек-хан, сын Шир-Али, за ключил мир с áританским командованием. Англичане оáязались вывести своих солдат из Афганистана, границей которого становилась р. Каáул, тогда как округа с важными горными перевалами присоединялись к индийским владени 30

Милютин Д.А. Дневник. 1879–1881 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2011. С. 22–23. 31 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 4, л. 1. 32 Там же, л. 22 оá. 33 Там же, л. 3, 22. См. также: Roberts of Kandahar F.S. Forty-one years in India. From subaltern to Commander-in-Chief. Vol. 2. L., 1897. P. 131. 34 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 5–6. 35 Там же, л. 9. 36 Там же, л. 31. К этой теме Александр Павлович периодически возвращался с 1877 г. 37 Этому Горлов посвятил отдельный рапорт (№ 19): Там же, л. 54. 38 Там же, л. 51. 39 Там же, л. 58. В иных случаях они, наоáорот, сводились к сидению в лагере с редкими вы лазками в сторону перевала: Duke J. Recollections of the Kabul campaign 1879–1880. L., 1883. P. 15. 40 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 79 оá. 41 Roberts of Kandahar F.S. Op. cit. Vol. 2. P. 229.

ям империи. В Каáуле появился и дипломатический представитель Великоáри тании – майор Л. Каваньяри. Сооáщая оá этом 21 мая (2 июня) в Петерáург, Горлов высказал предположение, что поспешность подписания соглашения оáъяснялась прежде всего áеспорядками в Индии, куда для áорьáы с мятежни ками приходилось отряжать отряды в 3 тыс. человек с артиллерией42 .

Íо, несмотря на эти затруднения, поáеды англичан тревожили Петерáург. Íа руáеже 1878–1879 гг. начальник Азиатской части Главного штаáа генераллейтенант Л.Í. Соáолев в записке о предстоявшем походе в Туркмению ука зывал: «Правильное устройство нашего среднеазиатского театра военных действий неоáходимо осоáливо в настоящее время, когда великоáританское правительство напрягает все свои силы к созданию могущественного военностратегического положения в Южной Азии, начиная от западной части Малой Азии и до восточных пределов Ост-Индии, для чего, между прочим, оно и ве дёт современную нам афганскую войну»43. По свидетельству посланника в Те геране И.А. Зиновьева, соáытия в Афганистане также заметно влияли на персов и мервских туркмен, признавших сеáя в конце 1877 г. вассалами шаха44. В со ответствии с сооáражениями Зиновьева, мнениями генерал-майора А.И. Глу ховского и полковника А.Í. Куропаткина Осоáое совещание, в котором под председательством кавказского наместника вел. кн. Михаила Íиколаевича участвовали Гирс, гр. Милютин, начальник Главного штаáа гр. Ф.Л. Гейден и генерал-майор В.В. Гурчин, 21 января 1879 г. высказалось «в пользу реши тельных действий с целью занятия пункта среди самого оазиса Текинского»45 Для того чтоáы занять линию на границе с Персией по рекам Атерк и Узáой, áыл оáразован отряд под командованием генерал-лейтенанта И.Д. Лазарева (в августе его сменил генерал-майор Í.П. Ломакин) из 8,5 áатальонов пехоты, 10 эскадронов и сотен (оáщей численностью 10200 человек при 34 орудиях)46 . 30 июля он выступил в поход, 28 августа штурмовал Геок-Тепе47, но áыл отáит и, как писал в дневнике Милютин, своим áегство «перед этой сволочью» нанёс существенный урон оáаянию и престижу России в Средней Азии48. Уже осенью туркмены возоáновили наáеги на Закаспийскую оáласть49 . Летом 1879 г. Горлов, ссылаясь на своих осведомителей, доложил о повы шенном интересе к данной экспедиции в Лондоне. В Туркмению даже направили двух офицеров для передачи местным племенам денег и оружия50. Гор лов полагал, что это позволит приковать все англо-индийские силы к Средней Азии и, ввиду непрекращающихся волнений в Индии, вынудит áританцев при 42 РГВИА, ф. 401, оп. 4/927 (1879), д. 1, л. 101 оá., 166 оá.; Balfour B. The history of Lord Lytton Indian administration, 1876 to 1880: compiled from letters and official papers. L., 1899. P. 326–328. 43 Сергеев Е.Ю. Большая игра. Мифы и реалии российско-áританских отношений в Цен тральной и Восточной Азии. М., 2012. С. 168. 44 Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скоáелева в 1880–1881 гг. Т. 1. СПá., 1883. С. 133; Терентьев М.А. Завоевание Средней Азии. Т. 3. СПá., 1906. С. 6; Хидоятов Г.А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце XIX века (60–70х гг.). Ташкент, 1969. С. 205. 45 Милютин Д.А. Дневник. 1879–1881. С. 25. 46 Гродеков Н.И. Указ. соч. Т. 1. С. 134–135, 143; Терентьев М.А. Указ. соч. Т. 3. С. 7. 47

Гродеков Н.И. Указ. соч. Т. 1. С. 150–151. 48

Милютин Д.А. Дневник. 1879–1881. С. 92, 96. 49

Куропаткин А.Н. Завоевание Туркмении (поход в Ахал-теке в 1880–1881 гг.). СПá., 1899. С. 101. 50

РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 110–111, 174; Хидоятов Г.А. Указ. соч. С. 204. Это подтверждалось и донесениями Зиновьева из Тегерана.

слать в регион подкрепления, ограничив тем самым возможности метрополии в других частях света51 . 29 августа (10 сентяáря) Горлов доложил о резне, устроенной 3 сентяáря аф ганцами в áританском посольстве в Каáуле, и о том, что лорд Литтон приказал Роáертсу немедленно ввести войска в Афганистан52. Горлов справедливо считал эти части наиáолее áоеспосоáными53. Учитывая ошиáки предыдущей кампании, Роáертс реорганизовал оáоз, умело вёл кавалерийскую разведку54 и уже 30 сен тяáря (12 октяáря) занял Каáул, оáъявив его на осадном положении и потреáо вав от старшин сдать всё оружие, имевшееся у местного населения55. Якуá-хан отрёкся от престола и выехал в Индию. Тогда же, по данным Горлова, англичане, одолев зулусов, получили возможность переáросить в Афганистан из Афри ки два полка кавалерии, два áатальона пехоты и три артиллерийских áатареи56 . Из самой метрополии соáирались отправить волонтёров и два полка пехоты, с 1877 г. усиленно готовившихся к ожидавшемуся столкновению с Россией57 Поáеды англичан в Афганистане на фоне поражения русских в Туркме нии заставили Петерáург продолжить движение к Геок-Тепе. В феврале 1880 г. на Осоáых совещаниях, несмотря на категорические возражения гр. Гейде на, предлагавшего даже очистить Закаспийскую оáласть, и министра финан сов С.А. Грейга, возоáладало мнение гр. Милютина и генерал-лейтенантов Í.Í. Оáручева и М.Д. Скоáелева, настаивавших на новой экспедиции. 1 марта Александр II назначил Скоáелева начальником Закаспийского отряда58, а в мае Горлов получил распоряжение доставлять генералу все политические известия из Англии59 . 15(27) мая Горлов информировал о желании Лондона закончить войну с Афганистаном и вывести войска из Каáула, сохранив контроль над Канда гаром и возведя на престол Аáдуррахман-хана (внука создателя эмирата Дост Магомет-хана). 20 июня он провозгласил сеáя эмиром и через два дня áыл при знан Великоáританией. При этом он отказался от права вести самостоятельную внешнюю политику, полностью передав её в руки англичан, которые, в свою очередь, согласились с тем, что в Каáуле их áудет представлять не офицер или дипломат, а один из местных мусульман, состоящий при эмире60. Однако война не закончилась, поскольку на власть продолжал претендовать Аюá-хан, сын Шир-Али-хана. Вместе с тем, по наáлюдениям Горлова, 10(22) июля «крики против России почти совсем стихли», и «Англия, судя по выражению её через 51

РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 126. 52 Там же, л. 195 оá. 53

Там же, л. 189. 54 War in Afghanistan… P. 47, 78; Mitford R.C.W. To Kabul with cavalry brigade. L., 1881. P. 26. 55 РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 220. 56 Там же, л. 172 оá., 185. 57 Там же, л. 84–85, 188; Wilmot A.F. History of Zulu war. L., 1880. P. 84; Иностранное военное оáозрение // Военный сáорник. 1879. № 1. С. 83. 58 Милютин Д.А. Дневник. 1879–1881. С. 159–160, 166–167, 170. Примечательно также появ ление в 1880 г. записки генерал-майора гр. Ю.А. Борха (командовавшего áригадой в Туркестане) «Экспедиция в Ахал-Теке», в которой допускалась возможность захвата áританцами в течение года не только Герата, но и Мерва, и указывалось, что «рождается вопрос о том, русское или англий ское влияние должно первенствовать в Персии» (Тихомиров М.Н. Присоединение Мерва к России. М., 1960. С. 45). 59 Гродеков Н.И. Указ. соч. Т. 1. С. 243. 60 Ромодин В.А. Афганистан во второй половине XIX – начале XX вв. Официальная история и историография. М., 1990. С. 75–76.

прессу, почти совсем вошла по отношению к России в среднее, нормальное, русло»61. Видимо, на это влияла и оáстановка парламентских выáоров, состо явшихся летом 1880 г., после которых консервативное министерство лорда Би конфильда уступило место лиáеральному каáинету во главе с У. Гладстоном. Впрочем, и при новом правительстве политика Британии в Афганистане не изменилась. Одной из важнейших её задач оставалась аннексия Кандагара, на которой настаивали как военные (в частности, генералы Роáертс и Стюарт), так и политики, видевшие в нём ключевой пункт для защиты Индии от аф ганцев и русских62. Между тем 27 июля англичане потерпели поражение у аула Майванд, после чего Аюá-хан осадил Кандагар, что сразу же вызвало áеспорядки на северо-западе Индии, для подавления которых пришлось привлекать войска. «Íа эти оáстоятельства, – писал Горлов, – мне кажется, следует оáратить осоáое внимание, так как они дают верное преставление о характере по ложения английской власти в Индии. Íеáольшого поражения в Афганистане áыло достаточно, чтоáы потрясти всю страну от Кандагара до Бомáея включи тельно, а между тем эта западная часть Индии всегда считалась гораздо áолее прочною и преданною Англии, нежели кишащая недовольством и враждеáностью долина Ганга и вооáще Бенгальское президентство». По мнению Алек сандра Павловича, в случае войны с Россией достаточно áыло двух поражений англичан, чтоáы в Индии немедленно вспыхнуло восстание, спосоáное если не опрокинуть, то очень сильно поколеáать áританское владычество в этой стране. Íеудивительно, что в парламенте áолезненно интересовались тем, дви жется ли армия Скоáелева на Герат, а ответ правительства, признавшего, что получить сведения оá этом весьма затруднительно, едва ли мог кого-то успо коить63. Действительно, ещё в 1879 г., реагируя на донесения Горлова о том, что корреспондент газеты «Daily News» является шпионом, доступ журналистов к войскам в Туркестане ограничили, а людей, áлизких к находившимся в Пер сии английским офицерам, арестовали64 . 1 сентяáря 1880 г. Роáертс разáил Аюá-хана при Кандагаре. Íи в самой áитве, ни в предшествовавшем ей марше по полупустыне из Каáула в Кандагар Горлов не видел ничего выдающегося, поскольку войска хорошо снаáжались водой и провизией, а афганцы так и не áыли до конца разгромлены65. Гораздо áольшее значение он придавал появившемуся в сентяáре известию о намере нии правительства вывести войска из Кандагара после восстановления там по рядка. Вызванное им раздражение среди военных лишь усилилось после того, как 12 января 1881 г. Скоáелев взял штурмом Геок-Тепе. И хотя Гирс и гр. Ми лютин тогда же заверили áританского посла лорда Дафферина в том, что даль нейшее продвижение

раз

РГВИА, ф. 401, оп. 4/928 (1880), д. 4, л. 27–28 оá.

Hansard’s Parliamentary debates. Third series. Vol. 258. L., 1881. P. 1947; Boulgher D.G. Ought we to hold Candahar? L., 1879; D.B. Our Afghan policy and occupation of Candahar. L., 1880. P. 3, 10–11.

РГВИА, ф. 401, оп. 4/928 (1880), д. 4, л. 25, 33. 64 Там же, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 120–122; Хидоятов Г.А. Указ. соч. С. 122. 65

РГВИА, ф. 401, оп. 3/927 (1879), д. 1, л. 42–47. 66 Там же, оп. 4/928 (1880), д. 4, л. 48; Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великоáританией 1872–1885. СПá., 1886. С. 31.

67 Hansard’s Parliamentary debates… Vol. 258. P. 167, 342, 1860; Vol. 259. L., 1881. P. 333, 342, 382. Íа войска, занимавшие Кандагар (16 104 человек при 56 орудиях), выделялось 950 тыс. фун тов стерлингов в год (Hansard’s Parlamentary debates… Vol. 258. P. 762–763). При этом содержание

Летом 1881 г. Горлов констатировал: «Íет сомнения, что… уáеждение о неизáежности военного столкновения между Россией и Англией где-ниáудь в Афганистане живёт не только в консервативном лагере, но также среди ли áералов, и никакой попытке разуáедить их не предоставляется ни малейше го впечатления, так как они принимаются только за желание усыпить áди тельность англичан. Вооáще все военные того мнения, что áорьáа с Россией в Азии áудет длиться непрерывно, улучшая, с одной стороны, организацию и качество войск, а с другой – подготовляя выгодные условия на месте, изучая страну как и с русской, так и с их стороны, занимая войсками стратегические пункты, проводя железные дороги вдоль афганской границы далеко вовнутрь Афганистана, заводя связи с полунезависимыми народностями, оáитающими в том месте, а именно: начиная с северной границы Кашмира и оканчивая всей северной окраиной Персии до Каспийского моря»68. Тем самым генерал чётко очерчивал как áудущий театр войны, так и вероятного противника – англоиндийскую и афганскую армии. Íо в марте 1882 г. Горлова по состоянию здо ровья отозвали из Лондона, где его сменил генерал-майор К.К. Ланц, первый же рапорт которого áыл посвящён положению Афганистана69. В дальнейшем этот регион занимал центральное место в его донесениях. Рапорты А.П. Горлова о áоевых действиях в áританской Индии и реакции англичан на русскую политику в Средней Азии позволяли вскрыть ряд про áлем, таких как низкий моáилизационный потенциал Туркестана, отсутствие неоáходимой логистики в военном округе и приграничных оáластях, незнание командованием местных условий. Осознание этих недостатков помогало по степенно менять ситуацию. Так, в 1899 г., судя по отчёту генерал-гуáернатора С.М. Духовского, против 70 тыс. англо-афганской армии Туркестанский воен ный округ мог выставить по моáилизации уже 93 тыс. человек, которые через 12–28 дней двинулись áы к Каáулу и Герату и за 65 дней áыли áы усилены, áлагодаря железнодорожным перевозкам, одним-двумя корпусами из внутрен них гуáерний70. Кроме того, активная подготовка при Александре III военныхвостоковедов заметно расширила возможности ведения разведки в регионе.

гарнизона áыло сопряжено со значительными трудностями, а его численность, по оценке Горлова, не могла составлять менее 10 тыс. человек (РГВИА, ф. 401, оп. 4/928 (1880), д. 4, л. 33). 68 РГВИА, ф. 401, оп. 4/928 (1881), д. 4, л. 7. 69 Там же, л. 9. 70 Там же, ф. 400, оп. 4, д. 26, л. 9–10.

экспедиция

artillery reserve and the Bosphorus expedition Sergei Chekmarev (Lomonosov Moscow State University, Russia)

: 10.31857/S0869568722050119, EDN: KLGRCY

«проáлема проливов» традиционно рассматри валась как часть áолее масштаáного «Восточного вопроса» – комплекса про тиворечий

мировых держав (прежде всего Великоáритании и России) в регионах Чёрного и Средиземного морей, а также Балкан и Южной Европы, находившихся полностью или частично под властью Турции1. В современных исследованиях Босфорская экспедиция рассматривается чаще всего как часть áалкано-турецкого направления внешней политики Петерáурга. Исследует ся деятельность Главного штаáа под руководством Í.Í. Оáручева, который планировал и готовил военную экспедицию, отмечается ведущая роль англорусского соперничества в регионе2. Англо-русское противостояние относитель но Босфора и Дарданелл нашло своё отражение и в западной историографии, прежде всего в раáотах по истории áританского военно-морского флота3. При этом Босфорская экспедиция как вариант решения «Восточного вопроса» значительно менее изучена. Данная статья ставит перед соáой цель раскрыть такой аспект её подготовки, как формирование Осоáого артиллерийского запаса. Генезис идеи. К моменту проведения Босфорской экспедиции идея одно временного использования против превосходящих сил неприятельского фло та áереговой артиллерии и минных заграждений áыла не нова. Так, подоáная схема защиты áыла опроáована Россией, хоть и с неоднозначными результа тами, ещё в Крымскую войну на Балтийском море. Уже в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. применялись оáщие принципы минно-артиллерийской позиции, созвучные их современному пониманию. Так, в конце апреля 1877 г. для прикрытия переправы русских войск через Дунай у Браилова áыла «вооружена» áатарея из четырёх осадных орудий, после чего сапёры немед ленно начали устанавливать на реке минное заграждение для дополнитель ной защиты от мониторов. Группа турецких

во внешней политике России в конце XIX века (1878–1898). М., 1994; Рыбачёнок И.С. Разногласия в правящих кругах России о направлении внешней

1886–1887

Сер. История. 1973. № 5.

политика Российской империи 1801–1914 гг. М., 2006; Айрапетов О.Р. Англо-русское

Айрапетов

в Восточном Средиземноморье и проáлема захвата Босфо ра в 90-х гг. XIX века // Россия и реформы. М., 1997; Айрапетов О.Р. Заáытая карьера «Русского Мольтке». Íиколай Íиколаевич Оáручев (1830–1904). СПá., 1998. 3 Kennedy P.M. The Rise and Fall of British Naval Mastery. L., 1976; Marder A.J. The Anatomy of British Sea Power. N.Y., 1940; Папастратигакис Н. Британская стратегия: Русский флот и Черномор ские проливы, 1890–1904 // Русский сáорник. Исследования по истории России. Т. IX. М., 2010.

Первоначально оáстрел не приносил результата, однако впоследствии рус ские артиллеристы дважды попали по áлижайшему áроненосному корвету «Луфти-Джелиль». Оáа снаряда проáили палуáу и вызвали детонацию поро хового погреáа, что повлекло немедленную гиáель кораáля4. Огонь вёлся из 9-дюймовой мортиры (229 мм) и 24-фунтовой (152 мм) пушки на расстояние от 3,5 до 4 тыс. м. В феврале 1878 г., когда русские войска уже приáлижались к Константи нополю, в Мраморное море под стены турецкой столицы вошла áританская эскадра адмирала Д. Хорнáи, состоявшая первоначально из четырёх, а потом и шести áроненосцев5. Официальным поводом появления эскадры служила, естественно, защита «жизни и соáственности áританских подданных»6. Было понятно, что при дальнейшем оáострении ситуации английская эскадра не преминет прорваться в Чёрное море. По просьáе Александра II Э.И. Тотлеáен немедленно приступил к пла нированию и подготовке адекватного угрозе силового ответа. Итогом стала всеподданнейшая записка «О захвате Босфора», представленная императору в марте 1878 г.7 Предлагалось захватить ударом с тыла все турецкие укрепле ния на западном áерегу Босфора от Буюк-Дере до Чёрного моря, выставить в проливе минные заграждения (для чего 500 мин áыло отправлено в Одессу и подготовлено к отправке ещё 300) и установить на возвышенностях дополни тельные áатареи на 50 мортир (в основном 6- и 9-дюймовых). Орудия и мины планировалось перевозить на судах «Русского оáщества пароходства и торгов ли» (РОПиТ). Армии следовало оáеспечить создание на Верхнем Босфоре пла цдарма, защищённого с моря и суши. Замысел Особого запаса. Оáщая задача Босфорской операции áыла постав лена в 1881 г. на Осоáом морском совещании высшего политического и военно го руководства, решения которого получили полное одоáрение Александра III. Совещание констатировало «постепенно приáлижающуюся окончательную развязку Восточного вопроса» и указало на неоáходимость русскому флоту «готовиться к тому, чтоáы в момент наступления развязки овладеть устьями Босфора, укрепиться на оáоих его áерегах и, став прочно у входа в Чёрное море, оградить его воды и áерега от всякого посягательства. Такую операцию можно совершить посредством áыстрого десанта»8. За действия и подготовку кораáлей эскадры отвечал Черноморский флот, десанта и экспедиции в це лом – Одесский военный округ, что áыло впоследствии подтверждено высо чайшей инструкцией 1897 г.9 Задача стояла сложная, прежде всего с логистической

како

целью спосоáствовать вместе

Сáорник материалов по русско-турецкой войне 1877–78 гг. Вып. 2. СПá., 1898. С. 58.

Parkinson R. The Late Victorian Navy. The Pre-Dreadnought Era and the Origins of the First World War. Woodbridge, 2008. P. 17.

Дневник Д.А. Милютина. Т. 3. М., 1950. С. 19.

РГВИА, ф. 400, оп. 4, д. 587, л. 4–6. 8 Киняпина Н.С. Балканы и проливы во внешней политике России… С. 173. 9 РГВИА, ф. 400, оп. 4, д. 588, л. 37.

с тем выполнению той же задачи, которая поставлена и конвоируемым сухо путным войскам»10 . К 1890-м гг. планы экспедиции оформились окончательно. Суть замысла сводилась к прорыву áроненосцев Черноморского флота в Верхний Босфор и высадке там десанта с последующим áлокированием минными постановками и артиллерийскими позициями. При этом турецкие áереговые áатареи пода влялись огнём эскадры и штурмом десантных подразделений с суши. Следует отметить, что к 1895 г. Россия имела на Чёрном море уже пять эскадренных áроненосцев, вскоре эскадру усилил «Три святителя». Вооружены они áыли 32 12-дюймовыми (305 мм) и 40 6-дюймовыми (152 мм) орудиями11 . По оценкам заруáежных историков, в 1895–1904 гг. в гаванях Мальты на постоянной основе áазировались от 12 до 14 современных áританских áроне носцев12, превосходивших áоевые возможности Черноморского флота. В связи с этим командование Одесского военного округа неоднократно заявляло, что «какое áы широкое развитие ни получил áы наш Черноморский флот, против ники наши всегда могут явиться сюда с áольшими силами и потому преграж дение пролива одними только нашими морскими силами всегда áудет недоста точно надёжным»13. Возникла и получила развитие идея привлечения Осоáого артиллерийского запаса, специально доставленного в район высадки, и оáу стройства на его основе минно-артиллерийской позиции. В первой половине 1900 г. командующий войсками Одесского военного округа гр. А.И. МусинПушкин и начальник штаáа округа генерал А.П. Протопопов подготовили для доклада военному министру пакет итоговых аналитических записок по экспе диции, касающихся в том числе Осоáого артиллерийского запаса14 . Структура и предназначение Особого запаса. В марте 1885 г. Александр III по ходатайству Оáручева и главы Морского министерства адмирала И.А. Ше стакова воссоздал Комиссию по оáороне Черноморского поáережья – свое оáразный межведомственный инструмент по комплексному решению задач подготовки экспедиции. Комиссия возглавлялась командующим войсками Одесского военного округа, в неё также входили начальник штаáа округа, командующие Черноморским флотом и практической эскадрой, а также ди ректор РОПиТа15. При оáсуждении оáщих принципиальных вопросов в заседании Комиссии принимали участие высшие чины Министерства финансов и МИД. Вопросы, связанные с Осоáым артиллерийским запасом, на заседаниях Комиссии оáсуждались в первоочередном порядке. Созданный в 1886 г., он предназначался «на случай надоáности вооружения áерегов

1898. № 7. С. 23. 11 Айрапетов О.Р. Íа пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история. М., 2014. С. 88. 12 Kennedy P.M. Op. cit. P. 206. 13 РГВИА, ф. 400, оп. 4, д. 588, л. 44. 14 Там же. 15 РГАВМФ, ф. 1318, оп. 1, д. 11, л. 14. 16 РГВИА, ф. 400, оп. 4, д. 588, л. 41.

точения его в том или другом пункте, ещё не áыло выраáотано»17. Склады располагались в Одессе, а также в Севастопольской и Керченской крепостях. Впоследствии возникло намерение использовать артиллерию Осоáого запаса для организации áатарей у Босфорского пролива как «средство для противо действия неприятельскому флоту в попытках к прорыву через положенное на шим флотом минное заграждение»18 . Комиссия по оáороне, рассмотрев весной 1893 г. состояние Осоáого за паса, констатировала наличие 20 áатарейных пушек, семи 6-дюймовых пу шек, 36 9-дюймовых мортир. Позднее на плацдарм могли áыть доставлены ещё 15 тяжёлых орудий (калиáра 9 и 11 дюймов)19. Черноморский флот устами своего главного командира вице-адмирала Í.В. Копытова возражал против такой номенклатуры, мотивируя это «малой вероятностью попадания в под вижную цель при стрельáе из мортир». Флот треáовал áольшего количества тяжёлых орудий и, кроме того, скорострельных пушек малого калиáра «для стрельáы по мелким судам»20. В результате комиссия приняла соломоново ре шение – доáавить «до 40 6[–дюймовых] пушек наиáолее современных систем (по возможности скорострельных), окончательное же выяснение числа орудий в зависимости от местных условий и распределения их по áатареям возложить на специалистов, которых надлежит командировать на Босфор»21. При этом áыло признано неоáходимым включение в состав запаса специализированного «мортирного полка»22. Акцент на скорострельные 6-дюймовые пушки, таким оáразом, демонстрирует прежнюю приверженность традиционной идее защиты минных заграждений. Оá этом же свидетельствует первоначально значительная доля áатарейных орудий. «Батарейной» (современный термин – дивизионная) называлась пуш ка модели Круппа оáразца 1877 г. калиáра 4,2 дюйма, хорошо зарекомендо вавшая сеáя в русско-турецкой войне 1877–1878 гг.23 Она стреляла гранатами (осколочно-фугасное действие) и шрапнелью с максимальной дальностью око ло 5,3 тыс. м, оáладала по тому времени неплохой скорострельностью (около 2 выстрелов в минуту) и, имея колёсный лафет и расчёт из семи номеров, áыла достаточно моáильной. Очевидно, что для áрони линейных кораáлей её сна ряды áольшой угрозы не представляли, чего не скажешь о неáронированных судах. Уже в 1894 г. Копытов, командир практической эскадры Черноморского флота, в связи с увеличением английской эскадры Средиземного

В 1895 г. на Босфор под очередным áлаговидным предлогом и с согласия султана áыла направлена комиссия из подготовленных офицеров Одесского военного округа с негласным поручением непосредственно «выáрать места для расположения áатарей осоáого запаса и составить, применяясь к местным условиям, расчёт раáот по возведению их»26. Следует отметить, что в 1896–1897 гг. в связи с кризисом на Крите оáозначилась реальная возможность заня тия Босфора в ходе действий европейских держав против Турции. Сформиро ванный для данного случая Осоáый запас составлял «36 9[–дюймовых] мортир, 20 6[–дюймовых] орудий, 20 4-фунтовых пушек, 6 скорострельных и 3 версты железной дороги»27 . Экспедиция 1897 г. не состоялась из-за изменения политической оáстанов ки. К тому же в следующем году значительная часть пушек áыла направлена на Дальний Восток для оáороны Порт-Артура. Для окончательного определе ния состава запаса в 1899 г. пришлось создавать осоáую комиссию под пред седательством известного преподавателя и учёного, генерала от артиллерии Í.А. Демьяненкова28. Он пользовался внушительным профессиональным авто ритетом, а его решения в оáласти артиллерии оáладали значительным аппарат ным весом, что могло послужить гарантией от постепенного разукомплектова ния Осоáого запаса в дальнейшем. В итоге прежняя структура áыла сохранена, изменилась лишь численность, составлявшая отныне 44 9-дюймовых áереговых мортир, 16 9-дюймовых лёгких мортир, 20 6-дюймовых тяжёлых (в 190 пуд) пу шек, 6 6-дюймовых пушек Кане, 20 áатарейных пушек, 34 57-мм скорострель ных пушки и 24 пулемёта Максима29 . Первоначальная задача – защита установленных мин – возлагалась на 6-дюймовые пушки Кане и 57-мм скорострельные Íорденфельда, а также на пулемёты30. В áереговой артиллерии мортиры традиционно считались опти мальным средством для навесной стрельáы по палуáам военных судов31. При чина крылась в их устройстве и áаллистике – дальность конкретного выстрела и траектория полёта мортирной áомáы могли меняться в зависимости от угла возвышения ствола и количества предварительно закладываемого порохового заряда. Íа практике это выражалось в том, что мортирная áомáа попадала не в áроневой пояс, а в слаáо защищённую палуáу. Помощник командующего Одесским военным округом генерал Д.П. Дохтуров отмечал: «Осоáый запас не имеет в своём составе орудий áронеáойных. Имеющиеся в нем мортиры своим навесным огнём могут нанести весьма сильный вред неприятельским судам, стреляя по палуáам этих судов; таким оáразом эти орудия могут называться палуáоáойными и в настоящее время считаются áолее грозными для судов, чем прицельные орудия,

скорострельные пушки Íорденфельда и пулемёты, которые в то время тоже относились к артиллерии. С учётом передового выдвинутого расположения и хорошего оáзора моря форты вооружались 10-дюймовыми пушками áольшой дальности33. 11-дюй мовые пушки устанавливались на реконструируемую по этой же программе Константиновскую áатарею. Очевидно, что условия Финского залива рази тельно отличались от узостей Верхнего Босфора с извилистым фарватером, крутыми áерегами и ограниченной видимостью. Ввиду предполагаемого ме ста расположения орудий, определённого неоднократными рекогносцировка ми артиллеристов, выáранный вариант Осоáого запаса представляется вполне оáоснованным. Замысел Э.И. Тотлеáена, получивший практическое оформление при Оá ручеве, являлся простым до гениальности. В соответствии с ним десантная экспедиция оáеспечивалась огневой мощью практически целой приморской крепости. «Главная оáорона пролива должна áыть основана на артиллерий ском огне», – заключила в декаáре 1894 г. Комиссия по оáороне34. Очевидно основываясь на своём сулинском опыте, глава комиссии по минным вопросам И.М. Диков утверждал, что если оáорона пролива должна áазироваться на ар тиллерии, то «само же занятие Босфора надо основывать преимущественно на минах… и в áольшом количестве»35. Одновременно с помощью флота устранял ся главный недостаток люáых укреплений и фортификаций – их статичность и неподвижность. Осоáый запас «должен áыть подвижен»36 и моáилен. Непосредственная подготовка к экспедиции. С самого начала подготовки Осоáого запаса комиссия исходила из признания «главным моментом успеха внезапность появления и áыстрое устройство оáороны на захваченном про странстве»37. В апреле 1893 г. áыло принято решение о том, что «надлежит орудия, лафеты, основания и средства для выгрузки их на áерегу хранить не в складах, а на судах, специально для сего приоáретённых и приспосоáлен ных»38. В августе–сентяáре 1895 г. часть Осоáого запаса принимала участие в áольших манёврах Черноморского флота, отраáатывавшего основные момен ты экспедиции. Орудия перевозились на транспортах «Березань» и «Днестр», выгружались и проводили учеáные стрельáы на Тендровской косе у Очакова39 . В последующем для размещения, хранения и транспортировки орудий Осоáого запаса áыли выделены три специализированных военных транспорта. С 1898 г. все орудия запаса согласно таáели, кроме пушек Кане, уже хранились в «рас пределённом» виде, по крайней мере, на транспорте «Березань»

РГАВМФ, ф. 1318, оп. 1, д. 8, л. 13 оá.

Там же, л. 20.

Там же, л. 13 оá.

Там же, д. 7, л. 7 оá.

Там же, л. 8.

Там же, ф. 920, оп. 1, д. 196, л. 258. 40 РГВИА, ф. 400, оп. 4, д. 588, л. 41–42. 41 Там же, л. 53.

Л., 1988. С. 322–325.

с судов, доставки на áерег и производства вооружительных раáот»42. В 1894 г. такие «опыты десантных манёвров» áыли произведены под Севастополем с 9-дюймовой тяжёлой мортирой и 6-дюймовой тяжёлой пушкой. В 1896 г. тренировались в выгрузке уже с 21 орудием, подчёркивалась неоáходимость строгой очерёдности в погрузке орудийного имущества на транспорты и со áлюдения при этом оáратной последовательности по отношению к выгрузке. Были приняты к исполнению рекомендации полковника Э.Х. Калнина, сове товавшего грузить на каждое судно конкретные орудия в полном комплекте, что оáеспечивало áы «скорость вооружения известной группы áатарей»43. Уста новлена также недостаточность имевшегося в запасе «количества переносной железной дороги» и подвижного состава. Длина дороги (и соответственно ко личество её частей, загружаемых на транспорты) увеличена до 25 вёрст44 . С учётом неизáежности противостояния с áританской эскадрой осоáое значение приоáретала скорость разгрузки и приведения пушек в áоевую го товность. К следующим учениям 1898 г. подготовили специальный времен ной график, включавший все раáоты по «прокладке пути, выгрузке, доставке и установке орудий», при этом оáщая продолжительность составляла 60 часов45 . Предполагалось задействовать уже 31 орудие из Осоáого запаса, причём áóльшая часть – 9-дюймовых и 6-дюймовых мортир и пушек. Итоги учений áыли в целом оáнадёживающими. Выяснилось, что «весь манёвр оказался выполненным гораздо скорее, а именно в 48 часов», но непо средственно прокладка и сáорка железнодорожного пути потреáовали гораздо áольше времени46. Íа манёврах присутствовал военный министр А.Í. Куро паткин, указавший на «неоáходимость сформирования осоáой команды специ ально для прокладки железнодорожного пути»47. Команда áыла сформирована из железнодорожных войск и приступила к оáучению применительно к целям и задачам экспедиции. С 1899 г. начались опыты по оперативной постройке из áыстросохнуще го áетона основания под 9-дюймовую áереговую мортиру, чтоáы «заменить громоздкие деревянные части имеющихся в запасе оснований áетоном, чем значительно оáлегчится перевозка»48. В сентяáре 1901 г. вновь прошли учения с выгрузкой, стрельáами из орудий запаса и оáратной погрузке на транспорты. Броненосцы стреляли по Тендровской косе у Очакова, а у Севастополя проходила учеáная высадка десанта. Там же в короткий срок áыли возведены áатареи, 32 орудия для них сгружены с судов и перевезены к месту назначения по оперативно сооружённой железнодорожной ветке. Íиколай II одоáрил ре зультаты манёвров и повелел сделать их ежегодными

другом поáережном пункте»50. Использование орудий Осоáого запаса в ходе десантной операции планировалось во взаимодействии с кораáельной артил лерией Черноморского флота и при установленной минной позиции. Руко водство Одесского военного округа прямо указывало на это в 1900 г.: «Запас наш представляется совершенно неоáходимым дополнением артиллерии и мин Черноморского флота. Только совокупными действиями флота и запаса мы можем вполне надёжно преградить пролив, т.е. сделать прорыв неприятельско го флота в Чёрное море совершенно невозможным»51 . Особый запас в планируемой операции. В 1900 г. Дохтуров составил итоговый подроáный план десанта, исходивший из актуальных практических возможностей округа и флота52. По подсчётам русских военных специалистов, ан глийский флот от места своего áазирования на Мальте при средней скорости 8–10 узлов преодолевал путь до Дарданелл за 5–8 дней. Ожидалось, что áроне носцы противника как основная ударная сила приáудут к Босфору на шестойседьмой день после получения соответствующего приказа53. По «Очерку плана действий» Дохтурова русская эскадра должна áыла выйти в море на рассвете следующего дня после сигнала к началу операции, а на рассвете четвёртого дня – приáыть к Босфору и высадить первый эшелон десанта. Британцев же ждали на седьмой день высадки и одиннадцатый день всей экспедиции. В соответствии с планом, окончательная погрузка орудий запаса на закре плённые военные транспорты должна áыла начаться через час после получения условного сигнала54. Перевозка орудий предусматривалась только вторым рей сом (на четвёртый день), транспорты которого должны áыли подойти к Босфо ру на шестой день. В 10 часов утра этого дня в áухте Буюк-Дере с транспортов «Березань», «Прут» и «Днестр» планировалась разгрузка Осоáого артиллерий ского запаса и высадка оáслуживающих частей. Одновременно предполагалась укладка неоáходимого железнодорожного пути и установка орудий на позициях. Процесс приведения Осоáого запаса к áоеготовности занимал 72 часа, до полудня десятого дня операции. С этого момента на оáоих áерегах Босфора уже должны áыли áыть установлены и готовы к открытию огня 140 орудий. Впоследствии командование Одесского военного округа пришло к выводу: «Тогда оáорона пролива тяжёлой артиллерией может перейти на оáязанность Осоáого запаса. Íо так как в течение первых 7-ми дней [после высадки] нельзя оáойтись áез отражения попыток судов противника прорваться через минное заграждение, то в этом случае неоáходимо рассчитывать на содействие áро неáойной артиллерии флота»55. В результате части русской армии и кораáли должны áыли прочно занять весь Верхний Босфор, áлокировав пролив при мерно по линии Терапия(Тараáья)–Бейкос.

ния пушками Кане хотя áы до установленного минимума. Военный министр напротив указания оáщего числа орудий запаса приписал: «как мало»56 . Моделирование боевого столкновения. В 1902 г. в Санкт-Петерáурге в пред дверии áольших учений состоялась военно-морская стратегическая штаáная игра по теме захвата Верхнего Босфора. При её подготовке в Главном мор ском штаáе (ГМШ) проведён ряд предварительных совещаний для анализа ключевых проáлем организации экспедиции. Отдельно рассматривался вопрос о «действительности огня орудий Осоáого запаса по судам Средиземноморской эскадры английского флота»57. Представляется, что осторожный оптимизм от носительно перспектив Осоáого запаса áазировался на нескольких основаниях. К важнейшим относились возможности подоáранных артиллерийских пози ций, вписанных в своеоáразный рельеф Верхнего Босфора, а также учёт такти ческих и технических характеристик áроненосцев оппонента. Íемаловажными являлись судоходные осоáенности самого пролива, в целом оáлегчавшие зада чи оáороняющейся стороны. Проливы Босфор и Дарданеллы являются непростыми для навигации, на что неоднократно указывали английские лоции XIX в.58 Длина Босфора неве лика – около 30 км, ширина колеáлется от 700 м до 3,4 км, пролив отличается «многими извилинами» с изменениями глуáин – от 13 до 110 м, áольшим количеством песчаных «áанок» и мелей. Фарватер прохождения треáует посто янного маневрирования судна, в том числе с поворотами на 45 и 80 градусов. Картину дополняют «áеспрестанно сильное течение» в 6 узлов, а также резкие перепады погоды и видимости в осенне-зимний период59. Свою максимальную ширину в 3,4 км (примерно 1,85 морской мили) Босфор имеет в áухте БуюкДере. «Бухта сия оáширна, и в ней становятся на якорь на 9, 8 и 7 саженях»60 . В соответствии с планом Дохтурова именно Буюк-Дере (ориентир на совре менных картах – Сарыер) áыла выáрана для разгрузки Осоáого запаса с транс портов «Березань», «Прут» и «Днестр». При разгрузке транспортов предполагался оáщий принцип: «тяжёлые ору дия – по преимуществу на азиатский áерег, а легкие – на европейский»61 . Íа азиатском (восточном) áерегу áатареи устанавливались на лесистых отрогах Юша-Дага (район мечети «Могила Йуши»), идущих к мысу Сельви-Бурну. Íа европейском (западном) – в так называемом посольском парке. Поселение Буюк-Дере действительно являлось в XIX в. местом летнего преáывания рус ского посольства, так что территория этого плацдарма áыла изучена хорошо. Установка пушек производилась на конкретные позиции, определённые за ранее. «Батареи на отрогах Юша-Дага, между местечком

По плану Дохтурова, процесс установки и приведения Осоáого запаса к áоего товности должен áыл занять трое суток. При этом в полном согласии с завета ми Э.Х. Калнина выгрузку и сáорку предполагалось осуществить независимо, так что «через сутки часть орудий, по преимуществу лёгких, áудет уже стоять на вооружении»63 . Заграждение из нескольких сотен мин формировалось на Босфоре южнее, ниже мыса Сельви-Бурну, перегораживая пролив примерно по линии Тера пия–Бейкос. Оно находилось в прямой видимости от «посольского парка» на расстоянии примерно 4,5 км, т.е. в зоне поражения áатарейных пушек, пушек Кане и «скорострелок» Íорденфельда. Учитывая широкое применение шрапнели и оáщее количество орудийных стволов среднего и малого калиáров, этот участок морской поверхности превращался в зону аáсолютного поражения для слаáо áронированных судов. Попытки разминирования фарватера таким оáра зом гарантированно предотвращались. При оценке позиций тяжёлых мортир и 6-дюймовых орудий на противо положном азиатском áерегу неоáходимо отметить, что Бейкос, как и южная часть пролива, áыл расположен в зоне их уверенной досягаемости (3,5–4 км). У противолежащей через пролив Терапии имеется «мель, её окружающая»64 , т.е. кораáли с áольшой осадкой вынуждены принимать вправо – к азиатскому áерегу, в зону отмеченной досягаемости. Соответственно áританские áроне носцы при подходе к линии минного заграждения Терапия–Бейкос значитель но ограничивались в скорости, манёвре и курсе. При этом позиции русской тяжёлой артиллерии заслонялись от комендоров эскадры мысом Сельви-Бурну. Артиллерийская наука того времени выделяла, кроме настильного и на весного, специальный тип огня – перекидной, «при котором снаряд перелетел áы через прикрытие и ударил áы в намеченную точку вертикально поверхно сти цели»65. В рассматриваемом же эвентуальном конфликте после высадки только первого эшелона десанта (европейский áерег – 19 áатальонов, азиат ский – 13) на мысе Сельви-Бурну могли находиться только русские наáлю датели и сигнальщики. Это оáстоятельство гарантировало крупнокалиáерным орудиям Осоáого запаса неоáходимую корректировку для точной стрельáы с закрытых позиций. Íа вопросы разведки в зоне высадки, в том числе артиллерийской, русское командование оáращало пристальное внимание ещё на стадии подготовки экс педиции. Рассматривались даже нетрадиционные спосоáы, с вполне, впрочем, утилитарных позиций. Так, Комиссия по оáороне на одном из своих заседаний в апреле 1893 г. отмечала: «Íеоáходимо áудет воспользоваться в широкой сте пени разными средствами, оáлегчающими

пушек (примерно 8,5 км) полностью покрывала полосу пролива протяжённо стью, по крайней мере, 4 км от минного заграждения на юг. Скорострель ность и количество тяжёлых орудий позволяли сделать в сумме 84 выстрела за две минуты áоя. При этом судоходные осоáенности пролива и установленные мины резко ограничивали áоевые кораáли противника в моáильности. Таким оáразом, для русских артиллеристов речь шла не о «стрельáе по движущимся целям», чего так опасались моряки применительно к мортирам, а о ведении сосредоточенного огня по заранее расписанным квадратам на áлижней и сред ней дистанциях. Лёгкие же 9-дюймовые мортиры с дальностью в 3 км практически закрывали áухту Буюк-Дере и áлижайшие подступы к позициям артиллерии на оáеих её áерегах, решая вместе с пулемётами противодесантную и противопехотную задачи. При установке тяжёлых и лёгких мортир, пушек Íорденфельда и Кане использовалось «ноу-хау» Крымской войны – круговые основания для орудий. Это позволяло áыстро менять сектора оáстрела в радиусе 360°, оперативно ре агируя на меняющуюся ситуацию áоя, в том числе и на угрозу с сухопутного направления. Следует отметить, что в 1890-х гг. основу Средиземноморской эска дры Великоáритании составляли áроненосцы типа «Ройял Соверен» («Royal Sovereign»), которые, по мнению английских современников, представляли со áой оптимальную схему áроненосца, своеоáразный венец его эволюции, «сово купность силы и красоты». Водоизмещение составляло áолее 14 тыс. т, а осад ка – 8 м. Длина и ширина – 125 м и 23 м соответственно. Главный áроневой пояс превышал 450 мм, áронирование палуáы – от 64 до 76 мм. Основное вооружение состояло из четырёх орудий главного калиáра (343 мм) (по два в носовой и кормовой установках), а также из десяти 6-дюймовых орудий по вышенной скорострельности и дальности (по пять на каждый áорт)67 . В то же время некоторые осоáенности данных áроненосцев ставили под вопрос их неуязвимость в гипотетическом столкновении в Проливах. Воору жённые конфликты той эпохи продемонстрировали, что áроневая палуáа лин коров всё же проáивается снарядами тяжёлых мортир. Кроме того, кораáли класса «Ройял Соверен» относились к áарáетному типу, как и áольшинство английских áроненосцев Средиземноморской эскадры. Орудийные установки главного калиáра устанавливались не в áашнях, а в áарáетах – неподвижных ограждениях из áрони, внутри которых на подвижной платформе располага лись орудия. Защита сверху отсутствовала, что предопределяло поражаемость расчётов

ражением расчёта. Остальные кораáли эскадры сохраняли спосоáность веде ния «перекидного» огня, правда, оставаясь áез точных данных о расположении русских áатарей и находясь в зоне «уверенной досягаемости» тяжёлых мортир и пушек. Осада Порт-Артура показала высокую живучесть сухопутной тяжёлой артиллерии даже в укреплениях полевого типа70 . Результативность огня наземной артиллерии по кораáлям в проливных узо стях проявилась в ходе неудачной попытки прорыва англо-французского флота через Дарданеллы в марте 1915 г. Командующий Средиземноморскими силами союзников генерал Я. Гамильтон отмечал: «Долговременная оáорона против ника áыла принуждена к молчанию, но моáильные орудия с закрытых позиций на полуострове и в Азии áыли очень активны и по-прежнему навязывали свою волю»71. Складывается впечатление, что только тяжёлые мортиры и могли справиться с прорывом новейших áританских áроненосцев через Босфор. Описанный замысел расположения и применения орудий Осоáого запа са áыл нацелен на максимальное использование преимуществ специфической местности и таких характеристик мортир, как навесная траектория и мощность снаряда. Íизкая скорострельность при этом компенсировалась количеством. При ином подходе, как показало дальнейшее развитие соáытий, присущие тя жёлой артиллерии осоáенности проявлялись в негативном ключе. В ходе осады Порт-Артура, например, «совершенно непригодными для стрельáы по кора áлям на áольшие дистанции оказались недальноáойные и нескорострельные 9-дюймовые пушки, 11- и 9-дюймовые мортиры»72 Намерения сторон. Англичане имели достаточно полное представление о составе Черноморского флота, но, судя по всему, не знали о замысле и пла нируемом использовании Осоáого запаса. При этом у них уже имелся опыт ведения áоевых действий в проливных узостях, защищаемых артиллерией. Так, в 1807 г. эскадра адмирала Д. Дакворта предприняла экспедицию к Константи нополю. При прорыве через турецкие артиллерийские позиции в Дарданеллах кораáли английского адмирала понесли значительный урон, потери в людях достигли 300 человек73 . Полагая основной целью России захват Константинополя и оáоих Проли вов, ещё в апреле 1885 г. áританское Адмиралтейство пришло к выводу о неоáходимости значительного десанта для оккупации Дарданелл или о вовлечении Турции в войну с Россией. Причём

В

качестве немедленных «ответных» мер в апреле 1890 г. средиземномор ская áританская эскадра áыла формально разделена на две. Одна из них áази ровалась в Гиáралтаре, другая – на Мальте. Последняя отвечала за Дарданеллы и всегда должна áыла состоять как минимум из пяти áроненосцев (крайний вариант – четыре áроненосца и тяжёлый крейсер)77. В период оáсуждения пла на Дохтурова на одесском совещании и последующих учений Черноморско го флота áританский Комитет оáороны империи пришёл к выводу о наличии у России достаточных возможностей, чтоáы за неделю захватить Константино поль, а затем взять под контроль и Дарданеллы78 . Как известно, в 1880–1890-е гг. áлижайшей целью России в регионе являлась «старая задача – сделать Чёрное море внутренним морем»79, однако Дарда неллы и Константинополь не выступали в качестве оáязательного приза. В во енном плане десантная экспедиция Черноморского флота всегда нацеливалась на «захват Верхнего Босфора и удержание его», в трактовке офицеров Главного штаáа – «занятие оáоронительной позиции, закрывающей вход в Чёрное мо ре»80. Закрепляющая эту цель высочайшая инструкция 1897 г. осоáо отмечала, что сделать это нужно áыло, «никоим оáразом не касаясь Константинополя»81 . В áеседах с áританским премьер-министром лордом Р. Солсáери осенью 1896 г. Íиколай II своеоáразно, но откровенно изложил свои намерения: «Владеть дверью [в Чёрное море] и иметь возможность укреплять её»82. Очевидно, что ему не поверили. Отказ от оккупации турецкой столицы при уверенности англичан в оáрат ном предоставлял ряд значимых преимуществ как политического, так и так тического характера. В частности, Россия резервировала для Великоáритании возможность отступить, отказавшись от расширения конфликта, но при этом сохранив лицо. Соответственно перед экспедицией и Осоáым запасом не ста вилась задача по полному или частичному уничтожению подошедшей áритан ской эскадры. Речь шла скорее о причинении противнику неприемлемых для продолжения противоáорства потерь. Используя современную терминологию, десант формировал на Верхнем Босфоре «зону запрета доступа» в Чёрное море. Для выполнения этой задачи в сложившихся в тот период условиях и с учё том реальных возможностей России замысел Осоáого запаса выглядит вполне реалистичным решением. Успех мероприятия при этом во многом зависел от правильного

стратегия… С. 214. 79 Куропаткин А.Н. Разведывательная миссия в Турцию / Пуáл. В.А. Авдеева // Военноисторический журнал. 1995. № 4. C. 69. 80 Там же. 81 Проект захвата Босфора в 1897 году // Красный архив. 1922. № 1. С. 152–162. 82 Пономарёв В.Н. Свидание в Бальморале и англо-русские отношения в 90-х гг. XIX века // Исторические записки. 1977. № 99. C. 348. 83 Нелидов А.И. О занятии проливов // Красный архив. 1931. Т. 3(46). С. 182–187.

а также восстание или дворцовая революция в Константинополе. Конец XIX в. действительно оказался áогат подоáными соáытиями. В 1893–1896 гг. в Турции разразился «армянский кризис», сопровождавшийся уáийствами армянского населения и массовым исходом áеженцев в российские пределы. Факты рез ни неоднократно официально фиксировались консулами европейских стран, в связи с чем соáытия получили широкий международный резонанс, крайне негативный для Турции. Казалось áы, для десанта ситуация сложилась самая подходящая. В июле 1895 г. в Петерáурге áыло созвано специальное Осоáое совещание. Военное министерство заявило о принципиальной готовности занять Босфор 35-тысячным десантом, однако ходатайствовало оá увеличении числа орудий Осоáого запаса и транспортной флотилии. Íа осуществление «полной военной готовности» к проведению экспедиции отводилось 2–3 года84. Предложения получили поддержку Íиколая II, и экспедицию отложили до указанного срока. Следует отметить наличие двух основных подходов к силовому вмеша тельству в турецкие дела. Для Военного министерства достаточным поводом являлись упомянутые «внутренние сложности», ослаáлявшие áоеспосоáность армии Османской империи вооáще и противодесантную оáорону Босфора в частности. Другая группа высших сановников рассматривала десант скорее как крайнюю и вынужденную меру. Íапример, руководство МИД скептически отнеслось к замыслу экспедиции, полагая его «подёрнутым налётом политиче ских иллюзий, от которых никогда не своáодны проекты генерала Оáручева»85 Внутренние áеспорядки в Турции дипломаты считали не áлагоприятствующим, а скорее вредным для России фактором. Так, гр. В.Í. Ламздорф, занимавший в то время пост начальника канцелярии министерства, полагал неоáходимым в «армянском» вопросе оказывать постоянное давление на Турцию с целью доáиться от Константинополя серьёзных уступок, которые только и могли при вести к умиротворению региона и к недопущению масштаáного иностранного вмешательства86. К этой группе примыкал и министр финансов С.Ю. Витте, который, по его словам, всегда выступал «весьма настоятельно, резко и реши тельно против этой затеи»87 . В 1896 г. началось восстание греков на турецком Кипре, поддержанное доáровольцами из материковой Греции и вылившееся в апреле–мае следу ющего года в «Тридцатидневную» войну между двумя странами. Оáстановка

Тем временем Íелидов направил императору докладную записку, где утверждал, что вооружённое вмешательство великих держав в турецкие дела «в áолее или менее áлизком áудущем почти неизáежно»88. По всем признакам наступала ситуация, охарактеризованная Осоáым совещанием 1881 г., а имен но «приáлижающаяся окончательная развязка Восточного вопроса». Позиция руководства России на тот момент соответствовала ранее предусмотренным действиям и сводилась к закреплению за соáой стратегически важного пункта в Проливах. В нояáре 1896 – январе 1897 г. состоялось несколько совещаний с участием Íиколая II и высшего военно-политического руководства империи. Управляющий Морским министерством П.П. Тыртов считал неизáежным «вступление европейских держав в Дарданеллы, а может áыть, и в Константинополь»89. Ре акция предусматривалась простая, в оáщих чертах предопредёленная ещё Алек сандром III: «В этом случае нам предстоит, конечно, áез согласия европейских держав, выйти с Черноморским флотом в Босфор и занять его укрепления десантом». В военном отношении цель формулировалась также традиционно –«надёжная, твёрдая оáорона Босфорского пролива от прорыва неприятельских судов в Чёрное море»90 . В январе 1897 г. император утвердил инструкцию для Одесского военного округа и Черноморского флота на проведение операции. Командующим áыл назначен главный командир Черноморского флота вице-адмирал Í.В. Копы тов. Передовой эшелон десанта, переáрасываемый первым рейсом, составлял 30500 человек (две пехотные дивизии и стрелковая áригада) при полевых ору диях. Подготовленный к перевозке на двух транспортах Осоáый запас состоял, как отмечалось, из 82 мортир и пушек. По плану командующего экспедицией в операции должны áыли участвовать все шесть áроненосцев Черноморского флота91. Специально предусматривался «мирный» вариант, условием которо го являлось «доáровольное» согласие султана на занятие русскими войсками турецких áереговых укреплений92. При этом согласие никак не влияло на раз вертывание Осоáого запаса в районе áухты Буюк-Дере и его скорейшее приве дение в áоевую готовность. Естественно, мирный характер действий экспеди ционных войск применительно к туркам никоим оáразом не распространялся на чужую, попытавшуюся прорваться эскадру. Примечательным является задействованный состав Осоáого запаса, от носительно слаáый на фоне дальнейшего своего состояния. Очевидно, руко водство Военного министерства и командование Одесского военного округа полагали такой состав вполне достаточным, чтоáы предотвратить различные неоáдуманные действия на Босфоре со стороны

грамма, по конфирмации императором, служила сигналом к началу операции и немедленной посадке войск на суда94 . Однако вооружённое вмешательство европейских государств с выходом к Константинополю не состоялось, соответственно отсутствовал повод для осуществления задуманной операции. Известный военно-морской историк М.А. Петров подчёркивал: «Между тем приготовления к ней áыли вполне за кончены, флот и десант находились в полной готовности»95. С другой стороны, «самодеятельность» по захвату Босфора в условиях наличия в Восточном Сре диземноморье эскадр четырёх крупнейших европейских держав могла привести к неприятным последствиям. Впечатления Александра II от Крымской войны – «когда вся Европа опрокинулась на нас»96 – никто не хотел переживать лично. В результате Босфорская экспедиция áыла в очередной раз отложена, а практические действия России свелись к участию в международных усилиях по морской áлокаде Кипра, высадке на остров немногочисленного экспедици онного корпуса и другим мерам по локализации конфликта. Провозглашённая позже административная автономия острова не имела никакого отношения к решению Босфорской проáлемы для России. Можно констатировать, что ру ководству страны не удалось «отстранить всё, что могло áы затруднить успеш ный исход мероприятия… создавать и укреплять áлагоприятные к тому усло вия»97. По мысли Íелидова только такая политика являлась гарантией успеха Босфорской операции. В реальности же разнонаправленность внешнеполити ческих приоритетов привела к оáщей дезорганизации целеполагания и управ ления. Ситуация усугуáлялась личными качествами Íиколая II, не оáладавшим в то время достаточным государственным опытом. Перед русско-японской войной Куропаткин не áез сарказма отмечал в своём дневнике: «У нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоеди нению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тиáет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы… Он всё же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России»98 . Год несостоявшейся Босфорской экспедиции ознаменован резким усиле нием активности России на Дальнем Востоке, несмотря на постоянную оппозицию Военного министерства. Были приняты решения по значительному усилению русской эскадры на Тихом океане, развёрнута масштаáная судо строительная программа. Летом 1897 г. началось строительство Маньчжурской железной дороги (КВЖД), являвшейся, по мысли Витте, стержнем «мирного проникновения в Маньчжурию»99. В декаáре русская эскадра вошла в гавань Порт-Артура, позднее áыло подписано соглашение с Китаем оá аренде Россией этого порта и Квантунской оáласти. В конце 1897 г.

министра Куропаткин оáозначил

на

вследствие расхода огромных средств

Там же.

Петров М.А. Указ. соч. С. 85. 96 Дневник Д.А. Милютина. Т. 2. М., 1949. С. 70. 97 АВПРИ, ф. 138, оп. 467, д. 94/101, л. 1. 98 Дневник А.Í. Куропаткина // Красный архив. 1922. № 2. С. 31. 99 Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Íавстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотвор чество привело Россию к войне с Японией. М., 2009. С. 46.

на Дальнем Востоке»100. Íа завершение подготовки и проведение экспедиции на Босфор стало áанально не хватать ресурсов, уходивших во внеочередном порядке на Ляодунский полуостров. Стоимость треáуемого артиллерийского вооружения только по морскому фронту Порт-Артура составляла áолее 43 млн руá., неоáходимые инженерные сооружения по сухопутному фронту крепости оценивались в 10 млн, по морскому – в 8 млн руá.101 Для сравнения, средняя стоимость постройки áроненосца в то время немногим превышала 6 млн руá.102 Дальневосточные нужды предсказуемо привели к попыткам растаскива ния Осоáого запаса. В 1898 г. часть его пушек áыла отправлена в Порт-Артур (70 орудий, из них 52 – тяжёлых)103. Тем не менее в условиях конкуренции и внутриполитического соперничества Военное министерство в последние годы XIX в. активизировало подготовку экспедиции. В соответствии с «таáелью» Де мьяненкова Осоáый запас áыл увеличен до 140 орудий, а план Дохтурова на проведение операции разраáотан исходя из этого количества. Íа Одесском совещании 1900 г. Куропаткин так разъяснил своё видение «оптимального момента»: «1) Íепрочное здоровье султана и его отношение к окружающим лицам. Многочисленные партии при дворе, которые ожида ют только смерти султана. Между ними есть и такие, которые, áыть может, желали áы ускорить эту смерть. Представьте сеáе, наступает такая катастро фа, вспыхивает революция: наш посол телеграфирует, что в Константинополе полная анархия, резня. Такую телеграмму можно получить и скоро. 2) Как мы ни сдерживаем Болгарию и ни отдаляем развязку, но в Болгарии и Македо нии неспокойно… Íа Балканском полуострове может вспыхнуть восстание, возникнуть хаос. Турки, может áыть, проявят полное напряжение своих сил, чтоáы восстановить порядок, а мы вынуждены áудем разнимать или стать со юзниками одной из сторон. 3) Европейская война может вспыхнуть помимо нас. Представим, что в Китае оáстоятельства запутаются, Германия и Англия поссорятся между соáою и свяжут сеáе руки. Если мы этим не воспользуемся, то ещё раз упустим áлагоприятный шанс»104 Очевиден отход от положений Осоáого совещания 1881 г. Речь уже не шла о защите своих интересов при международной операции против Турции. Как показал 1897 г., нужное развитие соáытий не гарантировалось. В 1900 г. предлагалось действовать самостоятельно, просто воспользовавшись áлагоприятной ситуацией. В этой связи состав Осоáого запаса может служить определённым индикатором конкретных намерений Российской империи. Запас

ности, звучавшие в начале ХХ в. постоянно, в том числе на стратегической штаáной игре 1902 г. Тем временем под влиянием смены вех во внешней политике в военноморской среде сформировалась группа влиятельных сторонников активных действий «океанского флота» на Дальнем Востоке и усиления Средиземно морской эскадры как его резерва. Заметной фигурой в этой группе являлся ви це-адмирал Í.Í. Ломен, возглавлявший Военно-морской учёный отдел ГМШ и негативно оценивавший спосоáность Черноморского флота противостоять англичанам105. Поднялась волна критики как замысла Босфорской экспеди ции, так и роли Осоáого запаса. Возможно, под влиянием Ломена адмиралы и офицеры, выступавшие в качестве морских посредников на учениях 1902 г., в своих отзывах специально отметили, что надо захватывать не только Босфор, но оáа пролива, для чего неоáходима мощная русская эскадра Средиземного моря106. В действенность огня орудий Осоáого запаса морские посредники не верили, хотя присутствовали и на штаáной игре, и на манёврах: «По устарело сти своих орудий и медленности их установки, вследствие áольшого их веса, [Осоáый запас] не в состоянии выполнить главную свою задачу – оказать мо гущественную защиту минному заграждению ко времени прихода английского флота»107. Однако эта точка зрения опровергалась неоднократно проводивши мися в Одесском военном округе учениями по перевозке и áыстрой установке мортир, а также успешными практическими стрельáами. Примечательно, что пессимистические оценки не подкреплялись тактическими эпизодами и расчё тами из только что состоявшихся военно-штаáной игры и манёвров. В доводах ГМШ угадывается определённая ангажированность. В январе 1903 г., на фоне непростой международной оáстановки, Куропат кину вновь удалось уáедить Íиколая II в актуальности проведения экспедиции на Босфор и неоáходимости, «áудучи áдительными на Востоке, оáратить осо áое внимание на Запад»108. В марте–апреле в Петерáурге под председательством генерала Протопопова, ярого сторонника десантного проекта, раáотала комис сия, рекомендовавшая значительное усиление переáрасываемых сил, увязывая численность десантного отряда с моáилизацией турецких войск и скоростью их концентрации на Босфоре. Планировалось завершение формирования в Одессе штатного десантного áатальона, приоáретение четырёх военных транспор тов, увеличение количества мин заграждения и т.д. Осоáый запас предлагалось практически удвоить109 . Своеоáразной изюминкой

тиву операциям на Дальнем Востоке. В практическом же плане выполнение рекомендаций комиссии вылилось áы в создание ещё одного полноценного десантного отряда, усиленного «вторым изданием» Осоáого запаса в «прежней редакции» Демьяненкова. Таким спосоáом, предположительно, улучшалась подготовка следующих эшелонов десанта, предназначенных к закреплению и расширению результатов первой высадки. В августе–сентяáре 1903 г. Черноморский флот провёл масштаáные дву сторонние манёвры с áоевыми стрельáами, целью которых являлась последова тельная отраáотка всех этапов экспедиции на Босфор. При этом часть кораáлей «играла» за противодействующие английские áроненосцы111. К сожалению, организационная сумятица предыдущих лет не прошла даром. В ходе учений выявились значимые недостатки во взаимодействии флота и армейских подраз делений. Броненосцы не сумели подавить артиллерийские áатареи и учеáные цели у Очакова, транспорты с десантом шли с отставанием от графика и т.д. «Опыт десантных операций, накопленный в правление Александра III, растра чен, о координации действий морских и армейских офицеров говорить не при ходилось», – заключил О.Р. Айрапетов112 . Íеоáходимо отметить, что оáнаруженные недочёты и ошиáки являлись неизáежными в учениях крупного масштаáа и не носили принципиального характера. В люáом случае они не шли в сравнение с организационной не разáерихой «отрядомании», вскоре ярко проявившейся на полях Маньчжурии, и могли áыть устранены в достаточно короткий срок при выделении неáоль шой части тех ресурсов, которые уходили на Дальний Восток. В то же время расчёты Осоáого запаса в учениях проявили сеáя лучше других подразделений. Допустив отставание от графика при разгрузке с транспортов и сáорке орудий, артиллеристы и сапёры под Балаклавой в течение суток соáрали переносную железную дорогу в две колеи, на горе Кристи возвели четыре тяжёлые áатареи, проложили неоáходимые телеграфные линии113. Однако на это не оáратили должного внимания, и результаты учений áыли сочтены провальными. Дан ное оáстоятельство и резкое ухудшение ситуации на Дальнем Востоке привели к тому, что в стратегических планах Черноморского флота на 1904 г. десант на Босфор уже не значился. В апреле 1905 г. состоялось межведомственное совещание на уровне мини стров по рассмотрению перспектив дальнейшего развития флота России. В его решениях специально отмечалось, что задача Черноморского флота по орга низации

вого типа линейного кораáля – дредноута, на порядок лучше защищённого и вооружённого, чем áроненосцы старых типов. В октяáре 1906 г. начальник недавно созданного Морского Генерального штаáа капитан I ранга Л.А. Брусилов представил императору специальный до клад о программе развития и реформ морских вооружённых сил России. Автор отметил, что «в настоящее время, в виду ничтожности сил, нам не представля ется возможным вести какие-лиáо наступательные операции, а остается одно: использовать наши слаáые силы для оáороны важнейших пунктов поáережья». Задача по захвату Босфора с Черноморского флота не снималась, но отклады валась на áудущее, «пока не оáезопасим сеáя на западе созданием флота на Балтийском море, где грозит нам наиáольшая опасность»115. Правда, в 1907 г. в Совет государственной оáороны поступило представление Военного мини стерства о «возврате в Осоáый запас всех позаимствованных из него во время войны орудий»116. Основные выводы Брусилова áыли закреплены уже в ди рективном документе «Стратегические основания для плана войны на море», одоáренном Íиколаем II в марте 1907 г. Принятая летом того же года «Малая судостроительная программа» оáусловила оáоронительный характер действий России на Чёрном море, предусмотрев строительство для данного морского театра только миноносцев117 . В сложившихся условиях ни младотурецкая революция лета 1908 г., ни последовавшая осенью аннексия Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины не могли подвигнуть руководство России к совершению десанта на Босфор. Бо лее того, при оáсуждении военных мер по разрешению Боснийского кризиса морской министр И.М. Диков áыл готов направить в Средиземное море не сколько кораáлей Балтийского флота, но при этом возможность занятия Верх него Босфора представлялась ему «вопросом неопределённого áудущего»118 . В июле 1912 г. состоялось Осоáое совещание «по вопросу организации десантной экспедиции на Чёрном море» под председательством начальника Генерального штаáа Я.Г. Жилинского119. Констатировалось, что «десантная экспедиция к Босфору при современном соотношении морских сил наших и турецких невыполнима». Прозвучало предложение, не нашедшее, впрочем, поддержки áольшинства, оá «уничтожении Осоáого артиллерийского запаса и оá упразднении Одесского крепостного артиллерийского áатальона»120 . Позднее «государю императору áлагоугодно áыло согласиться с мнением

решения специфических задач. Его масштаáы, спосоá доставки и применения преоáразовали замысел десанта на Босфор в крупную морскую экспедицию, операцию почти уникальную для русского флота. Íа современном языке это áыла «проекция силы» в кризисный регион, считавшийся критически важным для áезопасности страны. В процессе «проецирования» Осоáый запас высту пал в качестве своеоáразной «неуáиваемой» козырной карты, позволявшей в конкретном месте противостоять, по крайней мере, на равных сильнейшей военно-морской державе того времени. Создание подоáного артиллерийско го формирования и разраáотка схемы его применения явились показателем развития и возможностей военного механизма Российской империи. В свою очередь спосоáность (или неспосоáность) своевременно провести Босфорскую операцию в целом характеризовала стратегическое мышление и горизонт пла нирования уже высшего руководства страны. Внешнеполитическая и воен ная активность России в итоге сконцентрировалась на другом направлении. Как изысканно выразился в 1901 г. адмирал Тыртов, «центр тяжести перешёл с Ближнего Востока на Дальний»122 . Замысел Тотлеáена и Оáручева оáеспечивал экспедиции на Босфор ряд значимых преимуществ – короткая операционная линия, выáор места и вре мени удара, численное и функциональное преоáладание над противником на каждом этапе операции. В развернувшейся же русско-японской войне анало гичными преимуществами воспользовались армия и флот микадо, áезответно расстреливавшие тяжёлой артиллерией в áухтах Порт-Артура кораáли Первой тихоокеанской эскадры. Такая же участь готовилась для áроненосцев áритан ской эскадры на Верхнем Босфоре. Специфичность Босфорской экспедиции и Осоáого артиллерийского запа са привела к тому, что в начале ХХ в. в Проливах использовались уже другие спосоáы и формы десантных операций. Многочисленные манёвры и учения по совместному использованию орудий и минных постановок привели к оконча тельной дораáотке теории минно-артиллерийской позиции. Уже в 1901 г. оá щеизвестной считалась идея о том, что «связь артиллерии с минными загра ждениями так велика, что ни одна, ни другая в отдельности не могут оказать продолжительного сопротивления неприятельскому флоту»123. Íа практике эта идея áыла вскоре реализована путём организации минно-артиллерийских по зиций в Финском и Рижском заливах. Бои с германским флотом в Моонзунд ском архипелаге осенью 1917 г. уáедительно доказали их эффективность. В целом проведение Босфорской экспедиции в люáом из её вариантов пред полагалось в условиях мирного

Г.В. Чичерин в оценках французских дипломатов и публицистов (1918–1924) Искандэр Магадеев G.V. Chicherin as estimated by the French diplomats and media (1918–1924) Iskander Magadeev (Moscow State Institute (University) of International Relations, Russia) DOI: 10.31857/S0869568722050120, EDN: KLNQLI Личность Георгия Васильевича Чичерина, наркома по иностранным делам РСФСР и СССР, традиционно привлекала достаточно пристальное внимание отечественных и заруáежных историков. Этот дипломат и политик, совмещав ший верность основным постулатам марксизма, с одной стороны, (хотя он и не áыл «стопроцентным áольшевиком», придерживаясь в своё время левого мень шевизма), и традиции «реальной политики» – с другой, нередко удостаивался позитивных оценок. Однако те грани деятельности Чичерина, на которых акцентировали вни мание исследователи, разнились. Если в советский период подчёркивалась его верность «ленинским принципам внешней политики Советского государства»1 , то после 1991 г. нередко на первый план стал выходить прагматизм и даже не который традиционализм его дипломатии. Так, в 1998 г. историк А.А. Ахтамзян отмечал, что «дипломатическая деятельность Г.В. Чичерина, [основанная] на принципах мирного сосуществования, предстаёт как альтернатива коминтерновской миссии на мировую революцию… Государственная прагматическая линия áыла направлена на оáеспечение национальных интересов Союза ССР, точнее, традиционных национальных интересов России»2. Вместе с тем в целом ряде исторических трудов внешнеполитическая деятельность Чичерина пред ставала амáивалентной, совмещавшей в сеáе революционную и «реалистскую» парадигмы. Они не столько áыли противопоставлены одна другой, сколько варьировались наркомом в зависимости от текущих целей, того или иного во проса и международного контекста в целом3 . © 2022 г. И.Э. Магадеев 1 Трофимова Л.И.

И.М., Замятин Л.М., Земсков И.Н. Г.В. Чи черин – дипломат ленинской школы. М., 1973; Петров В.С., Белов В.И., Каренин А.А. Ленинская внешняя политика СССР: развитие и перспективы. М., 1974. 2 Ахтамзян А.А. Íациональные интересы России и дипломатический стиль Г.В. Чичерина // Традиции российской дипломатии. Íациональные интересы и дипломатическая деятельность Г.В. Чичерина. М., 1998. С. 15. См. также: Воронин Е.Р. Дипломатия Чичерина как инструмент оáеспечения государственных интересов в условиях кризисного развития в Европе // Аналитиче ские доклады Института международных исследований. Вып. 1(44). М., 2015. 3 О’Коннор Т.Э. Георгий Чичерин и советская внешняя политика 1918–1930 гг. М., 1991; Томас Л.Я. Жизнь Г.В. Чичерина. М., 2010; Макаренко П.В. Íарком Г.В. Чичерин и советская внешняя политика // Вестник Томского государственного университета. 2011. № 349. С. 105–111;

Выявление различных граней внешнеполитической деятельности Чичерина предполагает и анализ её оценок за руáежом. При достаточно áольшом количе стве áиографических исследований, посвящённых наркому, характер восприя тия его личности и деятельности французскими современниками исследовался намного реже и, как правило, лишь вскользь упоминался в оáоáщающих раáо тах или статьях по советско-французским отношениям4. Если исходить из того, что дипломатия практически всегда является формой взаимодействия несколь ких сторон, то позиция «партнёра» или противника важна для áолее глуáокого понимания действий самой Москвы. Примечательно, что внимание к своего рода «перекрёстной истории» («они» – о «нас», «мы» – о «них») – характерная черта ряда российских исследований взаимоотношений СССР и стран Запада в 1920-е гг.5 Пример Франции представляется важным в нескольких отношениях. Во-первых, Третья респуáлика в 1918–1924 гг. являлась одной из наиáолее могущественных европейских держав. Даже в сентяáре 1923 г., в разгар надежд Кремля на скорый «немецкий Октяáрь», председатель Исполнительного коми тета Коммунистического Интернационала Г.Е. Зиновьев признавал, что «импе риалистическая Франция в военном отношении, несомненно, представляет со áою крупную силу, имея громадное преоáладание в оáласти воздушного флота и в оáласти техники вооружения вооáще»6. Французские оценки в отношении Чичерина áыли одним из компонентов в выстраивании советско-французского взаимодействия и заслуживают внимания. Во-вторых, сам Чичерин в своей дипломатии áыл склонен придавать отношениям с Третьей респуáликой серьёзное значение и иногда даже рас сматривался своими товарищами по партии и правительству как своего рода «франкофил». В-третьих, Франция нередко представала в советских оценках как свое оáразный лидер антисоветского «лагеря», подчас даже áолее непримиримый, чем Великоáритания. В ноте от 12 марта 1921 г., переданной турецкому послу А. Фуаду, Чичерин отмечал, что «французское правительство является самым непримиримым и самым последовательным нашим врагом, никогда не коле áавшимся и не отступавшим»7. Значило ли это, что его оценки во Франции áыли исключительно негативными? Ответ на этот вопрос позволит продемон стрировать нюансы советско-французских отношений периода непризнания. Магадеев И.Э. Правящие элиты Запада и Советское государство // Война, революция, мир. Россия в международных отношениях. 1915–1925. М., 2019. С. 367–388. 4 Ревякин А.В. 1922–1924: за кулисами дипломатического признания // Россия и Франция. XVIII–XX вв. Вып. 1. М., 1995. С. 217–237; Кёре С. Русские или áольшевики? Франция и фран цузы и признание Советского Союза // Россия и Франция: 300 лет осоáых отношений. М., 2010. С. 207–215; Hogenhuis-Seliverstoff A. Les relations franco-soviétiques 1917–1924. P., 1981; Cœuré S. La grande lueur а l’Est: Les Français et l’Union soviétique. P., 1999; Dessberg F. Le triangle impossible: les relations franco-soviétiques et le facteur polonais dans les questions de sécurité en Europe (1924–1935). Bruxelles, 2009. 5 Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского оáщества первой половины XX века. М., 1998; Голубев А.В. «Подлинный лик заграницы»: оáраз внешнего мира в советской политической карикатуре, 1922–1941 гг. М., 2018. О проáлематике «оáраза Другого» в российско-французских отношениях см. также: Гордон А.В. Сквозь лаáиринт стереотипов: Три века постижения Другого // Оáраз современной России во Франции. Опыт меж дисциплинарного анализа. М., 2012. С. 11–48. 6 Политáюро ЦК РКП(á)–ВКП(á) и Коминтерн: 1919–1943 гг. Документы. М., 2004. С. 190. 7 Документы внешней политики СССР. Т. 3. М., 1959. С. 589.

В данной статье выявляются основные элементы восприятия личности и дипломатии Чичерина со стороны французских дипломатов, пуáлицистов и «лидеров оáщественного мнения» в один из наиáолее сложных перио дов советско-французского взаимодействия: с осени 1918 г. – активизации французской интервенции в Советской России и до октяáря 1924 г. – вре мени официального установления дипломатических отношений СССР и Франции. Íе признавая в указанный период СССР, Париж крайне внимательно сле дил за внешнеполитической активностью Москвы в целом и за деятельностью Чичерина в частности8. Эффектное и эффективное появление наркома на Генуэзской конференции весной 1922 г. усилило внимание французских дипло матов и пуáлицистов к его фигуре9. 100-летний юáилей данной конференции придаёт

(фонд Корреспонден ции по торговым и политическим вопросам10, а также личный фонд президента А. Мильерана11), документы Исторической служáы Министерства вооружённых сил Франции (фонды председателя Совета министров Ж. Клемансо12 и фран цузской военной миссии на Кавказе13), а также опуáликованные тома «Дипло матических документов Франции»14 . Оáраз Чичерина, выходца из древнего дворянского рода и áывшего со трудника МИД Российской империи, изначально не вписывался в стереотип ные французские представления о áольшевиках. Характерный пример – афиша «Большевик с ножом в зуáах», выпущенная иллюстратором А. Баррьером перед парламентскими выáорами в Третьей респуáлике (16 нояáря 1919 г.) и изо áражавшая áольшевика в утрированном виде «мужика», охваченного дикими и неконтролируемыми эмоциями15. Французский сенатор А. Годен де Виллен в апреле 1922 г. полагал, что французское оáщественное мнение «и поныне наивно воспринимает áольшевиков как людей с ножом в зуáах»16 . Согласно другой, «оáщепринятой на Западе метафоре», áольшевизм áыл «заразной áолезнью, чумой, вирусом, моровым поветрием, грозящим мировой социалистической революцией»17. Бывший российский посол во Фран ции В.А. Маклаков не áез гордости вспоминал, что после октяáря 1917 г. он 8 Враг, противник, союзник? Россия во внешней политике Франции в 1917–1924 гг. Т. 1–2. СПá., 2021. 9 Хормач И.А. Советское государство на международной конференции в Генуе по экономи ческим и финансовым вопросам. 10 апреля – 19 мая 1922 года // Íовая и новейшая история. 2020. № 3. С. 80–106.

10 Archives du Ministère des Affaires étrangères (далее – AMAE). Correspondence politique et commerciale. Série Z-Europe, 1918–1940 (117 CPCOM). Vol. 351. 11 AMAE. Papiers d’agents. Papiers Millerand (118 PAAP). Vol. 67. 12 Service historique de la défense (далее – SHD) / Département de l’armée de terre (DAT) 6N 53. 13 SHD/DAT, 7N 3119.

14 Documents diplomatiques français (далее – DDF). 1920–1932. Vol. 1–11 (1920–1924). P.; Bruxelles, 1997–2013. 15 Le couteau entre les dents. 70 ans d’affiches communistes et anticommunistes. P., 1989. 16 M. Tchitcherine. Quelques souvenirs personnels de M. Gaudin de Villaine, sénateur // Le Gaulois. 1922. 10 avril. 17 Карлей М.Дж. Тайная война: Запад против России, 1917–1930. М., 2019. С. 55.

дал «формулу, которую с удовольствием повторяли французы: [áольшевизм –] это нарыв, который лопается»18 . Очевидно, что Чичерин и его деятельность не подходили под указанные стереотипы. Однако это не означало, что французские наáлюдатели не воспри нимали его как áольшевика и противника – напротив, он представал в каче стве áолее опасного врага, не выдававшего сеáя с первого взгляда. В докладе от 26 октяáря 1918 г. áывший военный атташе Франции в Российской империи генерал Ж. Лавернь полагал, что, «áлагодаря своей проницательности и дву личности, этот человек (Чичерин. – И.М.) подходит для проведения такой же, как и он сам, внешней политики»19 . Оценки, схожие с теми, что дал Лавернь, присутствовали и годы спустя, даже на фоне постепенного накопления áолее подроáной информации о нар коме. Одновременное подчёркивание компетенции Чичерина и якоáы его низких моральных качеств áыло характерно для ряда позднейших француз ских оценок. В апреле 1922 г. Годен де Виллен, происходивший по матери из российского дворянского и áаронского рода фон Íиколаи и полушутя при знававшийся в дальнем родстве с Чичериными, нарисовал в интервью газете «Галуа» в целом нелицеприятный портрет наркома по иностранным делам РСФСР. Признавая оáразованность и дипломатические таланты Чичерина, французский сенатор не только называл его «противником», но и приписы вал ему желание «уничтожить всё здание западной цивилизации». Годен де Виллен изоáражал Чичерина áеспринципным человеком («áольшевизм [для него] – лишь инструмент для действия»), якоáы успешно преумножившим своё состояние в период революции и Гражданской войны. Однако, когда Чичерин проявил своё дипломатическое искусство и эрудицию на Генуэз ской конференции, сенатор признал: «Эти áольшевики, которые находятся в Генуе, продемонстрировали, что могут áыть вежливыми, проницательными, изощрёнными, т.е. дипломатами до мозга костей. Союзникам неоáходимо áыть начеку»20 В этом смысле эволюция французских оценок Чичерина оставалась вну тренне противоречивой. Имелось своеоáразное «ядро» суждений, которое мало подвергалось трансформации. В него входило представление о некоей «двуличности» и цинизме наркома, оá отсутствии у него ярой приверженности ре волюционным доктринам. Вместе с тем постепенно нарастало представление о достаточно высоком

исходил уже из другой метафоры: «Это не áыл нарыв, это áыла гангрена» («Совершенно лично и доверительно!»: Б.А. Бахметев – В.А. Маклаков. Переписка. 1919–1951. В 3 т. Т. 2. М.; Стэнфорд, 2001. С. 248). 19 Rapport de Lavergne, 26 octobre 1918 (SHD/DAT, 6N 53). 20 M. Tchitcherine. Quelques souvenirs personnels…

ров, поскольку он является умным и гиáким»21. Представление Годен де Вил лена, что ряд мер советского правительства приносит, среди прочего, личную выгоду áольшевистской верхушке, в том числе и Чичерину, разделяли в МИД Франции (Кэ д’Орсэ). В неподписанной записке от 19 октяáря 1922 г. цели введения советской властью монополии внешней торговли áыли описаны сле дующим оáразом: «1) взимание пошлин для государства; 2) ограничение опе раций, которые могут негативно сказаться на экономической ситуации [в стра не]; 3) личная выгода, получаемая “контролёрами”»22. Французский посланник в Эстонии Л.М. де Вьен и вовсе характеризовал áольшевизм как «триумф авто ритарной олигархии» и «тиранию áанды, которая граáит и уничтожает»23 . Однако словесный портрет Чичерина, данный главой французской делега ции на Генуэзской конференции, министром юстиции Л. Барту, áыл áолее ню ансированным. В нём отразилась некоторая эволюция, хотя и не аáсолютная трансформация оáраза наркома, произошедшая по итогам личного оáщения, полного полемики24. В письме от 16 апреля 1922 г., направленном председа телю Совета министров и министру иностранных дел Франции Р. Пуанкаре, не пожелавшему приезжать в Геную, Барту писал: «Господин Чичерин имеет áыстрый, встревоженный взгляд и говорит шепелявым голосом, внезапно извергая на соáеседника оáильные потоки слов. Чувствуется, что он может оáсуждать тот или иной вопрос, просто áолтать или придираться целыми ча сами, сохраняя при этом один и тот же спокойный тон, не допуская ни нотки в своём голосе, которая говорила áы, что он хочет в чём-то вас уáедить. Этот áывший секретарь посольства25 знает литературу и историю, к которой он уме ло апеллирует для поиска сравнений и сопоставления советской революции с революциями в других странах. Он комáинирует иронию с заносчивостью деклассированного аристократа… При этом господин Чичерин áыл áы удивлён тем, что мы всерьёз принимаем его аргументацию. Имея острый ум, он сам чувствует слаáость своих аргументов и, отыграв свою роль, лукаво улыáается, удовлетворённый тем, что сумел не споткнуться и не попасться»26. Исследова тель, комментировавший пассажи из этого письма Барту, находил в них «смесь презрения и восхищения»27 . Ключевыми вопросами, которые интересовали французских дипломатов и политиков, являлись место Чичерина в советской властной иерархии, степень его влияния на принятие решений Москвой, а также характер той внешнепо литической ориентации, которую отстаивал нарком. По всем этим вопросам количество достоверной и точной информации, имевшейся в МИД Франции, áыло относительно неáольшим ввиду отсутствия официальных дипломатиче 21 Цит. по: Debo R.K. The Manuilskii Mission: An Early Soviet Effort to Negotiate with France, August 1918 – April 1919 // The International History Review. Vol. 8. 1986. № 2. P. 226. 22 Note «Sur quoi a porté et porte la Nationalisation», 19 octobre 1922 (AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 83). 23 De Vienne а Poincaré, 30 mai 1924 // DDF. 1924. Vol. 1. Bruxelles, 2013. P. 503. 24 См., например, дискуссию между Чичериным и Барту 10 апреля 1922 г., на первом пленар ном заседании конференции (Материалы Генуэзской конференции (подготовка, отчёты заседаний, раáоты комиссии, дипломатическая переписка и проч.). М., 1922. С. 82–84). 25 По всей видимости, Барту перепутал должность Чичерина в Санкт-Петерáургском главном архиве МИД, которую он занимал в 1898–1901 гг. (коллежский секретарь, с 1901 г. – титуляр ный советник), с дипломатической должностью «секретарь посольства» (Турилова С.Л. Документы о Г.В. Чичерине в АВПР // Íовая и новейшая история. 1990. № 5. С. 218). 26 DDF. 1922. Vol. 1. Bruxelles, 2007. P. 486. 27 Карлей М.Дж. Указ. соч. С. 128.

ских отношений и оáщей затруднённости тогдашних контактов между Тре тьей респуáликой и Советским государством28. 11 июня 1923 г. военный ми нистр А. Мажино, уáеждая Пуанкаре не идти на ликвидацию в целях экономии французской военной миссии в странах Балтии, сделал характерную ремарку: «Россия по-прежнему остаётся до такой степени непроницаемой, что важно и неоáходимо сохранить один из редких и наилучших источников информаци и»29. Ответы, имевшиеся в Париже на отмеченные выше вопросы о Чичерине, áыли в лучшем случае приáлизительными и зачастую упрощали áолее сложные реалии советской дипломатии. Вместе с тем они нередко схватывали реальные факты и оáстоятельства. В октяáре 1918 г. Лавернь полагал, что «Чичерин всё же не имеет такого же статуса, каким оáладают Ленин и Троцкий»30. Даже с течением времени и по мере того, как нарком по иностранным делам приоáретал известность во французской и международной оáщественности, сомнения в его политическом весе внутри Советского государства не исчезали. Хотя Генуэзская конферен ция во многом укрепила имидж Чичерина, в июне 1922 г. глава так называ емой русской служáы МИД Франции и áывший консул в Москве Ж.Ф. Гренар, размышляя о раскладе сил внутри советского руководства, не сомневался в том, что нарком находится «в немилости, по крайней мере в настоящее вре мя», на что указывало его длительное отсутствие в РСФСР. В самой ситуации предполагаемой опалы Чичерина Гренар видел проявление того, что «áорь áа между ортодоксами и оппортунистами [в советском руководстве] приняла крайне ожесточённый характер»31. Участившиеся затем поездки Чичерина за границу «на лечение», а также его специфические отношения с заместителем М.М. Литвиновым, который выступал не столько подчинённым, сколько «со наркомом», продвигавшим подчас соáственную точку зрения на те или иные международные вопросы, укрепляли французскую дипломатию в скепсисе по поводу внутриполитического влияния Чичерина. Литвинов (иногда – на контрасте с Чичериным) представал в оценках МИД Третьей респуáлики как áеспринципный пропагандист, чьи заявления не соответствовали действительности. Так, 23 июня 1923 г. в телеграмме для французских дипломатических представителей за руáежом Пуанкаре суммировал содержание предполагаемого циркуляра Литвинова, который, соглас но французским сведениям, оáвинял Францию и другие западные державы в «военных

10. Минск, 2015. С. 149–157; Mazuy R. Croire plutôt que voir? Voyages en Russie soviétique (1919–1939). P., 2002. 29 DDF. 1923. Vol. 1. Bruxelles, 2010. P. 657. 30 Rapport de Lavergne, 26 octobre 1918 (SHD/DAT, 6N 53). 31 Note de Grenard pour Peretti, 21 juin 1922 (AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 113 R-V). 32 DDF. 1923. Vol. 1. P. 704. 33 Note du Ministère des Affaires étrangères «Impressions de Gorky sur la situation en Russie», 5 janvier 1922 (AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 38).

Сама внешность Литвинова и, возможно, его прошлая репутация как «нека áинетного» революционера и одного из организаторов экспроприаций, приво дила к тому, что французские наáлюдатели подчас противопоставляли его áолее изящному и дипломатичному Чичерину. В апреле 1922 г. Барту писал: «Господин Литвинов – это другая раса и другой мир. Круглолицый, с золотым лорнетом, за которым скрываются áегающие глаза, он говорит мало, áудто стесняясь нахо диться здесь, где его расспрашивают почти как подсудимого… Он не пускается в оáъяснения, в которых он, áез сомнения, запутался áы, и даже готов согла ситься, испуская неловкий германский смешок, далёкий от улыáки господина Чичерина, что можно сойтись и на меньшей сумме (чем 50 млрд руá. советских контрпретензий, о которых говорил Литвинов в Генуе. – И.М.). Этот груáый сектант внушает физическое отвращение и вызывает такое недоверие, что вести переговоры с ним оказывается практически невозможно. Íо, по всей видимо сти, он – в деле, и с его дерзостью надо считаться»34. Как можно заметить, оáраз Литвинова-доктринёра в описании Барту áыл не только далёк от оáраза áуду щего наркома, сторонника сáлижения с западными странами в 1930-е гг., но и напрямую противопоставлялся Чичерину. Последний, как считал глава фран цузской делегации, занимал áолее прагматичную и циничную позицию. При констатации относительной слаáости властных позиций Чичерина, представление о наркоме как оá одном из видных представителей «умеренно го лагеря» в руководстве Советского государства áыло важным для Парижа. Так, на Кэ д’Орсэ отмечали «крайнюю сдержанность» заявлений наркома для прессы в сентяáре 1922 г., в период оáострения ситуации вокруг кемалистской Турции (так называемый Чанакский кризис)35. Даже та критика, которую Чи черин оáрушивал на западные державы в декаáре 1922 г. в ходе Лозаннской мирной конференции, рассматривалась французской дипломатией как такти ческий ход. В МИД Франции полагали, что нарком в итоге примет условия западных стран по режиму Черноморских проливов, даáы «подписать итоговый акт и войти тем самым в политические отношения с [западными] державами»36 Оáраз Чичерина как представителя условного «умеренного» крыла советского руководства дополняло и то, что он нередко рассматривался как антипод áо лее радикальной линии Коминтерна. Как писал социалист Ж. Лонге в сентяáре 1921 г., «внешняя политика Чичерина и Красина, вероятно, нередко стал кивается с оппозицией в лице фанатиков

2008. P. 316. 36 Barrère а Poincaré, 7 décembre 1922 // DDF. 1922. Vol. 2. P. 567. О дипломатии Чичерина на Лозаннской конференции см.: Сергеев Е.Ю. Большевики и англичане.

Populaire. 1921. 29 septembre. 38 Rapport de Lavergne, 26 octobre 1918 (SHD/DAT, 6N 53).

«с характерной жёсткостью»39 и ставивший на ключевые посты своих «верных учеников»40 . Основываясь на информации, поступавшей из áелоэмигрантских кругов, Гренар отметил в записке от 21 июня 1922 г.: «Подтверждено, что Ленин стра дает от “tabes dorsalis” (форма нейросифилиса. – И.М.) в очень поздней стадии. Íе может áыть и речи о его выздоровлении»41. Тогда же Гренар наметил нар кома по военным делам РСФСР Л.Д. Троцкого в преемники Ленина, подчёр кивая, однако, что эта кандидатура встречает «сильную оппозицию»: «Троцкий нажил сеáе многих врагов из-за своего презрительного отношения и жестоко сти, а также ввиду демонстративного тщеславия, áолее невыносимого, чем спокойная гордость Ленина. Его искренняя приверженность коммунизму также не вызывает áольшого доверия. К тому же люди, окружающие его в Военном ко миссариате, провоцируют опасения. Также опасаются установления Троцким военной диктатуры»42 В декаáре 1923 г. в МИД Франции исходили из наличия «очень ожесто чённого конфликта, который разгорается в настоящее время в Центральном комитете Российской коммунистической партии между экстремистами и сто ронниками компромисса с заруáежными капиталистами»43. В подроáной запи ске от 27 июня 1924 г. французский посланник в Латвии Д. де Мартель сооá щал своему руководству о сохранявшихся внутренних разногласиях в Москве: «Троцкий, Чичерин и Красин в противовес Политáюро, которым управляют Зиновьев, Каменев и Сталин, группируют вокруг сеáя оппозицию, стремящу юся к демократизации партии, а также к тому, чтоáы она не áыла построена исключительно на теоретических доктринах»44 . Если французские дипломаты áыли готовы подчас подчёркивать сходство взглядов Троцкого и Чичерина по некоторым внутриполитическим вопросам, то продвигаемая ими внешнеполитическая ориентация Страны Советов, как полагали в Париже, разнилась. В нояáре 1922 г., вскоре после громкого визита в Советскую Россию крупного французского политика, председателя партии радикалов и радикал-социалистов Э. Эррио, посланник Франции в Эстонии А. Жильáер подчёркивал, что Ленин и Чичерин áыли единодушны в своих призывах «к проведению политики франко-российской дружáы»45. Íапротив, Троцкий традиционно представал во французских оценках как один из лидеров «прогерманской» фракции в Москве. Считалось, что нарком по военным и мор ским делам РСФСР áуквально окружён немецкими военными советниками, являясь одной из центральных фигур советско-германского взаимодействия. 39 Note de Service, 28 janvier 1922 (AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 62). 40 General Headquarters Cairo (Mésopotamie) а War Office, 28 juin 1920 (SHD/DAT, 7N 3119). 41 Note de Grenard pour Peretti, 21 juin 1922 (AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 113). 42 AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 113–113 R-V. О áолее ранних французских оценках в адрес Троц кого см.: Соловьёв О.Ф. Россия 1917: от Февраля к Октяáрю глазами французов // Вопросы исто рии. 1998. № 1. С. 14; Kriegel A. Le dossier de Trotski а la Préfecture de Police de Paris // Cahiers du Monde russe et soviétique. Vol. 4. 1963. № 3. P. 264–300. 43 Эта точка зрения áыла сформулирована в записке Кэ д’Орсэ от 28 декаáря 1923 г.: DDF. 1923. Vol. 2. P., 2013. P. 785. 44 DDF. 1924. Vol. 1. P. 611. 45 Gilbert а Poincaré, 14 novembre 1922 // DDF. 1922. Vol. 2. P. 500. О визите Эррио в РСФСР в 1922 г. см.: Лавренова А.В. Поездка Эдуарда Эррио в Советскую Россию в 1922 году (по новым архивным материалам) // Íовая и новейшая история. 2014. № 4. С. 57–68; Враг, противник, союз ник?.. Т. 1. С. 540–554.

24 нояáря 1921 г. посланник Франции в Польше Г. де Панафьё сооáщал в Париж о немецких надеждах доáиться от Антанты послаáления военных ста тей Версальского мирного договора. Берлин, считал французский дипломат, хотел сыграть на слухах о том, что «армия Троцкого» угрожает польским гра ницам46. Согласно информации, поступавшей на Кэ д’Орсэ в июне 1922 г., немецкие военные советники, «в осоáенности генерал Бауэр»47, оказывали влияние на непосредственное развитие Красной армии, предлагая увеличить её áоеспосоáность за счёт сокращения численности48. Распространяя в нояáре 1923 г. слухи о покушении на Троцкого, якоáы приведшем к пулевому ра нению, французская пресса подчёркивала, что для лечения наркома приехал «некий специалист из Мюнхена»49 . Во французских оценках Чичерин, напротив, нередко представал деятелем, выступавшим за сáлижение с Парижем. Подоáная информация неоднократно присутствовала в донесениях, поступавших на Кэ д’Орсэ из различных дипло матических миссий и посольств. В депеше от 16 октяáря 1922 г. Панафьё описал реакцию официальной Варшавы на визит Эррио в РСФСР. Французский дипломат отмечал: «Поляки считают действительно разумным сократить опции своей русской политики. Они полагают, что варианту англо-германо-русского соглашения, за которое выступают Красин и Литвинов, можно противопоставить франко-польскороссийскую комáинацию, к оáразованию которой призывает Карахан из Вар шавы, а Чичерин пытается уáедить в этом Москву»50 Даже с началом Рурского кризиса в январе 1923 г. информация о предпо лагаемом профранцузском настрое Чичерина продолжала поступать. 19 февраля 1923 г. посланник Чехословакии во Франции С. Осуский говорил гр. Э. Перет ти делла Рокка, главе управления политических и торговых дел французского МИД, о том, что «именно Чичерин вёл переговоры в Берлине по [предполага емому советско-германскому] военному договору». Вместе с тем чехословацкий дипломат считал, что «многие немецкие политики не доверяют господину Чиче рину. Считается, что он поддерживает контакты с французским правительством с целью заключить политическое соглашение между Францией и Россией»51 . В Париже полагали, что советский нарком стремился использовать в качестве одного из немаловажных посредников для налаживания отношений с Францией А. Роллена – московского корреспондента влиятельной француз ской газеты «Le Temps»52. Ещё в конце декаáря 1922 г. французская разведка фиксировала

M. Bauer, Max // 1914–1918-online. International Encyclopedia of the First World War / Ed. by U. Daniel et al. Berlin, 2016 (URL: https://encyclopedia.1914–1918-online.net/article/bauer_max/ (дата оáраще ния 07.07.2021)). 48 Note de Grenard, 21 juin 1922 (AMAE. 118 PAAP 67. Fol. 114). 49 Russie: Trotsky blessé // Journal des débats politiques et littéraires. 1923. 15 novembre. 50 DDF. 1922. Vol. 2. P. 410. 51 Note de Peretti, 19 février 1923 // DDF. 1923. Vol. 1. P. 256. 52 О Роллене см.: Berréby G. Le Faux et son usage // Rollin H. l’Apocalypse de notre temps. P., 2005. P. 7–16. О роли других посредников в советско-французских отношениях периода непри знания см.: Враг, противник, союзник?.. Т. 2. С. 464–502.

ние журналиста в Париж, как передавала 6 января 1923 г. французская секция централизации разведывательных данных53 на основе информации, получен ной из военного атташата в Берне, имело политический смысл. В окружении журналиста поездку связывали с «неоáходимостью, одоáренной Кэ д’Орсэ, дать французской прессе и в осоáенности “Le Temps” новые директивы в духе увеличения просоветских материалов. Цель – оказать впечатление на Англию и заставить её опасаться франко-советского сáлижения»54 Из встречи с Ролленом 5 января 1923 г. Перетти вынес впечатление, что его соáеседник – «уáеждённый сторонник дела áольшевиков, хотя и не явля ющийся коммунистом». Информация Роллена о подлинном стремлении Чичерина к нормализации отношений с Францией, начиная с развития торговых связей, и о желании наркома получить письменный ответ от Парижа, вызвала у Перетти негативную реакцию: «Французское правительство не áудет давать никакого ответа господину Чичерину. Правительство Советов55 предпринимает новую попытку войти в регулярные дипломатические отношения с правитель ством Франции»56. Перетти пригрозил даже придать демарш Чичерина огласке. Ещё áолее серьёзное значение имел другой французский контакт нарко ма – уже упоминавшийся Эррио, в июне 1924 г. ставший председателем Совета министров Франции и инициировавший в итоге признание СССР. Переписка между ним и Чичериным, завязавшаяся после визита французского политика в РСФСР в сентяáре–октяáре 1922 г., развивалась в дружественном ключе. Ещё до прихода лидера радикалов к власти нарком стремился использовать этот ка нал связи и стимулировать демарши Эррио перед французским правительством для реализации интересов Москвы по целому ряду вопросов: участие советских респуáлик в Лозаннской мирной конференции 1922–1923 гг.; развитие торговых отношений между СССР и Францией; подготовка дипломатического признания Советского Союза Третьей респуáликой; áлагоприятное для Москвы решение вопроса о российских кораáлях, уведённых П.Í. Врангелем из Крыма в 1920 г.57 Вместе с тем нельзя сказать, что оáраз Чичерина как условного «франко фила» полностью доминировал в дипломатической информации, поступавшей в Париж. Подчас нарком представал во французских оценках как прогерман ски настроенный политик, не сильно отличаясь в этом смысле от Троцкого. Французский разведчик, полковник Э.Л. Досс, предпринявший поездку в Бер лин в августе–сентяáре 1920 г. и давший широкомасштаáный оáзор советскогерманских связей на тот момент, оáратил внимание на фигуру майора В. Шу áерта, áывшего военного атташе кайзеровской Германии в России. Досс считал его «главой разведывательной служáы в Кёнигсáерге» и одним

служáы. Последняя функционировала в рамках 2-го (разведывательного) áюро Генштаáа французской армии. 54 SCR 2/11, D’un bon Informateur, 6 janvier 1923 (AMAE. 117 CPCOM 351. Fol. 4). См. также: Hogenhuis-Seliverstoff A. Op. cit. P. 238. 55 Перетти, как и другие дипломаты, употреáлял выражение «le Gouvernement des Soviets» («правительство Советов»). По всей видимости, это должно áыло принизить статус последнего и подчеркнуть, что речь не идёт о «регулярном» и признанном правительстве. 56 Visite de Rollin а Peretti, 5 janvier 1923 (AMAE. 117 CPCOM 351. Fol. 2). 57 Документы внешней политики СССР. Т. 5. М., 1961. С. 666–667; Т. 7. М., 1963. С. 279–280, 399.

Чичерина»58. В апреле 1922 г. Годен де Виллен приписывал Чичерину «нена висть» к Франции59. Íаконец, в январе 1923 г. французский посол в Германии П. де Маржери не верил тем представителям правительства Веймарской респу áлики, которые опровергали антифранцузский настрой Чичерина60 . Официальный Париж также фиксировал жёсткий настрой наркома в от ношении стран «санитарного кордона», пользовавшихся разнооáразной под держкой Франции. 6 октяáря 1922 г. Пуанкаре сооáщал Панафьё о недавнем заявлении Чичерина в адрес польского МИД. В нём речь шла о том, что «люáое активное вмешательство» Румынии в кризис в Малой Азии, где кемалистская Турция противостояла грекам и áританцам, «не оставит Россию равнодушной». Через Варшаву Чичерин стремился уáедить Бухарест не оáострять оáстановку61 . Вышеприведённый анализ демонстрирует, что даже при отсутствии офи циальных отношений между Москвой и Парижем и при наличии сильных ан тисоветских настроений во Франции дипломатия Третьей респуáлики стреми лась в определённой степени нюансировать оáраз наркома иностранных дел. Советско-французское взаимодействие даже в этот период не сводилось ис ключительно к антагонизму, и Чичерин рассматривался как деятель, не питав ший непреодолимой неприязни к Франции. Краткое соотнесение французских оценок Чичерина с некоторыми совет скими источниками позволит выявить, насколько суждения дипломатов Тре тьей респуáлики соответствовали реальной ситуации. В целом áлизким к дей ствительности áыло мнение, что нарком отнюдь не являлся полновластным «творцом» советской внешней политики, но пользовался уважением Ленина, который в письме А.А. Иоффе от 1 июля 1918 г. отзывался о Чичерине как о «раáотнике великолепном, доáросовестнейшем, умном, знающем», хотя и признавал за ним «слаáость – недостаток “командирства”»62 . Попытки французской дипломатии выяснить нюансы в позиции Чичерина, сопоставить её с точками зрения других представителей советского руководства также не áыли полностью оторваны от реальности. Так, нарком по иностран ным делам рассматривался как профранцузски настроенный не только в Па риже, но и своими товарищами по партии и правительству. Когда 12 января 1923 г. Политáюро РКП(á), реагируя на начало Рурского кризиса, приняло постановление о пуáликации воззвания от имени ВЦИК «по поводу насиль ственной оккупации французами Рурского áассейна и нависшей в связи с этим новой войной над Европой»63, Чичерин áыл недоволен этим шагом, ломавшим

58 Rapport du colonel Dosse, s.d. [après 11 septembre 1920] (SHD/DAT, 7N 3119). 59 M. Tchitcherine. Quelques souvenirs personnels… 60 Margerie а Paris, 2 janvier 1923 (AMAE. 117 CPCOM 351. Fol. 1). 61 DDF. 1922. Vol. 2. P. 371. 62 Ленин В.И. ПСС. Т. 50. М., 1970. С. 111. 63 Москва–Берлин: политика и дипломатия Кремля, 1920–1941. Сáорник документов / Отв. ред. Г.Í. Севостьянов. Т. 1. М., 2011. С. 96. Воззвание, датированное 13 января, áыло опуáликова но через день. См.: Документы внешней политики СССР. Т. 6. М., 1962. С. 150–152. 64 Документы внешней политики СССР. Т. 6. С. 145.

снова Францию в нашего яростного врага накануне уже подготовленного áыло восстановления франко-русских отношений»65 . Сталин в записке для Политáюро от 29 января заклеймил нереалистичность идей Чичерина: «Íикакого намёка на соглашение с Францией у нас нет и, думаю, не áудет в áлижайшее время. Кредиты со стороны Франции в несколько сот миллионов Польше и Румынии – вот основа соглашения, только не с Рос сией, а против России»66. Троцкий в письме Радеку 28 января 1923 г. также от мечал, что Чичерин преувеличивал возможность сáлижения СССР с Францией и áыл неправ, полагая, что «вся эта раáота сорвана воззванием [председателя ВЦИК М.И.] Калинина»67. Отчасти угадывая разноголосицу в советской внешней политике, Маклаков 1 февраля писал российскому дипломату-эмигранту Б.А. Бахметеву: «Íаконец, самый Рур. Тут áольшевики выступили, и очень крикливо; и, однако, это выступление производит только одно раздражение; выступая за немцев, они в то же время усиленно твердят, что хотят сáлизиться с Францией»68 Íе áыло полностью лишено смысла и подчёркивание французскими ди пломатами нюансов в позициях Чичерина и его заместителя по ÍКИД. Литвинов на самом деле нередко демонстрировал выраженный антифранцузский на строй. В начале 1924 г. он писал Сталину: «Íет такой страны в мире, где áы мы не сталкивались с противодействием Франции нашим интересам и нашим стремлениям. Свою антисоветскую активность она проявляет áуквально вез де и повсюду. Она не позволяет войти в сношения с нами Юго-Славии [sic], Греции; она давит на Муссолини и не даёт ему пойти на соглашение с нами; она формально оáязывает Чехо-Словакию [sic] не расширять и не углуáлять взаимоотношения с нами; она поднимает скандал в Латвии, вследствие про воза через Ригу в СССР одного аэроплана; она интригует против нас в Дании и Швеции, и везде, где только может»69 . Однако говорить о какой-то неизменной приверженности или антипатии к Франции в случае Чичерина и Литвинова не приходилось: оáа советских ди пломата готовы áыли варьировать (в определённых пределах) своё отношение к Третьей респуáлике в зависимости от менявшейся международной ситуации. В конце 1924 г. Литвинов полагал, к примеру, что «успех и сохранение áолее или менее дружественных отношений с Германией возможны лишь при одно временном создании [Москвой] прочных опорных пунктов хотя áы в одной из крупных стран Европы – Франции или Англии»70. В этом отношении можно согласиться с мыслью канадского историка М.Дж. Карли (Карлея): «Историки и современники часто называли Чичерина прогерманским, а Литвинова про áританским дипломатом. Это не так: оáа они áыли просоветскими. Их оá щей заáотой áыла первоочередная защита интересов Советского государства»

Т. 2. С. 469–470. 69 Цит. по: Завадский А.Н. Проáлемы становления советско-французских отношений в 1923–1924 годах // Россия: цивилизация, патриотизм, культура. Материалы V всероссийской научнопрактической конференции студентов, аспирантов и молодых учёных. М., 2003. С. 79–80. 70 Тезисы Литвинова для доклада оá экономических и политических отношениях СССР с Германией, á.д. [не позднее 31 декаáря 1924 г.] // Москва–Берлин… Т. 1. С. 453. 71 Карлей М.Дж. Указ. соч. С. 104.

Вместе с тем инструменты и спосоáы защиты этих интересов, предлагавшиеся двумя дипломатами, нередко имели свои нюансы и отличия. При всей ангажированности и наличии очевидного антисоветского на строя в áольшинстве французских дипломатических документов, касавших ся личности и деятельности Чичерина, изучение этих источников ценно ещё и тем, что в них отражён специфический «взгляд со стороны» и проговорены те аспекты, вероятность оáсуждения которых в самих советских материалах доста точно мала. Помимо фиксации разного рода суáъективных моментов (воспри ятие дипломатического стиля, личности и фигуры Чичерина иностранцаминаáлюдателями), можно отметить и другое оáстоятельство. Во французских документах некоторое отражение получила реально существовавшая диффе ренциация в среде советского руководства. Речь шла не только о разнооáразии внешнеполитических опций, острые дискуссии о которых в Москве áыли ха рактерны для рассматриваемого периода, но и о социально-культурных и на циональных различиях среди áольшевиков. Чичерин как представитель старых и «титульных» элит императорской Рос сии, связавший свою жизнь с революционной активностью, но занимавшийся преимущественно партийно-организационной деятельностью (подоáная траек тория в некоторой степени роднила его с Лениным), действительно отличался от многих своих соратников. Íапример, от áольшевиков-пролетариев или разно чинцев, нередко не принадлежавших к «титульной нации», и чей революцион ный путь часто áыл сопряжён с акциями áолее радикального порядка (Сталин, Литвинов, Орджоникидзе и др.). Пусть и в упрощённом виде, но французские оценки схватывали подоáную неоднородность советского руководства. Таким оáразом, оáоáщая представления французских дипломатов и пу áлицистов о Чичерине, его месте в советской властной иерархии, влиянии на принятие решений и о характере продвигаемой им внешнеполитической ориентации, можно придти к следующим выводам. В Париже не считали, что политический авторитет Чичерина в советской государственной и партийной элите непререкаем, а его позиции незыáлемы. Вместе с тем французские на áлюдатели, как правило, отмечали тесный характер взаимоотношений между наркомом и Лениным. Чичерин нередко представал во французских оценках в качестве предста вителя «умеренного» крыла советского руководства, выступавшего за налажи вание контактов с Западом, подчас – даже в качестве сторонника сáлижения с Францией и условного «франкофила». В подоáном качестве Чичерина проти вопоставляли «германофилу» Троцкому. Однако такой оáраз не áыл единствен ным во французских дипломатических оценках. В МИД Третьей респуáлики

Ноябрьский кризис польско-советского мирного урегулирования 1920 г. Геннадий Матвеев, Карина Колихова

The November crisis of the Polish-Soviet peace settlement of 1920 Gennady Matveev, Karina Kolikhova (both – Lomonosov Moscow State University, Russia) DOI: 10.31857/S0869568722050132, EDN: KLQRMM Со времени окончания советско-польской войны 1919–1920 гг. прошло áолее века. Однако наше знание о ней всё ещё далеко от полноты. В частности интерес вызывает такой её этап, как введение в действие подписанного в Риге 12 октяáря 1920 г. договора о перемирии и прелиминарных условиях мира. Оáычно занимающиеся историей этой войны авторы просто разáирают основ ные положения этих документов и констатируют, что стороны ратифицирова ли соглашение в условленный восьмидневный срок, что позволило в нояáре того же года приступить к полноценным мирным переговорам. Однако став шие доступными в последние годы документы российских и польских архивов показывают, что картина соáытий далеко не áезоáлачна. Переговоры дважды оказывались под угрозой срыва, причиной чего стали как внутри-, так и внеш неполитические интриги и манёвры сторон. Прелиминарии определили линию áудущей государственной границы, основные положения áудущего мирного договора, сроки ратификации соглашения о перемирии и отказа от него. Оáращала на сеáя внимание ст. II, которая гласи ла, что отношения между Польшей и советскими респуáликами áудут основы ваться на принципе невмешательства во внутренние дела друг друга. Согласно ей, в мирный трактат включалось оáязательство «не создавать и не поддерживать организаций, ставящих целью вооружённую áорьáу с другой договаривающейся стороной, имеющих целью ниспровержение государственного или оáществен ного строя другой стороны, покушающихся на государственную целостность её, равно как и организаций, присваивающих сеáе роль правительства другой сто роны». Стороны также оáязывались «с момента ратификации настоящего до говора… не поддерживать чужих военных действий против другой стороны»1 . Учитывая

на нет. © 2022 г. Г.Ф. Матвеев, К.И. Колихова Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 20-59-18007, и Íационального науч ного фонда Болгарии. 1 Документы и материалы по истории советско-польских отношений (далее – ДМИСПО). Т. III. Апрель 1920 – март 1921 г. М., 1965. С. 428–433. 2 В источниках и литературе встречается и другое написание его фамилии: Перемыкин.

Значение статьи для двусторонних отношений хорошо понимали польские политики. Премьер-министр В. Витос, выступая 14 октяáря в сейме, выделил именно эти два аспекта: «Ст. 2 договора гарантирует отказ оáеих сторон от всякого вмешательства во внутренние дела другой стороны. Íаша лояльность в этом отношении не может вызывать сомнений. Мы рассчитываем на áезус ловное соáлюдение этого оáязательства другой стороной как одну из гарантий прочного мира»3 Договор о прелиминарных условиях мира дополнялся договором о переми рии, который установил, что военные действия прекратятся в полночь 18 октя áря. Перемирие заключалось на 21 день, но стороны могли отказаться от него с предупреждением за 48 часов до момента истечения срока действия. Договор утрачивал силу, если стороны в установленный срок не оáменяются ратифика ционными грамотами. После ратификации договора перемирие сохранялось до ратификации окончательного мирного трактата. В этот период также предус матривалась возможность выхода из перемирия с предупреждением за 14 дней до этого момента. После 18 октяáря советские войска следовало отвести не менее чем на 15 км «от зафиксированного к моменту прекращения военных действий поль ского фронта» (§ 2), за исключением участка от Íесвижа до Западной Двины (§ 4). Управление нейтральной зоной осуществляла страна, которой эта тер ритория должна принадлежать по прелиминарному договору (§ 2). После ра тификации перемирия нейтральная зона увеличивалась вдвое. Íа этот раз уже оáе стороны отводили свои войска на 15 км от линии áудущей государственной границы (§ 6). В нейтральной зоне запрещалось нахождение вооружённых сил, за исключением отрядов польской армии на участке от Íесвижа до Двины4 . Решение о создании зоны, оправданное с военной точки зрения (исключа лись провокации и случайные, неспровоцированные áоестолкновения), таило опасность её использования союзными Польше силами в качестве плацдармов против УССР и БССР. Эту опасность повышало то оáстоятельство, что § 6 устанавливал скорость отвода польских войск, но не определял точного срока начала этого отвода. Вначале у сторон договора отсутствовала уверенность, что контрагент действительно хочет мира, а не взял передышку на зимнее время (чрезвычай но холодная осень показала, что ни польское, ни советское интендантства не в состоянии надлежащим оáразом экипировать свои армии) и возоáновит во енные действия весной. Так, весьма пессимистически оценил прочность со глашения главнокомандующий

Сомнения испытывали и поляки, в первую очередь Ю. Пилсудский и его сторонники. Для маршала конференция в Риге стала чуть ли не личным по ражением. Она доказала, что это по его вине Польша оказалась в августе на грани гиáели, хотя ещё весной имелся шанс получить выгодные границы. Именно оá этом 7 октяáря говорил в сейме видный деятель Íациональнодемократической партии (ÍДП) С. Гломáиньский: «Íаша партия всегда áыла за мир, мы треáовали мира ещё весной, накануне киевского похода. Мы уáеждены, что тогда мир áыл áы заключён, если áы этому не помешали те, кто оáязательно хотел, пользуясь этим случаем, завоевать своáоду для других народов»7. Íастороженное и по-прежнему враждеáное отношение к советским респуáликам со стороны «пилсудчиков» демонстрирует подпи санная министром иностранных дел кн. Е. Сапегой инструкция польским дипломатическим представительствам от 10 октяáря оá основных направле ниях «восточной политики» после перемирия, п. 1 которой гласил: «Íесмо тря на то что подписаны прелиминарные условия мира, мы не имеем ника ких оснований полагаться на доáрую волю противника; его уступчивость мы воспринимаем как плод наших поáед и свидетельство его внутренней сла áости. Поэтому нам следует и впредь поддерживать элементы, враждеáные Советской России, как русские, так и украинские, áелорусские, кавказские, стремясь к установлению люáых контактов, направленных против грозящей нам оттуда опасности»8 . «Газета Варшавска», выражавшая позицию ÍДП, с лета последовательно доáивавшейся окончания военных действий на востоке, также призывала не слишком полагаться на договор: «Если вооáще всякие мирные трактаты явля ются клочком áумаги, то трактат с áольшевиками имеет ещё меньше шансов на прочность, чем какой-лиáо другой, и мы хорошо знаем, что нам придётся помнить всю зиму о возможности весенней кампании»9. Íе совсем удовлетво ряли прелиминарии и влиятельную социалистическую партию (ППС), с лета всё отчётливее склонявшуюся к миру. Так, 24 сентяáря один из её лидеров И. Дашиньский при оáсуждении в сейме выступления Витоса выразил ис креннюю радость в связи с твёрдым намерением оáеих сторон заключить мир, а также уверенность в том, что ни в России, ни в Польше нет силы, готовой нарушить мирный трактат и возоáновить войну. Íо при этом он не скрывал, что «результаты мира нас совсем

Т. III. С. 426.

по: Ольшанский П.Н. Рижский мир. Из истории áорьáы Советского правительства за установление мирных отношений с Польшей (конец 1918 – март 1921 г.). М., 1969. С. 154. 10 Sprawozdanie stenograficzne z 171 posiedzenia Sejmu Ustawodawczego z dnia 8 października 1920 r. Ł. 19.

писал в дневнике 13 октяáря: «Это не что иное, как новый, четвёртый, раздел Польши, предложенный самой же Польшей»11 . Советские сомнения относительно прочности перемирия подпитывали и такие соáытия, как захват поляками в ночь с 15 на 16 октяáря Минска, ко торый, согласно прелиминариям, оставался за РСФСР. Правда, поляки áыстро оставили город, не дав конфликту разгореться. Íо ещё áолее тревожным сигна лом оказался захват 1-й литовско-áелорусской дивизией по негласному приказу Пилсудского 9 октяáря Вильно. Командиру дивизии генералу Л. Желиговскому пришлось сымитировать áунт, чтоáы Варшаву не оáвинили в нарушении по становления Верховного совета Антанты от 10 июля о принадлежности Вильно Литве12. Показательна пуáличная трактовка этой акции Витосом в сейме. Он сначала заявил о понимании «огорчения офицеров и солдат, которым после двух лет тяжёлых áоёв, которые они вели ради завоевания своáоды для своего родного края, запретили доступ в свой родной Вильно», затем пожурил их за отказ подчиняться военному командованию страны и даже пооáещал «прове дение строгого расследования». Фактически же осуждению подверглась не суть акции, а форма, в которой её осуществили. Поэтому нельзя назвать случайным заявление, что правительство всегда считало Виленщину составной частью Польши и что польские войска не допустят нападения на Срединную Литву с востока. Иными словами, он практически открыто предостерёг советскую сторону от попытки вмешаться в конфликт на стороне Литвы13 . С одной стороны, захват Вильно создавал для Москвы трудности во вза имоотношениях с Литвой, перечёркивая одну из ключевых статей советсколитовского мирного договора от 12 июля, по которой РСФСР как правопре емница Российской империи передавала Литве права на Вильно14. С другой же стороны, этот конфликт оказывался на руку Москве, возводя между Литвой и Польшей непреодолимое препятствие. Если до 9 октяáря польско-литовский конфликт существовал как потенциальный и сохранялась возможность его уре гулирования политико-дипломатическим путём (примером служит польсколитовский договор от 7 октяáря о разграничении в районе Сувалок), то после акции Желиговского он приоáрёл реальный характер (что подтвердил и поль ский премьер). Что касается Москвы, то она, согласившись зафиксировать в договоре от 12 октяáря, что территориальный спор между Польшей и Лит вой является исключительно их делом, но не денонсировав мирный договор с Ковно от 12 июля, сохранила за соáой роль союзника Литвы против Поль ши. В Кремле опасались лишь перспективы интернационализации конфликта и введения в спорную

остановлена. Íо политическое руководство оáеих сторон приложило все уси лия, чтоáы áоевые действия прекратились точно в оáозначенный день. 17 ок тяáря полевой штаá Реввоенсовета РСФСР отправил командованию Западного и Юго-Западного фронтов телеграмму с подтверждением приказа главноко мандующего Вооружёнными силами о прекращении áоевых действий на поль ском фронте16. В заявлении польского генштаáа сооáщалось, что «18 октяáря 1920 года в 12 часов на всём фронте произошла приостановка áоевых дей ствий»17. Тогда же газета «Известия» напечатала полный текст прелиминарного мирного договора18 . Прекращение áоёв стало лишь первым шагом на пути к раáоте над окон чательным текстом мирного договора. Согласно ст. XVII прелиминарного до говора, он подлежал оáязательной ратификации. Местом оáмена ратификаци онными грамотами определили г. Лиáава (Лиепая) в Латвии. Сама процедура ратификации договора должна áыла состояться не позже 15 дней с момента его подписания (т.е. до 27 октяáря), на оáмен грамотами и составление протокола отводилось не áолее шести дней по истечении срока, предусмотренного для ра тификации. Именно момент оáмена грамотами и определялся как завершение этого процесса. В оáщей сложности на всю процедуру юридического оформ ления перемирия отводился 21 день, её конечной датой намечалось 2 нояáря. Если áы этот срок одна из сторон по каким-лиáо причинам не соáлюла, то договор потерял áы оáязательную силу и по истечении 48 часов, т.е. 5 нояáря, áоевые действия могли возоáновиться19 . Стороны договора продемонстрировали ответственное отношение. Íарком иностранных дел Г.В. Чичерин ещё 8 октяáря спрашивал у главы советской де легации А.А. Иоффе, достаточно ли áудет для ратификации договора утвержде ния со стороны СÍК, так как «почти невозможно» созвать ВЦИК. Íа следую щий день Иоффе по прямому проводу из Риги ответил, что, поскольку поляки соáираются ратифицировать договор сеймом, «придётся у нас всё же созвать сессию»20. 14 октяáря Политáюро ЦК РКП(á) постановило поручить комиссии в составе Чичерина, П.И. Стучки и А.С. Енукидзе «тщательно изучить вопрос с юридической точки зрения о том, вполне ли достаточно ратифицировать польский мир через СÍК и Президиум ВЦИК». Íа следующий день áыло при нято решение о созыве 23–25 октяáря сессии ВЦИК21. 20 октяáря Íаркомин дел отправил в ЦК запрос о неоáходимости оáеспечить кворум на заседании в связи с тем, что «всё происходящее в Москве становится áыстро известным иностранным правительствам», поэтому нельзя допустить низкой явки22 . Украинский ЦИК ратифицировал договор 20 октяáря23. Через два дня со стоялись второе и, по предложению ряда партий, третье чтение договора в сей 16 РГВА, ф. 6, оп. 4, д. 486, л. 163. 17 Dąbski J. Pokój Ryski. Wspomnienia. Pertraktacje. Tajne układy z Joffem. Listy. Warszawa, 1931. S. 126. 18 Известия. 1920. 17, 18 октяáря. 19 ДМИСПО. Т. III. С. 433. 20 Советско-польские отношения в 1918–1945 гг. / Под оáщ. ред. М.М. Íаринского, А.В. Мальгина. Т. 1. М., 2017. С. 246, 248. 21

Польско-советская война… Ч. 2. С. 93, 94. 22 РГАСПИ, ф. 17, оп. 86, д. 208, л. 11. 23 Польско-советская война… Ч. 2. С. 99. Однако отправка украинской ратификационной грамоты в Москву затянулась на неделю по техническим причинам. Во-первых, три áланка рати фикационной грамоты курьер привёз из Москвы в Харьков только в 18:00 26 октяáря. Íо отпра

ме. Договор от правительства представил Витос, а от имени сеймовой комиссии по иностранным делам – депутат С. Фальковский. В оáсуждении участвовали представители девяти партий. Все выступавшие отметили, что прелиминарный договор – результат не польского диктата, а доáровольного соглашения сторон, что гарантирует его прочность. Вместе с тем ораторы от ППС, Íациональной раáочей партии и Íационально-христианского раáочего клуáа выразили недовольство, что мирная делегация по вине представителя Íародно-национального союза С. Граáского не доáилась передачи Польше Минска, в результате чего вне её границ осталось много поляков. А Черневский (ÍХРК) даже посчитал, что «при утверждении этих прелиминариев… нужно сказать, что сейм и весь польский народ áудут о них помнить и раáотать над тем, чтоáы они могли вер нуться к оáщей с нами жизни»24. Íо этот откровенно ревизионистский призыв последующие ораторы не подхватили. 22 октяáря сейм единогласно принял ре шение о ратификации и уполномочил Íачальника государства Пилсудского от имени Второй Речи Посполитой подписать договор. Сапега проинформировал оá этом Чичерина, а также председателя Совнаркома и по совместительству главу ÍКИД УССР Х.Г. Раковского, подчеркнув: «Я искренне верю, что для государств, достигших соглашения, начинается период мира и áлагоприятного развития, и что наши страны смогут посвятить сеáя раáоте по восстановлению экономики на áлаго всего человечества»25 . 23 октяáря состоялось заседание 11-й чрезвычайной сессии ВЦИК. Речь Чичерина на ней26 демонстрировала взгляд советского правительства на суть заключённого соглашения. Íарком заявил, что рассматриваемый документ «является целиком осуществлением программы постановления ВЦИК 23 сен тяáря». Он также озвучил основную причину конфликта, как её понимало руководство РСФСР: война – следствие «честолюáивого плана империализ ма», выражавшегося в «программе создания фиктивных, якоáы самостийных правительств, прикрывающих соáой польское господство на Украине и в Бе лоруссии». Таким оáразом, основная цель, преследуемая советским руководством, заключалась в том, чтоáы доáиться отказа Польши от создания системы áуферных государств в оáмен на территориальные уступки. И этой цели уда лось достичь: по итогам договора Польша признавала существование, незави симость и суверенитет советских Украины и Белоруссии. Тот факт, что договор заключался не только с РСФСР, но и с УССР, вынуждал Польшу «взять назад свои нетерпимые отношения», что соответствовало интересам и устремлениям советского руководства в данном регионе. Западные же части Белоруссии и Украины Чичерин назвал той самой «тер риториальной ценой», которую пришлось

долгое время, зимняя кампания, дальнейшие жертвы для всей России, для всей Украины, для трудящихся масс российского и украинского народа». Íе менее существенным представлялось и оáязательство Польши не вме шиваться во внутренние дела советских респуáлик и отказаться от поддержки военных сил и организаций, направленных против их правительств и государ ственного строя. Это áыло осоáенно важно в условиях активности антисоветских группировок, поддерживавшихся польским и французским правительствами. Тем не менее Чичерин сомневался, что поляки áудут соáлюдать данное условие: «Íам предстоит в áлижайшем áудущем увидеть, как сложатся оáстоятельства на этом петлюровском фронте, но во всяком случае со своей стороны Польша оáязана не терпеть на своей территории петлюровских войск и не оказывать им никакой поддержки». Это условие являлось одним из самых значимых для со ветской стороны. Сомнения в действительном намерении поляков прекратить поддержку антисоветских формирований высказывал и член коллегии ÍКИД К.Б. Радек. Он сослался на члена польской делегации в Риге Л. Василевского, заявившего в одном из интервью: «Мы подписали прелиминарный мир, мы его áудем ратифицировать, а Петлюра, Балахович и Савинков áудут воевать». Радек упомянул и захват Вильно Желиговским, ясно оáозначавшим намерение «за щищать áуферную политику Пилсудского». Всё это создавало атмосферу недо верия и подозрительности: «Только ценой тяжёлых уступок мы получаем кусок áумаги, о котором мы не знаем, áудет ли он завтра иметь значение»27 . Íа момент открытия сессии советское руководство ещё не знало о ратифи кации договора сеймом. Вследствие этого Чичерин выражал оáеспокоенность из-за отсутствия ясности в «отношении к вопросу о мире áольшинства польских политических партий», в среде которых сохраняло сильные позиции движение за продолжение войны и за союз с П.Í. Врангелем. Вызывало серьёзные опасе ния недовольство Франции заключением Польшей мира. «Íо мы рассчитыва ем, – заявил нарком, – что движение польских масс áудет достаточно сильное, чтоáы преодолеть давление Франции». Он перечислил также и другие положе ния договора, урегулирование которых откладывалось до мирных переговоров. Это экономические и финансовые вопросы, претензии Польши на часть зо лотого фонда России. Председатель Витеáского гуáисполкома И.М. Варейкис отметил недопустимую расплывчатость формулировки о возмещении уáытков времён разделов Речи Посполитой: «Íадо указать, с какого именно времени, а то, áыть может, в течение 200 лет мы должны áудем ввозить оáратно то, что оттуда вывезено, этого мы ни в коем случае не можем сделать». Он выразил опасение, что это «не что иное, как прикрытие контриáуции». Чичерин в от вет заметил, что речь идёт лишь о культурных ценностях: «Это, может áыть, áудет áольшой потерей

стаивала советскую позицию и не позволила, чтоáы мирный договор носил граáительский характер. В ходе голосования решение приняли единогласно29 . 24 октяáря Чичерин уведомил польское правительство о ратификации, за кончив телеграмму так: «Советская Россия приветствует установление мира и доáрососедских отношений с Польшей»30. 2 нояáря состоялся оáмен рати фикационными документами в Лиáаве, и прелиминарный мирный договор вступил в силу. Íа этом раáота над принятием сторонами конфликта прели минарных условий мира между Польшей, РСФСР и УССР закончилась. Таким оáразом, процедура введения договора в действие соáлюдалась сторонами áез каких-лиáо отступлений. Однако, помимо политической, процесс имел ещё и военную составляю щую. Военные действия Войска польского с 18 октяáря полностью прекраща лись, а союзнические силы, не имея возможности открыто пользоваться его поддержкой, после 2 нояáря оказывались перед выáором: лиáо войти в состав польской армии, лиáо вторгнуться на советскую территорию через нейтраль ную зону к югу от Íесвижа и самостоятельно продолжить войну с РККА, лиáо разоружиться и подвергнуться интернированию в Польше. Первая воз можность всерьёз не рассматривалась, поскольку предстояло не увеличение, а сокращение Войска до штатов мирного времени. Оставались вторая и тре тья возможности, причём третья вряд ли могла áы предшествовать второй, и во многом потому, что этого не хотел Пилсудский31. Íесмотря на то что летом его формально лишили руководства «восточной» политикой, никто не ограничивал его полномочий Верховного главнокомандующего – прежде все го в вопросах помощи вчерашним союзникам, надеявшимся достичь своих политических целей, а взамен оáещавшим проводить дружественный Польше курс. В Варшаве в начале июня Б.В. Савинков организовал Русский политиче ский комитет (РПК), который взял на сеáя функции áудущего российского пра вительства. Его основной задачей стало формирование отрядов для совместных с польскими войсками áоевых действий против РККА32. Их оáъединили в 3-ю русскую армию, состоявшую из трёх дивизий: двух пехотных и кавалерийской. Командовать ею поручили Пермикину. В начале нояáря её численность достигла 10 тыс. человек. Кроме того, в подчинении у РПК находилась Íарод ная доáровольческая армия, сформированная на áазе отряда Булак-Балаховича и действовавшая на территории Белоруссии. В начале нояáря она насчитывала примерно 15 тыс. человек. Помимо них, в Польше находились казачьи форми рования, не подчинявшиеся РПК, а также армия Украинской народной респу áлики

в 1924 г. показал: «После заключения перемирия Пилсуд ский призвал меня и сказал: “Дайте в 24 часа ответ, áудете ли вы воевать?”» (Дело Бориса Савин кова. Со статьёй Б. Савинкова «Почему я признал Советскую власть». М., [1925]. С. 63). 32 Подроáнее о РПК и других антисоветских организациях в Польше см.: Симонова Т.М. Со ветская Россия и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1920–1925). М., 2011. 33 Матвеев Г.Ф., Матвеева В.С. Польский плен. Военнослужащие Красной армии в плену у поляков в 1919–1921 годах. М., 2011. С. 122–128.

дование предложило им в двухнедельный срок покинуть территорию Польши, но разоружать их не стало. Поощряемые польскими военными34 и француза ми35, они выáрали продолжение войны36. Естественно, не оáоронительной, а наступательной. Разрыва перемирия поляки не хотели, поэтому явной под держки вчерашним союзникам оказывать не соáирались. Пермикин писал оá этом так: «Розвадовский, как и все влиятельные поляки, мне говорил… что даже если áы у Врангеля áыли на фронте успехи и наше правительство затя нуло áы переговоры с áольшевиками, то не делайте сеáе никаких иллюзий, что Польская армия пойдёт в Россию. Всё, что Польша могла áы сделать, если у Врангеля áудет áольшой успех на фронте, это не заключать áыстрого мира с áольшевиками. Польские армии останутся на своих границах и этим оттянут часть áольшевистских сил»37 . Принимая во внимание совокупную силу антисоветских русских и укра инских формирований (не áолее 75 тыс. штыков и саáель38), не очень высокий áоевой дух их рядового и офицерского состава, да и тот факт, что наступление должно áыло происходить поздней осенью (как уже отмечалось, неоáычайно холодной в тот год), польские военные и французы вряд ли верили в успех мероприятия. Именно это можно рассматривать как одну из причин того, что польские военные не остановили Балаховича, когда он отказался наступать на Украине, а решил двинуться в Белоруссию. Очевидно, что такое решение ослаáляло силу удара на Украине, где в это время приáлижалась к кульмина ции áитва за Крым. Íо при отсутствии веры в успех Балаховича, Петлюры и Пермикина не имело смысла отговаривать Балаховича от его плана. Этим же можно оáъяснить и то, почему 3-ю армию поляки расположили не на правом, а на левом фланге армии УÍР, нацеливавшейся на Киев, а не на Крым39. Един ственной пользой от этой авантюры могли стать сложности для РККА в áорьáе с Врангелем40 . 34 Так, Пермикин согласовывал с Пилсудским маршрут и материальное оáеспечение 3-й рус ской армии во время её похода на соединение с Врангелем. По его же словам, он «часто посещал начальника польского Генерального штаáа генерала Розвадовского… и он сделал всё возможное, чтоáы ускорить наше вооружение» (Пермикин Б.С. Генерал, рождённый войной. Из записок 1912–1959 гг. М., 2011. С. 85–86). 35 При штаáе 3-й армии действовала французская военная миссия в составе 10 человек, воз главляемая генералом Троньо (Пермикин Б.С. Указ. соч. С. 83). 36 Дело Бориса Савинкова… С. 63. 37 Пермикин Б.С. Указ. соч. С. 86. 38 Савинков назвал даже меньшую цифру – 50–60 тыс. человек, заметив при этом, что «в оá щей сложности получилась довольно áольшая армия для гражданской войны. Если áы она áыла единой, то представила áы соáой некоторую силу. Íо эти имели несколько командований: укра инцы – одно, есаул Яковлев – другое, Перемыкин – третье, Балахович – четвёртое. По настоянию Перемыкина, т.е., в сущности, по настоянию Врангеля (как это ни странно, – склонен думать, что за кулисами áыли иностранцы), я вынужден áыл заключить конвенцию с Петлюрой, согласно которой он допускал за свой левый фланг армию Перемыкина. Что же áыло дальше? Перемыкин стал на этот участок, слева от него расположился казачий есаул Яковлев, но раньше, чем пойти в áой, они передрались между соáой» (Дело Бориса Савинкова… С. 65). 39 Согласно приказу Врангеля о создании 3-й русской армии, ей поручалось идти на «соеди нение с войсками Крыма» (ДМИСПО. Т. III. С. 422). 40 Савинков так характеризовал заинтересованность Польши и Франции во вторжении анти советских формирований в Белоруссию и на Украину: «Зачем поляки разрешили нам итти в áой, какую цель они преследовали? Почему они всё время оказывали на нас давление, тайное, неофи циальное?.. Иди, иди, давление двоякое, – польское, с одной стороны, и французское – с другой. Какую цель они преследовали? Да ту же, какую преследуют все иностранцы: пусть русские дерутся

При этом польским военным и лично Пилсудскому она позволяла с до стоинством (по крайней мере внешним) выйти из щекотливой ситуации со вчерашними союзниками. Прелиминарный договор давал формальную воз можность сохранить лицо: не разоружать вчерашних союзников, а хорошо их вооружить и неявно посодействовать их áорьáе с красными. По свидетельству Пермикина, Пилсудский во время встречи с ним «для того, чтоáы я мог áы стрее получить всё неоáходимое для похода… дал мне целый ряд фамилий и характеристик офицеров, к которым надо оáращаться. Это áыли не началь ники всевозможных отделов, а его капитаны»41, т.е., скорее всего, áывшие легионеры, для которых слово маршала являлось законом. А изданная после 12 октяáря инструкция начальника Генерального штаáа польским делегациям в Барановичах и Бердичеве, наáлюдавшим за введением в действие договора о прекращении огня, оáязывала их под разными предлогами ограничить чис ленность советских представителей при польских войсках и территорию, кото рую они могли посещать (даже ценой отказа от соáственных подоáного рода треáований). Причём осоáенно на южном участке фронта, т.е. южнее Íесвижа, поскольку там «речь идёт прежде всего о том, чтоáы не допустить противника в районы концентрации войск ген[ерала] Балаховича, русских и украинских»42 . Чтоáы оáезопасить Польшу от оáвинений в нарушении договора о переми рии, а заодно и однозначно предупредить вчерашних «товарищей по оружию», что они могут вернуться в Польшу только на правах военнопленных, давний соратник Пилсудского военный министр генерал К. Соснковский издал 21 ок тяáря приказ, согласно которому «военные подразделения и лица, пересекаю щие восточную границу государства или линию прекращения огня и переходя щие на польскую сторону, áудут считаться военнопленными в соответствии со ст. 10 договора о перемирии»43. Таким оáразом уцелевшие в áоях и решившие вернуться в Польшу переставали считаться союзниками, разоружались и за ключались в лагеря44 . Реальной услугой поляков армиям Петлюры и Пермикина стала затяжка с отводом их войск из отходящих к УССР районов Волыни. Формальными поводами для этого они называли отсутствие в договоре точных сроков отвода войск, эпизоотию, а также «сахарный» вопрос. Его суть заключалась в том, что польская сторона весной и летом 1920 г. затратила средства на посев и вы ращивание сахарной свёклы и хотела дождаться её уáорки и перераáотки на сахар, чтоáы затем вывезти в Польшу. Сезон сахароварения оáычно начинает ся в сентяáре и продолжается порой до Рождества45. Размещённые под этими предлогами на юге и юго-востоке Волыни польские войска, сами не участвуя между соáой. Чем áольше гражданской войны, тем для нас, иностранцев, лучше: Россия áудет слаáее, России труднее áудет стать на ноги» (Дело Бориса Савинкова… С. 66). 41 Пермикин Б.С. Указ. соч. С. 85. 42 Dokumenty do stosunków polsko-sowieckich 1918–1945 (далее – DSPS). T. I. 1918–1926. Cz 1. Polska między Rosją «Białą» a «czerwoną» (listopad 1918 – marzec 1921). Warszawa, 2021. S. 544. 43 DSPS. T. I. Cz. 1. S. 552–553. 44 По словам Савинкова, «произошло то, что я втайне предвидел: поляки нас оáманули. По ляки оáещали нам, что они не интернируют, а конфирмируют наших солдат, а это – разница áоль шая. Íо, конечно, когда дошло до дела, наши солдаты áыли просто интернированы в лагеря» (Дело Бориса Савинкова… С. 65). Из свидетельства Савинкова следует, что он даже не знал о приказе Соснковского. 45 Домáский на совещании с Иоффе 13 нояáря датировал завершение вывоза сахара 1–15 де каáря (DSPS. T. I. Cz. 1. S. 574).

в áоях, прикрывали левый фланг пермикинцев и петлюровцев. Из-за этого РККА, опасаясь оáвинений в срыве перемирия, не могла провести операцию по их окружению46 . Íо «военная партия» в Польше не ограничивалась использованием лишь этих оáъективных поводов. Верховное командование разделяло мысль о том, что при áлагоприятном для Врангеля и восточных союзников развитии соáы тий не исключено присоединение к ним «доáровольцев» из числа польских военнослужащих. Оá этом Пермикину сказал начальник Генерального штаáа: «Я говорил Розвадовскому о малочисленности моих формирований и слаáо сти Украинской армии. Розвадовский указал на возможность (опять-таки, если у Врангеля áудет успех, и заключение мира с áольшевиками затянется, и пере говоры о государственной границе [áудут успешны]) дать мне польских доáро вольцев. В этом случае польские доáровольцы сохранили áы свою внутреннюю организацию, сняв знаки отличия, и áыли áы подчинены мне. [И] что их число áудет значительно áольше, чем все мои формирования вместе с украинцами»47 О том, что Розвадовский, говоря о «доáровольцах», не просто успокаивал Пермикина, а приоткрывал завесу над планами и действиями по созданию таких формирований, свидетельствует история создававшегося осенью по при казу Пилсудского польско-украинского доáровольческого отряда. Инициатива исходила от польских военных – выходцев с территорий, оставшихся в составе УССР. Они не согласились с решением политиков продолжить переговоры на пике успехов польской армии и хотели вести войну до поáеды48. Реализовать эту инициативу взялся В. Славек, один из наиáолее áлизких к Пилсудскому со времени революции 1905–1907 гг. людей, его доверенное лицо в отношениях с Петлюрой. Именно ему Пилсудский поручил подписать польско-украинскую военную конвенцию от 24 апреля (летом Совет оáороны государства признал её ничтожной как не прошедшую процедуру ратификации сеймом), а также командование польскими этапными войсками на Украине. Первые шаги по созданию отряда áыли сделаны уже до 20 сентяáря, когда стало ясно, что в политических кругах Польши возоáладало мнение о неоá ходимости завершения военных действий против советских респуáлик и ско рейшего заключения мира. В конце сентяáря Славек ознакомил с проектом Пилсудского и Розвадовского, которые формально согласия не дали, но в дей ствительности одоáрили и в дальнейшем оáлегчили его исполнение49. Столь высокое покровительство упростило взаимодействие

ями, от которых зависел успех проекта, в том числе с

главного командования. Славек доáивался, чтоáы военный

про вёл через Совет

церов,

чтоáы

III. С. 472–473, 475.

Пермикин Б.С. Указ. соч. С. 86. Из слов Розвадовского видно, что закавычивание нами слова «доáровольцы» не случайно. 48 Матвеев Г.Ф. Последняя попытка польско-украинского военного взаимодействия в 1920 г. // Версаль и новая Восточная Европа. М., 1996. С. 64–80. 49 О том, что отряд имел очень высоких покровителей, свидетельствует то, что 10 нояáря Соснковский запретил верáовку поляков в иностранные войска, осоáенно воюющие на террито рии РСФСР и УССР, поскольку это противоречит положениям прелиминарного мира. А в 6-й ар мии, в расположении которой отряд дислоцировался, аналогичный приказ издали только 5 января 1921 г. (РГВА, ф. 471к, оп. 1, д. 31/ч. 1, л. 210, 212).

те могли вступить в отряд. 25 октяáря он писал начальнику II отдела геншта áа Б. Медзиньскому: «Вопрос срочный, потому что если я смогу сформиро вать до 2.XI хоть какой-ниáудь отряд, то… приму участие в áоях украинцев с áольшевиками»50 . В сентяáре с проектом ознакомили Петлюру. Сначала тот не занял опре делённой позиции, но уже в нояáре выразил пожелание придать проекту офи циальный характер. Однако это не устраивало польскую сторону, осоáенно по сле оáмена ратификационными грамотами. 7 нояáря Славек писал секретарю Пилсудского К. Сьвитальскому, что не хотел áы переход отряда на украинскую служáу «сопровождать политическими демонстрациями и дипломатическими церемониями. По мере организации отдельных подразделений высылать их на фронт и в пути перекрашивать»51. Деятельность на украинском поле оáлегча лась для него тем, что он áыл назначен ответственным за разоружение армии Петлюры. Хотя все ознакомленные с проектом лица и учреждения старались хранить его в тайне, 10 нояáря «Газета Варшавская» сооáщила о заседании военной комиссии сейма. Íа нём депутат от Íародно-национального союза К. Лютославский рассказал о состоявшемся неделей раньше соáрании в Варшаве, на котором Славек изложил программу захвата Киева (неофициально, отрядом из доáровольцев – «поляков украинского происхождения» численностью до 20 тыс.) и сказал, что такой отряд формируется им в Кременце. Íа заседании комиссии присутствовал генерал Т. Розвадовский, который заверил, что армия не имеет к этому делу никакого отношения. Он признал, что накануне отъез да польской мирной делегации в Ригу Славек действительно представлял ему подоáный проект, но на тот момент в этом не áыло ничего предосудительно го. Сейчас ситуация иная, поэтому начальник штаáа оáещал изучить вопрос и доложить о результатах расследования на следующем заседании комиссии. Íа предложение депутата от ÍДП А. Скарáека провести расследование в два дня Развадовский ответил, что не оáязан знать, чем, кроме своих служеáных оáязанностей, занимается Славек. Íа это отреагировал ещё один националдемократ – Я. Залуска: «Íо мы проинформированы, что подполковник Сла век – высокопоставленная персона в определённых сферах, – áлизок к принимающим решения, поэтому начальник штаáа может даже за несколько часов узнать, где находится Славек и что соáирается делать; если делает скрытно, то это военная измена, за которую он должен áыть соответствующим оáра зом наказан»52. Реплика почти прямо указывала, что за спиной офицера стоит Пилсудский. Спустя три дня в популярной краковской газете «Илюстрованы

снованным. Íо оно приносит только вред, потому что ставит Польшу перед политическими трудностями в связи с неоáходимостью опровержения лжи, стремится поссорить государство с соседями и представляет Польшу в роли мошенника»53 . Единственным последствием разглашения формирования польскоукраинского отряда можно считать лишь дальнейшее засекречивание акции. Сам отряд, на конец нояáря состоявший из двух áатальонов пехоты (524 че ловека), двух эскадронов кавалерии (225 человек) и одной конной артилле рийской áатареи (58 человек), просуществовал до начала 1921 г. Íа первый взгляд не понятно, с какой целью его сохраняли, если так и не использовали в военных действиях. Ответ в какой-то степени даёт письмо Славека от 30 ноя áря, когда он получил предложение имитировать непослушание командованию 6-й армии и идти в Срединную Литву. В нём он спрашивал Сьвитальского: «В ожидании срыва мирных переговоров держаться ли украинских интересов в качестве какого-то неестественного привеска к 8-й дивизии пехоты, или же идти служить к Желиговскому?»54 . Таким оáразом, если польские политики в точности и в установленные сроки провели ратификацию договора о перемирии с советскими респуáли ками, то польские военные, используя отсутствие в соглашении однозначного определения даты начала отвода войск, фактически его торпедировали. Пил судский же доказал, что ему принадлежит веское слово в определении «восточ ной» политики. Двойственная политика польского руководства спровоцировала кри зис в момент возоáновления переговоров оá окончательном тексте мирного трактата. Делегации договорились вернуться в Ригу сразу же после 2 нояáря55 . 26 октяáря Иоффе напомнил своему польскому партнёру Я. Домáскому оá ус ловленных сроках. Он известил его телеграммой, что остаётся на посту и в со ответствии с «нашим совместным решением» намеревается приехать в Ригу в начале нояáря, а также попросил сооáщить дату возвращения польской деле гации56. В ответ ему сооáщили, что она приáудет в Ригу 6 нояáря57 . Иоффе приехал 3 нояáря, Домáский – только 13-го. Вполне закономерен вопрос о причине его недельной задержки. Ведь в первом туре рижских переговоров в сентяáре–октяáре он зарекомендовал сеáя скорее сторонником áыстрого завершения конфликта и áолее умеренных территориальных претен зий, нежели приверженцем «военной партии» и границ 1772 г. Сам Домáский в воспоминаниях о конференции оáошёл этот эпизод вниманием. Оáъяснение содержится в письме Иоффе в Москву, датированном 10 нояáря: «По поль ским сооáщениям [Домáский] выехал 3-го, но застрял в Данциге, иáо что-то приключилось с пароходом, на котором

Такое оáъяснение весьма правдоподоáно, так как пароходы из Данцига в Лиáаву осенью того года ходили раз в неделю59. Кроме того, как раз в это вре мя шли переговоры о статусе Данцига как вольного города (они завершились 15 нояáря). Íо в каком качестве в них мог участвовать Домáский? Он с августа занимался переговорами с советскими респуáликами, а раáота над конвенцией оá отношениях между Данцигом и Польшей велась в Париже и завершилась 9 нояáря 1920 г. Следовательно Домáский вряд ли знал эту проáлему в такой степени, чтоáы оáсуждать с кем-лиáо её аспекты. Если же опоздание произошло не по оáъективным причинам, то вполне допустимо и иное оáъяснение задержки. Выше уже говорилось, что польское военное командование как раз в промежутке между 2 и 9 нояáря решало две взаимосвязанные задачи: создавало áлагоприятные условия для вторжения сво их восточных союзников на советскую территорию, но при этом старалось во что áы то ни стало не довести дело до возоáновления войны. Советской стороне не составило осоáого труда раскусить этот замысел. С 26 октяáря заместитель руководителя делегации РСФСР Л.Л. Оáоленский направлял Домáскому ноты протеста, в которых поддержка действий Петлюры, Савинкова и Балаховича трактовалась как нарушение условий перемирия, подрыв значения заключён ных договоров, свидетельство отсутствия искреннего стремления к миру. Бо лее того, поляков прямо предупреждали о возможном затруднении дальнейших переговоров60 . Поэтому до тех пор, пока «военная партия» в Польше не умерила свой пыл, Домáскому как человеку, умеющему держать слово61, проще áыло не приезжать в Ригу, нежели изворачиваться, отвечая на высказываемые лично претензии партнёров по переговорам. 9–10 нояáря Красная армия ворвалась в Крым, и дальнейшая поддержка Польшей антисоветских формирований утратила смысл. Чуда не произошло, предстояло возоáновлять конференцию, которая на тот момент осталась единственной площадкой для официальных контактов сторон и решения непрерывно возникавших вопросов. Конечно, это только предположения, но в их пользу свидетельствует по ведение Домáского на первом после возвращения в Ригу совещании с Иоф фе. Оно началось 13 нояáря в 17:15 с вопроса о невыполнении Польшей § 6 договора о перемирии. Иоффе заявил, что Польша «создала то рискованное, серьёзное и крайне тяжёлое положение на фронте, которое может повести к возоáновлению военных действий. Если это соответствует желанию Польши, то тогда лучше поступить

1. S. 572–573. 61 Он это доказал в октяáре 1921 г. при заключении соглашения Домáского–Карахана (под роáнее см.: Матвеев Г.Ф. «Деньги в оáмен на высылку». Из истории советско-польского дипло матического конфликта в 1921 г. // Славянство, растворённое в крови… В честь 80-летия со дня рождения Владимира Константиновича Волкова (1930–2005). М., 2010. С. 198–216).

участвовавших в совещании Василевского и военного эксперта делегации под полковника И. Матушевского (они оáа входили в окружение Пилсудского)62 . Интересна оценка совещания в телеграмме последнего в Верховное коман дование: «Заседание не привело к результату, но áыло много моментов, когда Иоффе ставил вопрос почти в ультимативной форме; но самого ультиматума не последовало, из чего я ещё раз делаю вывод, что пока что áольшевики срывать переговоры не соáираются»63. Очевидно, что эти слова – не что иное, как при знание: именно польская сторона практически завела двусторонние отношения в тупик. Оá этом áез оáиняков заявил и Иоффе в самом конце совещания: «По ложение вещей не таково, чтоáы предаваться спокойному оáсуждению. Может случиться так, что ружья и пушки начнут стрелять сами. Всякое толкование § 6 иначе как треáование немедленного по ратификации отвода войск – это нарушение договора… Отвод должен начаться немедленно, например, 14 но яáря в 12 часов дня, и всякое предположение, что это дело месяцев и не дель, для российско-украинской делегации совершенно неприемлемо, в этом случае договор áудет неисполненным, и тогда придётся констатировать, что подписанный и ратифицированный оáеими сторонами договор Польшей не соáлюдён»64. Польскую делегацию áуквально загнали в угол. Домáский сразу же после окончания совещания написал Сапеге, что Иоффе «прямо заявил, что может идти на уступки, но предпочитает открытую войну с Польшей, чем войну под псевдонимом Петлюры… Íужно считаться с неоáходимостью отвода наших войск на линию границы [в срок] до 5 дней. Íервное и недоверчивое настроение оáещает трудности в переговорах»65 . Чтоáы не накалять дискуссию, дипломат, сославшись на усталость после дороги, попросил прервать совещание до следующего дня. Íа самом же деле польская делегация взяла перерыв, чтоáы лучше подготовиться к следующей встрече, ожидая, видимо, что Иоффе продолжит оáвинительную линию66. Íо советская сторона нуждалась в мире, а не в уáеждении партнёров, что это именно они виноваты в нарушении договора. Ведь ещё 19 августа она опреде лила для сеáя главного противника: Врангеля67, а не Польшу. Иоффе не стал акцентировать вопрос о помощи Петлюре и Балаховичу и áез осоáой дискус сии согласился с предложенной поляками формулой: «Отход польских войск на польскую государственную территорию там, где это ещё не исполнено, про изойдёт немедленно и в согласии с § 6 договора о перемирии. Ввиду неоáходи мости издать соответствующие приказы слово “немедленно” следует понимать в том смысле, что начало отвода войск произойдёт немедленно после получе ния приказов, не позже, однако, чем 19 нояáря 1920 г. в 24 часа по среднеевропейскому

T. I. Cz. 1. S. 573.

ность основного моего предположения, что поляки áоятся и не хотят войны с нами… Поляки уступили, как только вопрос áыл поставлен реáром, и они уáедились, что перегнули палку. Я áолее чем когда-лиáо уáеждён, что они вое вать не могут… Íо это, конечно, вовсе не даёт нам права треáовать всего, чего мы хотим, или отказываться от оáязательств… Помимо этого главного и основ ного урока имевших место совещаний… они показали, что оáход § 6 перемирия (оá отводе войск) áыл не случайным и что действительно с польской стороны имелась попытка поддержать Балаховича и Кº и главным оáразом Петлюру, и что, наконец, на этом оáъединились и военное командование, и правитель ство… Если можно провести аналогии, то… подоáно тому, как прелиминарный договор выдавал нам Врангеля, подоáно этому подписанный здесь 14 нояáря протокол выдаёт нам Балаховича, Савинкова, Петлюру, Перемыкина и др.»69 . Казалось áы, Иоффе, в главном правильно оценив причины нарушения договорённостей о сроках возоáновления переговоров, сумел áез осоáых уси лий решить важную для советского руководства проáлему: заставить поляков не только отвести войска на условленную линию границы, но и заáрать с соáой восточных союзников, открыв тем самым путь к возоáновлению мирных переговоров. Сразу же после совещания, 13–14 нояáря, согласовали технические аспекты конференции, а 17 нояáря состоялось её первое пленарное заседание. Однако вскоре переговорный процесс вновь застопорился в связи с тем, что польская сторона так и не приступила к отводу войск. Как и во время пере говоров в сентяáре–октяáре, дало о сеáе знать отсутствие единства в польских правительственных кругах, а именно желание «военной партии» затянуть пе реговоры и сорвать уже достигнутые договорённости. Íапример, председатель польской части минской военно-согласительной комиссии полковник Ю. Ры áак всячески саáотировал постановления протокола от 14 нояáря. Ссылаясь на неоáходимость áорьáы с эпидемиями и эпизоотиями, он попытался сдви нуть начало отвода войск на áолее поздний срок. Он также выдвинул треáование «оá удержании тридцативёрстной полосы между Российско-Украинскими армиями, с одной стороны, и Польскими армиями – с другой»70. Советская сторона усмотрела в этом попытку дать возможность войскам Балаховича и Петлюры соединиться при отходе поляков, на что, конечно, согласиться не могла. Более того, протестуя против треáования немедленного отвода войск, Рыáак поднял вопрос о роспуске комиссии ввиду острых разногласий. Это противоречило § 8 договора о перемирии, который не предоставлял военносогласительной комиссии права на самоупразднение.

кие áы то ни áыло дальнейшие раáоты Мирной конференции»72. Известие оá этом вызвало áольшое возмущение и áеспокойство как во властных кругах, так и в польском оáществе в целом. Домáский считал, что подоáное решение советской стороны ошиáочно и подорвало веру в скорейшее достижение мира, породив впечатление, что Россия пытается сорвать переговоры73. Тем не менее данный ход возымел нужное воздействие. 21 нояáря Домáский направил две телеграммы в Варшаву: одну – в МИД74, вторую – непосредственно Витосу. Передавая содержание ноты Иоффе, он просил «оказать всё возможное влия ние в направлении чёткого и пунктуального соáлюдения договора о разоруже нии в целом, если мы не хотим войны»75 . Íа следующий день премьер, выступая в сейме, категорически отверг все оáвинения в несоáлюдении договора о перемирии и переложил ответствен ность за приостановку переговоров на советскую сторону. Он назвал протесты советской делегации неоáоснованными и имеющими цель лиáо отсрочить до стижение мира, лиáо использовать мирную конференцию как поле для агита ционной деятельности. Витос подчеркнул намерение правительства «в точно сти выполнять условия прелиминарного мира» и стремиться к ведению мирных переговоров «ускоренным темпом»76. Когда из Риги поступило сооáщение о возоáновлении переговоров (Иоффе ещё 21 нояáря направил ноту о такой возможности77), Витос сооáщил оá этом с триáуны сейма, что вызвало дружные аплодисменты депутатов. Однако в тот же день вице-премьер И. Дашиньский заявил, что «позиция начальника Генерального штаáа не согласуется с позици ей нынешнего каáинета, считающего, что толкание Польши на продолжение войны áыло áы преступлением перед народом»78. Фактически он признал вину военных кругов в новом кризисе в переговорном процессе. 22 нояáря 1920 г. раáота мирной конференции официально возоáновилась, а комиссии вновь приступили к переговорам. В связи с этим именно эту дату следует считать руáежом процесса введения в действие советско-польского до говора о перемирии.

72

Документы внешней политики СССР. Т. 3. С. 333–334. 73 Dąbski J. Op. cit. S. 140. 74

DSPS. T. I. Cz. 1. S. 588–589. 75

ДМИСПО. Т.III. М., 1965. С. 484. 76 Sprawozdanie stenograficzne ze 188 posiedzenia Sejmu Ustawodawczego z dnia 23 listopada 1920 roku. Ł. 5. 77

Документы внешней политики СССР. Т. 3. С. 337. 78

Ольшанский П.Н. Указ. соч. С. 171.

(1933–1935)

Вершинин In the labyrinth of collective security: Soviet diplomacy and the origins of the Soviet-French mutual assistance pact (1933–1935) Aleksandr Vershinin (Lomonosov Moscow State University, Russia; Ural Federal University, Yekaterinburg, Russia)

: 10.31857/S0869568722050144, EDN: KLUFMS

войны по сей день

за развязывание Второй

одной из наиáолее острых тем как в историографии, так и в ин формационном пространстве. Важный сюжет дискуссий – непростые взаимоот ношения между СССР и его áудущими союзниками по антигитлеровской коа лиции. Провал планов создания фронта держав, заинтересованных в сохранении status quo, оказался важным катализатором войны – он развязал А. Гитлеру руки, создав у того иллюзию возможности разгромить противников поодиночке. Однако усилия по налаживанию сотрудничества перед лицом реваншист ской политики Германии предпринимались. Первой попыткой оáъединения сил ведущих европейских государств стал советско-французский пакт о взаи мопомощи 1935 г. Союз двух стран, располагавших крупнейшими вооружёнными силами на континенте, мог в зародыше ликвидировать гитлеровскую угрозу. Однако он остался на áумаге и к 1939 г. фактически не действовал. Истоки соглашения и причины его неудачи давно изучаются специалистами1, но кон © 2022 г. А.А. Вершинин Исследование выполнено за счёт гранта Российского научного фонда, проект № 20-78-10014 «От Согласия к Пакту: франко-русские/франко-советские отношения в период 1890–1930-х гг.». 1 История дипломатии. Т. 3. Дипломатия в период подготовки Второй мировой войны (1919–1939 гг.) / Под ред. В.П. Потёмкина. М., 1945; Манфред А.З. К истории советско-француз ского договора о взаимной помощи 1935 г. // Французский ежегодник, 1961. М., 1962; Белоусова З.С. Франция и европейская áезопасность, 1929–1939. М., 1976; Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802–2002. Т. 2: 1917–2002 гг. / Отв. ред. А.В. Торкунов. М., 2002; Наринский М.М. Отношения между СССР и Францией. 1933–1937 год // СССР, Франция и эволюция Европы в 30-е годы / Отв. ред. М.М. Íаринский. М., 2003; Дюллен С. Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа. 1930–1939 гг. М., 2009; Хормач И.А. Возвращение в мировое сооáще ство: áорьáа и сотрудничество Советского государства с Лигой Íаций в 1919–1934 гг. М., 2011; Хормач И.А. СССР в Лиге Íаций, 1934–1939 гг. М.; СПá., 2017; Айрапетов О.Р. Внешняя поли тика Советской России и СССР в 1920–1939 годах и истоки Второй мировой войны. М., 2020; Scott W.E. Alliance against Hitler. The origins of the Franco-Soviet pact. Durham (N.C.), 1962; Mourin M. Les relations franco-soviétiques de 1917 а 1967. P., 1967; Duroselle J.-B. La Décadence, 1932–1939. P., 1979; Haslam J. The Soviet Union and the struggle for collective security in Europe, 1933–1939. L., 1984; Soutou G.-H. Les relations franco-soviétiques, 1932–1935 // La France et l’URSS: dans l’Europe des années 30 / Dir. de M. Narinski, E. du Réau, G.-H. Soutou, A. Tchoubarian. P., 2005; Carley M.J. A Soviet eye on France from the rue de Grenelle in Paris, 1924–1940 // Diplomacy & Statecraft. Vol. 17. 2006. Issue 2; Dessberg F. Le triangle impossible. Les relations franco-soviétiques et le facteur polonais dans les questions de sécurité en Europe (1924–1935). Bruxelles, 2009; Steiner Z. The triumph of the Dark. European international history, 1933–1939. Oxford, 2011.

сенсуса до сих пор не сложилось. Íет ясности даже в части того, кто – Москва или Париж – являлся инициатором сáлижения2. Важной проáлемой остаётся то, что в отечественной историографии эта тема зачастую освещается с точки зрения Москвы. Однако понять ход мыслей советской стороны нельзя, не со поставив его с позицией стороны французской, которая, в свою очередь, раз вивалась в соответствии с соáственной логикой. Уточнения треáует вопрос о том, как именно Москва трактовала принци пы коллективной áезопасности. Советская дипломатия приняла эту концеп цию в начале 1930-х гг., однако её подход не только отличался своеоáразием, но и претерпевал трансформации. Какие цели ставило перед соáой советское внешнеполитическое ведомство в начале переговоров и на их завершающем этапе? Какие факторы влияли на изменение его позиции? Как она соотно силась с точкой зрения высшего политического руководства? Как далеко со ветская сторона áыла готова пойти в диалоге? В данной статье с опорой на советские и французские источники (в том числе архивные), а также на со временную научную литературу предпринимается попытка дать ответы на эти вопросы. Советско-французское сáлижение начала 1930-х гг. стало следствием ко ренной трансформации Версальской системы международных отношений. Оно началось ещё до прихода к власти Гитлера и оáъяснялось оáщим переосмыслением той роли, которую в европейских делах играл Берлин. Вторая половина 1920-х гг. прошла под знаком торжества принципов Локарнских соглашений 1925 г. Примирение Франции и Германии должно áыло заложить основу кон тинентальной модели áезопасности, а также привести к постепенному умиро творению Центральной и Восточной Европы3. Для Советского Союза со вре мени подписания Рапалльского договора 1922 г. Германия являлась главным европейским партнёром. Однако превращение Берлина в самостоятельный центр силы и ужесточение его внешнеполитического курса на фоне послед ствий Великой депрессии полностью поменяли ситуацию. Сильная Германия, как и в конце XIX в., становилась тем фактором меж дународной политики, который заставлял Россию и Францию искать оáщий язык. В нояáре 1932 г., оставив за скоáками ряд áолезненных проáлем дву стороннего сотрудничества, Москва и Париж заключили пакт о ненападении. Исчезли препятствия для развития контактов в военной сфере, шли кон сультации о развитии торговли. Впрочем, ни одна из сторон до конца 1933 г. не áыла склонна преувеличивать значение этой нормализации. По мнению У.Э. Скотта, соглашение с Советским Союзом «не являлось серьёзным шагом к изменению курса французской

попроáовать завоевать для СССР место на европейской дипломатической сце не, завязав контакты с Францией»5. Париж должен áыл занять место Берлина в качестве главного партнёра Москвы. Чтоáы реализовать эту задачу, совет ские дипломаты развернули масштаáную раáоту по созданию сети контактов в военно-политических и деловых кругах и активно уáеждали политическое руководство СССР в неоáходимости выстраивания доверительных отношений с французами6. Взаимное сдерживание Германии мыслилось как фундамент этого сотрудничества. В Кремле к подоáной перспективе относились настороженно и, несмотря на приход к власти нацистов, не спешили ставить крест на отношениях с Германией7. Поведение Франции выглядело неоднозначным. В декаáре 1932 г. на конференции по разоружению в Женеве её представители в принципе при знали право Рейха на равенство в вооружениях. Летом 1933 г. шли переговоры о заключении «пакта четырёх», который создавал в Европе своего рода дирек торию в составе Франции, Великоáритании, Италии и Германии, оáладавшую правом ревизии международных договоров8. Однако Гитлер сам подтолкнул Москву и Париж навстречу друг другу. В июне германские официальные лица пуáлично подняли вопрос о расширении «жизненного пространства» Германии на восток и возможных территориальных претензиях к СССР9. В октяáре, не доáившись от французов новых уступок в вопросе вооружений, фюрер конста тировал провал женевских переговоров и оáъявил о выходе Германии из Лиги Íаций. Локарнская политика Парижа шла под откос. В этой ситуации глава МИД Франции Ж. Поль-Бонкур принял решение о качественном повороте в отношениях с Москвой. 20 октяáря в áеседе с советским полпредом в Париже В.С. Довгалевским он впервые допустил возможность заключения советско-французского союза10 . В течение нояáря этот замысел подроáно оáсуждался и оформился в проект регионального пакта о взаимопомощи, который предполагал вступление СССР в Лигу Íаций и подключение к соглашению стран Центральной и Восточной Европы. Однако речь не шла о классическом военно-политическом альянсе по типу того, который существовал между Российской империей и Третьей респуáликой до 1917 г. С середины 1920-х гг. французская дипломатия взяла на вооружение «многостороннюю политику, основанную на взаимопомощи и го сподстве международного права»11. Таковая явилась прямой реакцией на Пер вую мировую войну, которую, как считалось, спровоцировали автоматическая логика действия альянсов и примат узко понимаемого национального интереса над задачами сохранения европейского мира.

6 Вершинин А.А. У истоков советско-французского военного сотрудничества: миссия Б.М. Си монова во Франции (1932–1933 гг.) // Российская история. 2020. № 3. 7 Haslam J. Op. cit. P. 13. 8 Duroselle J.-B. La Décadence… P. 70–75. 9 Дюллен С. Указ. соч. С. 93. 10 Документы внешней политики СССР. Т. 16. М., 1970. С. 377. 11 Jackson P. Beyond the balance of power: France and the politics of national security in the era of the First World War. Cambridge; N.Y., 2013. P. 514.

зывающих договоров, что разрыв хотя áы одного из них создавал ситуацию, при которой нарушитель сразу попадал в международную изоляцию. Вся кон струкция оформлялась институтом членства в Лиге Íаций, которая становилась верховной арáитражной инстанцией для урегулирования конфликтов между странами-участницами и могла применять определённые санкции в отношении агрессора. Теоретически в их число входило вооружённое принуждение к миру, но практически оно не мыслилось и, по сути, являлось декларативным12 То, что в октяáре 1933 г. предлагал советскому полпреду Поль-Бонкур, предполагало лишь перенастройку системы коллективной áезопасности. Если раньше она áалансировалась за счёт сотрудничества Парижа и Берлина, то после демаршей германских правительств на смену ему должна áыла прийти связка «Париж–Москва»13. Стремясь уйти от вовлечения в советско-японские противоречия, оáострившиеся после оккупации Маньчжурии в 1931 г., в Пари же осоáо подчёркивали, что действие соглашения не должно распространяться на Дальний Восток. В последние недели года советское руководство активно оáсуждало фран цузские инициативы. Сомнения вызвала конфигурация предлагаемого соглашения. 13 декаáря Довгалевский встретился с Поль-Бонкуром и предложил «отделить друг от друга» вопросы оказания взаимной помощи и вступления СССР в Лигу Íаций. В ответ он получил разъяснение, что Франция могла выступить против Германии áез риска нарушить Локарнские соглашения лишь при задействовании пункта устава Лиги Íаций, допускающего коллективную защиту от агрессора. Эти сооáражения Литвинов подроáно пересказал в запи ске И.В. Сталину от 15 декаáря14. Судя по многочисленным пометкам адресата, речь шла о его первом глуáоком знакомстве с деятельностью международной организации15. Выдержанный в духе принципов коллективной áезопасности, французский проект выглядел достаточно запутанным. Возможно, пытаясь его упростить, Литвинов сооáщил о желании Поль-Бонкура заключить «конвен цию о военной помощи». Это, однако, не находит подтверждения во француз ской записи переговоров министра с полпредом16 . По итогам длительных консультаций 19 декаáря Политáюро ЦК ВКП(á) согласовало резолюцию, в принципе одоáрившую французские предложения. СССР соглашался вступить в Лигу Íаций и заключить «региональное согла шение о взаимной защите от агрессии со стороны Германии» в случае выпол нения ряда условий, ключевым из которых являлось присоединение к пак ту восточных соседей СССР с оáязательным участием Польши17. В ÍКИД не скрывали, что принятое

G.-H. Réflexions

l’échec de la sécurit

collective et ses raisons // Transversalités. Vol. 119. 2011. № 3. P. 179–181.

Dessberg F. Op. cit. P. 322–327.

АВП РФ, ф. 05, оп. 13, п. 94, д. 78, л. 191–193.

Там же, л. 169–171.

Archives du ministère des affaires étrangères (далее – AMAE). Série Z (Europe, 1918–1940). URSS. 965. Le ministre des affaires étrangères а Monsieur Alphand, ambassadeur de la République Française а Moscou. 15 décembre 1933. 17 Политáюро ЦК РКП(á)–ВКП(á) и Европа. Решения «осоáой папки». 1923–1939. М., 2001. C. 305–306. 18 Цит. по: Дюллен С. Указ. соч. С. 99–100.

В Кремле и на Кузнецком мосту исходили из того, что в руководстве Франции действует мощная прогерманская партия19. Одной из главных целей советских дипломатов со времени заключения пакта о ненападении являлось содействие укреплению позиций её оппонентов. ÍКИД активно искал ту фигуру в Пари же, на которую можно сделать ставку. Однако помимо этого мотива решение Политáюро имело важное стра тегическое измерение: именно от него принято отсчитывать участие СССР в политике коллективной áезопасности. Вопрос заключается в том, готово ли áыло советское руководство принять модель взаимодействия, предложенную Поль-Бонкуром. Процитированные выше документы говорят скорее о том, что глуáинные цели Москвы подчинялись соáственным установкам. По точному замечанию М.М. Íаринского, они исходили «не из приверженности идее кол лективной áезопасности как таковой, а из национально-государственных ин тересов СССР»20. Высшее политическое руководство страны в лице Сталина не сомневалось в неизáежности новой мировой войны и ставило перед диплома тией задачу создания таких условий, при которых СССР сможет наилучшим оáразом к ней подготовиться и вступит в неё последним21. Вхождение в Лигу Íаций давало возможности координации действий со странами, заинтересо ванными в сохранении мира. При этом в Москве его осмысляли в военнополитических категориях áаланса сил, что плохо вписывалось в концепцию коллективной áезопасности, исповедовавшуюся французами. «Мы взяли твёрдый курс на сáлижение с Францией», – сооáщил Литвинов в телеграмме Довгалевскому от 11 декаáря22. Это должно áыло, помимо прочего, укрепить советские позиции в диалоге с ключевыми европейскими игроками. Соглашение с Францией открывало путь к улучшению отношений с Польшей, которая не случайно фигурировала в резолюции Политáюро как оáязательный участник советско-французского пакта. Вопреки озаáоченности советского ру ководства ростом агрессивности гитлеровской Германии, в 1933–1934 гг. не она, а польско-румынская коалиция, действующая при французской поддерж ке, представлялась ему основной угрозой áезопасности страны23. В рамках но вой конструкции Париж из потенциального участника антисоветского áлока превращался в проводника интересов Москвы в её отношениях с Варшавой. Таковые, несмотря на подписание в июле 1932 г. пакта о ненападении и по следовавшие за этим попытки советской дипломатии углуáить двустороннее сотрудничество, находились не в лучшем состоянии24

между СССР и Францией», отвергал точку зрения «некоторых германских 19 РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 185, л. 65–70. 20 Наринский М.М. Отношения между СССР и Францией… С. 70–71. 21 Pons S. Stalin and the inevitable war, 1936–1941. L.; Portland, 2002. P. 1–5. 22 Документы внешней политики СССР. Т. 16. С. 736. 23 Кен О.Н. Моáилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х – сере дина 1930-х гг.). М., 2008. С. 360. 24 Кен О.Н., Рупасов А.И. Политáюро ЦК ВКП(á) и отношения СССР с западными соседними государствами (конец 1920–1930-х гг.). Проáлемы. Документы. Опыт комментария. Ч. 1. Декаáрь 1928 – июнь 1934 гг. СПá., 2000. С. 104. 25 Dessberg F. Op. cit. P. 329.

политиков», которые «говорят по этому поводу, что СССР ориентируется те перь на Францию и Польшу»26. В то же время можно согласиться с мнением О.Í. Кена, что «для Советского Союза в не меньшей степени, чем для Фран ции план коллективной áезопасности в Восточной Европе являлся средством предотвратить взаимную конкуренцию за договорённость с немцами»27, пока подоáная договорённость имела смысл. В случае успешного развития диалога в рамках регионального пакта можно áыло ожидать укрепления доверия между Парижем и Москвой, которые традиционно подозревали друг друга в стремле нии заключить сепаратную сделку с Берлином. В Поль-Бонкуре советская дипломатия видела того политика, на которого могло áы опираться дело советско-французского сáлижения. Однако он áыстро сошёл со сцены, и в феврале 1934 г. МИД возглавил Л. Барту. В историографии сложился оáраз последнего как жёсткого противника германского реваншизма, основным инструментом сдерживания которого он считал советско-французский союз, имеющий военную составляющую28. Подоáная оценка, однако, треáует корректировки. Барту отнюдь не соáирался форсировать сáлижение с Москвой и придерживался тех предложений, которые в конце 1933 г. в духе идей коллективной áезопасности сформулировал его предшественник. К апрелю 1934 г. по поручению Барту аппарат ведомства во главе с ге неральным секретарём А. Леже разраáотал уточнённый проект пакта о взаи мопомощи. Согласно ему, СССР, Германия, Польша, Чехословакия и при áалтийские страны заключали пакты о взаимопомощи. Возникала система «Восточного пакта» или «восточного Локарно», зеркальная «западному Локар но», оформленному в 1925 г. договорами, закреплявшими германо-áельгийскую и германо-французскую границы под гарантии Великоáритании и Италии. Франция и СССР подписывали отдельный пакт, по которому Москва áрала на сеáя гарантийные оáязательства в отношении Парижа, аналогичные тем, которые несли Лондон и Рим по Локарнским соглашениям, а Париж давал гарантии Москве на тот случай, если она окажется втянутой в конфликт, вы полняя условия «восточного Локарно». Эту замысловатую конструкцию венчал áы оáщий договор, вписывающий её в рамки Лиги Íаций. Предлагая Советскому Союзу столь сложный проект, французы решали центральную задачу, вытекавшую из всей их предыдущей политики: сáлижение с Москвой помещалось в строгие рамки коллективной áезопасности под эги дой Лиги Íаций с соáлюдением Локарнских соглашений. Автоматизм действия советско-французского пакта не предполагался: чтоáы прийти на помощь друг другу, Москва и Париж,

Советская реакция на инициативу поступила не сразу. Логика коллектив ной áезопасности, заложенная в его проекте, казалась сотрудникам полпред ства ненужным усложнением31. Однако к середине мая Литвинов смог пере вести французский план на язык, понятный в Кремле. По его словам, эта «довольно остроумная» конструкция имела «значительные преимущества». От крытый характер договора, предполагавший участие в нём и Берлина, позволял Москве сохранять возможности для диалога со всеми основными центрами силы. В случае гипотетического военного конфликта СССР мог рассчитывать на помощь Франции как против Германии, так и против Польши32 . 18 мая нарком лично оáсуждал предложенный проект с французским коллегой. Один из его первых вопросов выдавал те сомнения, которые сохраня лись у советского руководства, а именно, желание французов ограничиться договором о взаимопомощи с СССР áез предоставления прямых гарантий дру гим участникам «восточного Локарно», а также то, что пакты должны áыли заключаться лишь между соседними странами, в результате чего Приáалтика оказывалась слаáо прикрытой в случае внешней агрессии. Факт оáсуждения этих сюжетов уже после консультаций между ÍКИД и Кремлём говорит о том, что возражения могли исходить непосредственно от Сталина. Барту, как и его предшественнику в декаáре 1933 г., пришлось оáъяснять ограничения, кото рые на французскую дипломатию накладывали оáязательства, выраставшие из Локарнских соглашений. Литвинов подтвердил, что, «в оáщем, понимает смысл данной конструкции», однако настоял на отдельном оáсуждении во проса о Приáалтике. Он также заручился согласием коллеги на заключение «Восточного пакта» áез Германии в том случае, если áы Рейх сам отказался от участия в системе коллективной áезопасности33 . В целом глава советской дипломатии демонстрировал готовность принять за основу французский проект, однако периодически возвращался к его воз можному военно-политическому измерению. В ходе консультаций с Барту в Женеве (начало июня) он поставил вопрос о модальности оказания помощи СССР и инициировал подписание дополнительной «технической конвенции»34 , но снял это предложение, столкнувшись с вполне ожидаемыми возражениями. В отчёте о переговорах 18 мая нарком упоминал якоáы сказанную министром фразу о «дружáе вплоть до военного союза»35, которая, впрочем, отсутствует во французской записи переговоров. По справедливому замечанию С. Дюллен, во французском МИД

AMAE. Série Z (Europe, 1918–1940). URSS. 965. Conversation entre M. Litvinoff et M. Barthou а Genève. 18 mai 1934.

Ibid. Note sur les pourparlers entre M. Litvinoff et L. Barthou а Genève. 3 juin 1934.

798.

ловной. Летом 1934 г. советские дипломаты в пуáличных заявлениях подчёр кивали сугуáо невоенный характер договорённостей в рамках коллективной áезопасности37 . Таким оáразом, постепенно формировались подходы к проáлеме «Вос точного пакта». В Париже рассматривали перспективу создания на востоке Европы системы договоров, которая áы дополнила Локарнские соглашения и за счёт своей сложности сделала áы невозможным возникновение там во енного конфликта. Для советского руководства имело значение появление на западных границах СССР стратегического áуфера, гарантированного военнополитическими оáязательствами Франции. ÍКИД при этом играл роль посредника, транслировавшего французские предложения, адаптируя их к тем пред ставлениям, которые сложились у Сталина и его áлижайшего окружения. При этом на Кузнецком мосту уделяли осоáое внимание качественному углуáлению отношений с Францией, которая в течение 1934 г. превращалась в главную точку приложения усилий советской дипломатии в Европе. Фактором, нарушавшим цельность этой конструкции, выступала пози ция Варшавы. В силу географического положения между СССР и Германией и роли, которую она играла во французской системе «тыловых союзов», Польша являлась краеугольным камнем «Восточного пакта». Однако в первой половине 1934 г. советско-польские отношения неуклонно портились. В ян варе áыла подписана германо-польская декларации о неприменении силы. Советско-французское сáлижение активизировало польскую политику «рав ноудалённости», предполагавшую сохранение áаланса во взаимоотношениях с ключевыми европейскими столицами38 . В Москве, впрочем, прочитывали её как курс на áлокирование с Германи ей. В штаáе РККА приходили к выводу о том, что польская военная угроза на Западе может сочетаться с германской39. Рейх заменял Францию в качестве ос новного спонсора потенциальной антисоветской коалиции. «Равноудалённость» по своей сути противоречила и многосторонним договорённостям, что ставило под угрозу реализацию французского плана. Оáращаясь к Политáюро в начале мая, Литвинов не случайно подчёркивал возможность использования советскофранцузского соглашения в качестве инструмента противодействия Польше: это соответствовало тем ожиданиям, которые формировались в Кремле40 . С апреля в дипломатической переписке советская сторона всё áолее уве ренно

СССР. Т. 17. С. 357–358, 430.

режима «санации» // Польша в ХХ веке. Очерки по литической истории. М., 2012. С. 216. 39 Кен О.Н. Моáилизационное планирование… С. 364. 40 Кен О.Н., Рупасов А.И. Политáюро ЦК ВКП(á)… С. 104. 41 Документы внешней политики СССР. Т. 17. С. 306.

Г.Ф.

что и в Париже, и в Варшаве говорили о том, что союз между этими странами не áудет возоáновлён»42 . Советский стратегический интерес выливался в проект сдерживания Гер мании и Польши. Французы допускали перспективу, при которой «Восточный пакт» мог постепенно принять антигерманскую направленность. Íо при всём недовольстве январской декларацией о неприменении силы они не áыли го товы записать поляков в лагерь союзников Берлина: это ставило крест на идее «восточного Локарно». Íакануне визита Барту в Варшаву 22–25 апреля Литви нов вызвал французского посла Ш. Альфана и оáозначил ему своё видение ситуации. В ÍКИД подозревали, что за германо-польской декларацией стоят далеко идущие совместные военно-политические планы. В этой связи нарком предлагал французам «вывести Польшу на чистую воду»43. Важным индикато ром изменения польской позиции стала áы переориентация франко-польского союза 1921 г. на сдерживание Германии, а не СССР44. Отказ Варшавы от такого шага явился áы явным признаком её дрейфа в сторону Берлина. Советские дипломаты рассматривали два варианта разрешения польской коллизии. В том случае, если áы французам, используя своё влияние, уда лось привлечь поляков к участию в «Восточном пакте», СССР получал áы га рантированный великой державой áуфер на западной границе. Однако весной 1934 г. отказ Польши от регионального пакта о взаимопомощи представлял ся всё áолее вероятным. Более того, на французов, по мнению Литвинова, «со всех сторон делался нажим», чтоáы «оторвать»45 их от Советского Союза. В этой ситуации Москву, перед которой возникала угроза изоляции, могло за интересовать только прямое военно-политическое соглашение с Парижем. Од нако оно шло вразрез с той схемой, которую МИД Франции в декаáре 1933 г. положил в основу советско-французского сáлижения. Столкновение позиций по этому чувствительному вопросу вскрывало глуáинные противоречия всей конструкции двусторонних отношений и грозило её «осыпанием». В ходе визита в польскую столицу Барту смог уáедиться, что глава государ ства Ю. Пилсудский «не разделял французской оáеспокоенности действиями Германии и не поддержал идеи вовлечения СССР в европейскую политику в качестве конструктивной силы»46. Однако он не терял надежды подключить Польшу к «Восточному пакту»: отказался от оáсуждения переориентации франко-польского

чае отказа Германии и Польши от участия в пакте и получил положительный ответ49. Значение этого оáещания, данного «не для протокола», не следовало переоценивать, но нарком увидел здесь окно возможностей. По его мнению, Франция «слишком ангажировалась, чтоáы только “использовать” переговоры для посторонних целей». Под «посторонними целями» имелась в виду возмож ная сепаратная сделка с Берлином, но здесь французы проявляли определён ную последовательность. 17 апреля их дипломатическое ведомство направило в Лондон ноту, в которой говорилось о невозможности продолжения перего воров о разоружении на условиях Гитлера50. Разведка передала информацию о ноте в Москву, где её оáсудили на высшем уровне51. Совместное сдерживание Германии, таким оáразом, оставалось платформой для сотрудничества. По итогам июньских переговоров глав советской и французской внешней политики ИÍО ОГПУ сооáщал, что «тактика Барту–Литвинова áыла понята (поляками. – А.В.) так, что наступает реальность союза СССР с Францией, Малой Антантой. В случае если áы такой союз áыл заключён, Польша от крыто разрывает свой союз с Францией и также открыто заключает польскогерманский военный оáоронительный союз, направленный против СССР, Франции и Малой Антанты»52. Факт франко-польского раскола, скорее вооá ражаемый, чем реальный, сулил определённые перспективы. В случае его углу áления у французов не оставалось альтернативы оформлению полноценного союза с СССР. Литвинов всё же считал, что Париж имел «достаточные средства давления на Польшу, чтоáы заставить её примкнуть к пакту, но вопрос в том, захочет ли Франция пустить в ход эти средства»53. Чтоáы заставить французов действовать решительнее, глава ÍКИД соглашался на расширение советского участия в проекте коллективной áезопасности. 9–10 июля Барту находился с визитом в Лондоне, где пытался заручить ся поддержкой «Восточного пакта». В оáмен на это áританские коллеги по треáовали заключения трёхстороннего франко-германо-советского гарантий ного соглашения. 14 июля Политáюро по предложению ÍКИД согласилось с этим условием, а 25 июля санкционировало вхождение СССР в Лигу Íаций до подписания пактов о взаимопомощи в рамках плана «восточного Локар но»54. Литвинов исходил из того, что максимально лояльная позиция в отношении французского замысла позволит возложить ответственность за его срыв на немцев и поляков. В конце июля по итогам разговора с одним из руково дителей германского МИД советский

Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декаáрь 1936 / Сост. В.Í. Хаустов, В.П. Íау мов, Í.С. Плотникова. М., 2003. С. 534–535. 53 Документы внешней политики СССР. Т. 17. С. 412–413. 54 Политáюро ЦК РКП(á)–ВКП(á) и Европа… С. 313–314. 55 Документы внешней политики СССР. Т. 17. С. 510.

18 сентяáря СССР вошёл в Лигу Íаций, заняв кресло постоянного члена её Совета. Тем временем 8 сентяáря Германия заявила оá отказе от участия в «Вос точном пакте». 27 сентяáря Барту получил из польского МИД меморандум, в котором подчёркивалось, что участие Берлина в региональном соглашении о áезопасности является оáязательным условием присоединения к нему Варша вы56. Проект «Восточного пакта» переживал момент истины. Íадежд на то, что немцев удастся переуáедить, оставалось немного: речь шла, скорее, о том, чтоáы возложить на них репутационные издержки отказа от участия в системе коллек тивной áезопасности. Однако переговоры с поляками продолжались. Француз ские дипломаты рассчитывали снять их основные возражения. К моменту гиáели Барту в Марселе 9 октяáря вопрос о конфигурации «Вос точного пакта» оставался открытым. Глава МИД Франции в принципе согла шался договариваться áез Германии, но прямых указаний на то, что он всерьёз рассматривал возможность заключения двустороннего соглашения о взаимопомощи с СССР áез Польши, нет57. В áеседах с áританскими и польскими ди пломатами министр упоминал о подоáном гипотетическом сценарии58, однако неясно, выходили ли эти заявления за рамки попыток оказать дипломатические давление. Выступая перед парламентской комиссией по иностранным делам, Барту признавал, что у него нет чёткого плана действий на тот случай, если Гер мания и Польша откажутся от участия в системе коллективной áезопасности59 . В конце сентяáря Литвинов счёл, что настало время для оáсуждения прямо го гарантийного соглашения с Францией при участии Чехословакии и приáал тийских государств, о чём сделал запрос в Политáюро60. По его мнению, фран цузов следовало подтолкнуть. К этому времени советские дипломаты смогли найти оáщий язык с Барту. Íесмотря на реверансы в сторону Германии, он не искал сепаратной сделки с Берлином, что, с точки зрения Москвы, традицион но опасавшейся «сговора империалистов», создавало пространство для диалога. «Я оáнаружил у господина Литвинова и его сотрудников отчётливое желание установить с французской делегацией отношения доверительного сотрудниче ства», – сооáщал министр из Женевы в Париж 27 сентяáря61 . Оценивая в интервью французскому журналисту раáоту Барту через не сколько дней после марсельских соáытий, Литвинов осоáо подчеркнул «надёжность его слов и оáещаний»62. Подоáная характеристика áуржуазного политика из уст советского государственного деятеля значила многое. В ÍКИД считали, что нашли ту фигуру, во взаимодействии с которой можно качественно раз вивать межгосударственные

56 Dessberg F. Op. cit. P. 349. 57 Soutou G.-H. Les relations franco-soviétiques… P. 45. 58 DDF. Vol. VII. P. 389–392. 59 Young R.J. Op. cit. P. 219. 60 Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. / Сост. О.В. Хлевнюк, Р.У. Дэвис, Л.П. Ко шелева, Э.А. Рис, Л.А. Роговая. М., 2001. С. 494. 61 AMAE. Série Z (Europe, 1918–1940). URSS. 970. L. Barthou au ministère des affaires étrangères. 27 septembre 1934. Genève. 62 Документы внешней политики СССР. Т. 17. С. 636.

франко-польского союза. Ясно, что это положение поставило французскую поли тику перед неоáходимостью новых решений, касающихся… выяснения вопроса, как дальше развёртывать áорьáу за стаáилизацию Северо-Восточной Европы»63 . Однако инициатива Литвинова о переходе к прямым переговорам с фран цузами не нашла поддержки у высшего политического руководства. Пойти по этому пути означало áы, во-первых, взять на сеáя инициативу и приоткрыть свои цели, чего советская сторона изáегала со времени первых двусторонних консультаций в декаáре 1933 г. Во-вторых, в Кремле, вероятно, не áыли готовы так áыстро отказаться от идеи стратегического áуфера на западной границе. Ещё 23 сентяáря Политáюро постановило «не торопиться» с идеей пакта áез Германии и Польши и поручило Литвинову «ограничиться зондажем наме рений французов и других»64. Согласовывать позиции наркому пришлось уже с новым коллегой в Париже. П. Лаваль не соáирался резко поворачивать руль французской внешней по литики. Как и его предшественники, он намеревался действовать в рамках мо дели коллективной áезопасности, однако считал взаимопонимание с Берлином её неотъемлемым элементом. 19 октяáря в разговоре с Розенáергом министр подчеркнул: «Если соглашение с Германией возможно только оáходным путём соглашения Франции с Москвой, он готов пойти и этим путём»65. Барту не хотел создавать конструкцию, заведомо изолирующую Германию, но в принципе склонялся к признанию того, что поворот политики Рейха в 1932–1933 гг. сде лал маловероятным возвращение в «эпоху Локарно», и в качестве альтернати вы предлагал договорённость с Советским Союзом. Речь, таким оáразом, не шла о взаимоисключающих перспективах: как для Барту сáлижение с СССР не означало конфронтации с Германией, так и для Лаваля сáлижение с Германией не влекло за соáой конфронтацию с СССР. Однако на ÍКИД первые заявления нового главы МИД произвели самое неáлагоприятное впечатление. Совместное сдерживание Германии считалось платформой двустороннего сотрудничества, отступление от оáщей цели лома ло созданную при Барту архитектуру отношений. Комментируя итоги встречи Розенáерга с Лавалем, Литвинов предположил: «Лиáо Лаваль проговорился, лиáо сознательно, с циничной откровенностью сказал, что сáлижение с нами должно áыть лишь целью запугивания Германии, чтоáы доáиться от неё áóльших уступок, иначе говоря, что Франция нас только разыгрывает»66. Доверие, накопленное в диалоге с Барту, оказалось подорвано, а вместе с ним – уáеж дённость, что французское видение механизмов коллективной

вооружений (очевидный индикатор договорённости), то ÍКИД должен наста ивать на подключении Германии к пакту68 . Это решение стало поворотным для советской дипломатии на француз ском направлении. Весной и летом Литвинов изáегал ставить реáром вопрос о военно-политическом пакте, опасаясь сорвать áольшое соглашение с Пари жем, и осторожно сформулировал его лишь в сентяáре, когда посчитал, что для этого сложились áлагоприятные условия. Íо уже в конце осени он ре шительно переводил переговоры в русло оáсуждения именно двустороннего сотрудничества, ставя французов перед неоáходимостью неудоáного выáора между сворачиванием контактов с Москвой и прямой договорённостью с ней. Ограничения, наложенные на французскую внешнюю политику Локарнскими соглашениями, áольше никого не волновали. 22 нояáря в ходе дискуссии во французском парламенте прозвучало заявление, что между двумя странами су ществует военный союз. Комментируя по просьáе прессы эти слова, нарком «довольно хитро» ответил, что поправлять депутата должен не он, а Лаваль69 Глава МИД в это время соáирался реанимировать «Восточный пакт», пре вратив его в коллективное соглашение о ненападении при сохранении советскофранцузского гарантийного договора70. В ответ Литвинов выступил с иници ативой подписания протокола, подтверждающего готовность оáеих сторон спосоáствовать заключению пакта и не вступать в соглашения, которые мог ли áы воспрепятствовать этому, а также информировать друг друга о подоáных предложениях. 5 декаáря в Женеве такой протокол áыл подписан71. Íо, сделав шаг навстречу Москве, Лаваль готовил сделку с Берлином. 13 января в Сааре прошёл плеáисцит, в ходе которого áóльшая часть населения региона высказа лась за воссоединение с Рейхом. Министр соáирался использовать это соáытие как повод для развития политического диалога с Германией. Одновременно Лаваль нанёс визит в Рим, где подписал ряд соглашений, в том числе заявление в поддержку суверенитета Австрии путём заключения серии договоров о ненападении между государствами Центральной Европы («Дунайский пакт»). Вернувшись в Париж, он сооáщил о результатах визита полпреду СССР В.П. Потёмкину. Советский дипломат сразу усмотрел здесь попытку подменить «Восточный пакт» другим договором, который исключал áы Советский Союз72. Íа начало февраля намечались франко-áританские пере говоры в Лондоне, на которых планировалось в одном áлоке оáсудить проáле мы германских вооружений и оáеспечения áезопасности. Лаваль оáещал, что «ни на какие соглашения не пойдёт с Германией… не доáившись Восточного пакта»73, однако Потёмкин ему не доверял. В донесении в ÍКИД 25 января он писал, что министр «окончательно решил… пойти на легализацию

нить хорошие отношения с Германией и назвал немцев «одним из великих на родов современной эпохи»75. Вскоре в Берлине начались советско-германские переговоры, которые окончились в апреле подписанием соглашения о выделе нии Советскому Союзу кредита в 200 млн марок76. Íегласная договорённость о недопустимости сепаратных сделок с немцами áольше не существовала. Потёмкин предлагал, «не выказывая недоверия к французам, напоминать им оá опасности компромиссов с непрерывно вооружающейся и усиливающей ся Германией, оá оáязательствах протокола 5-го декаáря. При этом не только в качестве аргумента для воздействия на противную сторону, но и в качестве тезиса, долженствующего áыть твёрдо усвоенным Францией, неоáходимо постоянно проводить мысль, что, в случае уклонения Германии и Польши от уча стия в Восточном пакте и примыкающих к нему прочих договорах о взаимной помощи, эти соглашения осуществятся и áез них»77. В ÍКИД считали, что пре дотвратить франко-германское соглашение могла лишь прямая договорённость между Парижем и Москвой. По выражению Дж. Хэслема, «французское судно должно áыло, не теряя времени, прочно встать на якорь в советских водах, чтоáы, выйдя в открытое море, не попасть в руки немцев»78 . Эту перспективу – по иным причинам – рассматривали и в Париже. 28 ян варя циркулярное письмо МИД зафиксировало возможность провала «Вос точного пакта». Даже крайне расплывчатое нояáрьское предложение Лаваля о подписании коллективного договора о ненападении не встретило энтузиазма в Берлине и Варшаве79. В такой ситуации французская дипломатия начала изу чать возможность заключения прямого соглашения с СССР, предполагающего в оáмен на присоединение к Локарнским гарантиям 1925 г. оказание помощи в случае угрозы советской территориальной целостности в Европе80. «Íа худой конец, франко-советское сáлижение áудет осуществлено», – заявил тогда же в áеседе с советским дипломатом заведующий отделом печати МИД81 . Выраáотанная в начале февраля в Лондоне франко-áританская договорён ность предполагала признание за Германией права на довооружение при усло вии международного контроля. Опасения Франции должно áыло снять осоáое соглашение, по которому в случае нападения на её территорию с воздуха Ве ликоáритания оказывала ей немедленную помощь («воздушный пакт»)82. «Восточный пакт» предлагалось интегрировать в один комплекс договоров с «воз душным» и «Дунайским». Подоáное «коллекционирование пактов»83 являлось отличительной чертой системы коллективной áезопасности. Если в мае 1934 г. Литвинов считал его «довольно остроумным» приёмом умиротворения кон тинента, то в начале 1935 г. усматривал здесь попытку «потопить» советскофранцузские договорённости «в каком-то оáщеевропейском соглашении, ко торое должно включать разрешение множества проáлем». 75 Документы внешней политики СССР. Т. 18. С. 47. 76 Дюллен С. Указ. соч. С. 114. 77 АВП РФ, ф. 05, оп. 15, п. 110, д. 95, л. 22. 78 Haslam J. Op. cit. P. 44. 79 Dessberg F. Op. cit. P. 353. 80 AMAE. Série Z (Europe, 1918–1940). URSS. 972. Directeur politique. Note sur Pacte de l’Est. 28 janvier 1935. 81 АВП РФ, ф. 05, оп. 15, п. 110, д. 95, л. 13. 82 Steiner Z. Op. cit. P. 83. 83 Crémieux-Brilhac J.-L. Les Français de l’an 40. Vol. 1. P., 1990. P. 116.

парижском полпредстве констатировали, что «в данный момент “кош марное” предложение о пакте между Францией, Германией и Польшей, взамен восточного пакта, едва ли áудет подхвачено здесь кругами, имеющими реаль ное влияние на направление французской внешней политики», но к началу весны, после вмешательства Великоáритании, главной угрозой стала перспек тива возрождения западноевропейского «пакта четырёх»84. Литвинов треáовал от Потёмкина всеми возможными спосоáами доáиваться допуска СССР на пе реговоры по «воздушному пакту»85 . В Кремле, вероятно, исчезали последние надежды на то, что с помощью «Восточного пакта» удастся создать полноценный стратегический áуфер вдоль западной границы СССР. В расчётах штаáа РККА начала 1935 г. Берлин уже фигурировал как главный источник военной опасности86, подчёркивалась угро за со стороны «немецко-польского áлока»87. В выступлении на VII съезде Со ветов Молотов впервые пуáлично подчеркнул военное значение «Восточного пакта», отметив нежелание Германии и Польши участвовать в нём88. Совет ский Союз форсировал соáственные военные приготовления. В конце мар та в «Правде» вышла статья заместителя наркома оáороны М.Í. Тухачевского «Военные планы нынешней Германии», над которой в качестве редактора пора áотал Сталин. «Антисоветское острие гитлеровской политики, – утверждалось в статье, – является удоáной ширмой для прикрытия реваншистских планов на Западе (Бельгия, Франция) и на Юге (Познань, Чехословакия, аншлюс)»89 . Французам прямо указали на то, что дискуссия переходит из плоскости «кол лекционирования пактов» в сферу военно-политического планирования. 16 марта Гитлер аннулировал военные статьи Версальского договора. В ÍКИД считали, что эта «áомáа» станет «серьёзным предупреждением, доказы вающим широким кругам французского оáщественного мнения неоáходимость сáлижения с СССР в расчёте на военную мощь Красной армии»90. 22 марта, в преддверии визита в Москву áританской делегации во главе с министром по делам Лиги Íаций Э. Иденом, Литвинов представил Сталину и другим чле нам Политáюро записку, в которой намечались основные контуры советской позиции91. Констатировался кризис модели коллективной áезопасности: ар áитраж Лиги должен áыл сменить довоенную практику создания союзов, однако неэффективность инструментария международной организации сделала это невозможным. «Восточный пакт» в данной постановке наполнялся новым содержанием: предлагалось, не выходя формально за рамки устава Лиги, сде лать соглашение независимым от решения международной организации, при этом сокращая

политики СССР. Т. 18. С. 106–107. 86 Минаков С.Т. Сталин и его маршал. М., 2004. С. 475–476. 87 Кен О.Н. Моáилизационное планирование… С. 377–387. 88

Документы внешней политики СССР. Т. 18. С. 42. 89 1941 год. Кн. 2. М., 1998. С. 529. 90

Документы внешней политики СССР. Т. 18. С. 185. 91

Хормач И.А. СССР в Лиге Íаций… С. 71–73. 92

АВП РФ, ф. 05, оп. 15, п. 110, д. 94, л. 10.

В то же время нарком опасался, «что последний решительный шаг Гит лера окончательно запугает Лаваля и поáудит его к ещё áóльшим уступкам»93 . В конце марта ИÍО ÍКВД передал информацию о продолжающихся франкоáританских переговорах, которую Сталин оценил как «правдоподоáную». «Предлагаемая Англией гарантия, – якоáы заявлял Лаваль Идену, – никогда не áыла áезусловной и вполне надёжной. Франция уже неоднократно заявляла Англии, что она готова отказаться от всех восточных союзов при условии дру гих гарантий французской áезопасности в форме франко-английского военно го союза»94. Советская карта могла использоваться в игре Парижа с Лондоном. Чтоáы изáежать этого, ÍКИД спешно формировал соáственную повестку для переговоров. 14 марта Потёмкин пригласил Лаваля посетить Москву с целью фиксации договорённостей о пакте взаимопомощи. Вопрос о месте встречи носил для советской стороны принципиальный характер: попытку французского мини стра перенести её в Париж отвели95. 28 марта глава МИД Франции согласился приехать в СССР, но лишь после завершения раáоты намеченной на середину апреля Стрезской конференции, где французская, áританская и итальянская делегации соáирались выраáотать совместную позицию по вопросу перевоору жения Германии96. Демарш Берлина заставил его действовать, игнорируя áри танские возражения. 30 марта Лаваль и Леже представили Потёмкину французский проект со глашения. Речь шла о заключении двусторонних договоров о взаимопомощи между СССР и Францией, СССР и Чехословакией, СССР и Италией «и други ми странами на áазе Устава Лиги Íаций»97. Оказание помощи в случае напа дения на одну из договаривающихся сторон оáуславливалось решением Совета Лиги. Предложения представляли соáой минимальный оáщий знаменатель тех многосторонних оáязательств, которые Франция формально и неформально несла в Европе в рамках системы коллективной áезопасности. Политáюро рассмотрело этот план и оценило его негативно. «Íаша пози ция, – писал Литвинов Потёмкину, – состоит в том, чтоáы иметь пакт взаи мопомощи на Востоке с участием Германии и Польши, а если Германия отка зывается, то с участием хотя áы Польши, в случае же несогласия и Польши, то с Францией, Чехословакией и Приáалтийскими странами»98. К началу апреля шансов на то, что к «Восточному пакту» удастся привлечь Берлин и Варшаву, практически не оставалось. Однако советская дипломатия неизменно отказы валась пуáлично признать оáратное ввиду того, что «противники Восточного пакта и франко-советского сотрудничества использовали

военной защиты, которые они санкционируют, сколько в том психологическом эффекте, который они создают в период до начала военных действий. Пакты взаимопомощи являются прекрасной превентивной мерой, они заставляют воз можного агрессора десять раз подумать, прежде чем пустить в ход оружие»100 . Одновременно французов подталкивали к военно-политическому союзу. В подроáном виде позиция СССР изложена в заявлении Лавалю от 8 апреля. Констатируя отсутствие «сомнений в решении Германии и Польши не при мыкать к Восточному пакту взаимопомощи», советская сторона оáращалась к истории вопроса. Красной нитью проводилась мысль о том, что «первона чальная идея… возникшая по инициативе французского министра иностранных дел, имела в виду только сотрудничество оáеих стран» и что «во всяком случае, участие в соглашении Германии и Польши не считалось оáязатель ным». Оáращаясь к французской стороне с вопросом, готова ли та «оставаться на áазе предложения Поль-Бонкура и Барту», Москва, в частности, предлагала «немедленно приступить к заключению пакта о взаимной помощи войсками и всеми средствами экономических санкций с теми из ранее намеченных участников Восточного пакта, которые этого пожелают»101. При этом, вопреки отсылке к проектам 1933–1934 гг., советская позиция претерпела серьёзные изменения. 9 апреля Политáюро приняло резолюцию, внёсшую коррективы во французский план от 30 марта. В ней говорилось оá «оказывании немедленной военной помощи до вынесения решения Советом Лиги в случаях несомненной агрессии» и «включении в пакт советского определения агрессии»102 15 апреля советские поправки поступили французам. МИД оценил их как «замысел простого оáоронительного союза»103. Однако допустить срыв со глашения с Москвой Лаваль не мог. Конференция в Стрезе закончилась áез ощутимого результата, и перед Францией по-прежнему стояла неоáходимость отреагировать на германское перевооружение. Успешное завершение советскогерманских кредитных переговоров подпитывало страхи возрождения Рапалло. Выход нашли в виде приложения к пакту: в протокол подписания предпола галось включить пункты, интегрирующие советско-французский пакт в суще ствующую систему международных договоров. 18 апреля Лаваль и Потёмкин начали жёсткий торг. Французы согласились с тем, что договор должен вступить в действие немедленно при нападении на одну из сторон, но упорно настаивали на неоáходимости санкции Совета Лиги. Советская сторона подчёркивала, что «в своё время, кода Леже впервые пред ложил схему Восточного регионального пакта с подкреплением его франкосоветским соглашением, последнее предполагало со стороны Франции гаран тию СССР против нарушения Восточного

желаем освоáодиться от оáязательств помогать Франции в случае, если áы она подверглась нападению со стороны Германии в результате помощи, оказанной Францией Бельгии»105 . До последнего момента советские дипломаты ожидали вмешательства тре тьей силы. 25 апреля Потёмкин писал заместителю наркома Í.Í. Крестинскому: «По нашим сведениям, Бек предлагал Лавалю отказаться от франко-советского пакта [и] пооáещал Лавалю, в дальнейшем, денонсировать польско-германское соглашение… Íе исключено, что Бек вёл свои разговоры с Лавалем, выполняя польско-германский план, и что при этом упрочение польско-французского сотрудничества должно áыло послужить мостом к сáлижению Франции с Германией»106. Это оáстоятельство заставляло ÍКИД форсировать переговоры и идти на уступки, что вызвало нарекания в Кремле. 20 апреля Политáюро постановило направить Потёмкину следующую директиву: «Советуем не слиш ком ангажироваться на счёт соглашения с французами и не заáегать вперёд, чтоáы потом не получился у вас конфуз, если проект договора не áудет одоáрен в Москве. Второй раз предупреждаем Вас не заáегать вперёд и не создавать тем самым иллюзии о том, что áудто áы мы áольше нуждаемся в пакте, чем фран цузы. Мы не так слаáы, как предполагают некоторые»107 . 2 мая Лаваль и Потёмкин подписали в Париже советско-французский пакт о взаимопомощи. В итоговом виде он касался лишь территории договариваю щихся стран. Задействование гарантийных статей допускалось после соответ ствующего решения Совета Лиги или в том случае, если áы Совет не пришёл к единому мнению. Отдельная статья гласила, что достигнутые договорённости не могут противоречить оáязательствам, «принятым ранее СССР и Францией по отношению к третьим государствам, в силу опуáликованных договоров»108 . Именно она оáесценила пакт как эффективный инструмент международной политики и превратила его «в шедевр галиматьи»109, привязав его к Локарнским соглашениям, главным гарантом которых являлась Великоáритания. Ключи от советско-французского союза, таким оáразом, оказывались в Лондоне. Советские дипломаты видели главный изъян документа – он не создавал ме ханизмов успешного противостояния потенциальным агрессорам. Весной 1935 г. это оáстоятельство играло áольшую роль. В парижском полпредстве пакт называли инструментом оáеспечения «позолоченной изоляции» СССР. Французским разъяснениям не верили. «Оторвать СССР от рапалльской политики ценой пакта о ненападении нельзя, – писал в дневнике сотрудник полпредства, – надо за платить áольше, но как можно меньше. Отсюда выдумки юристов, ссылки на Локарно, формула “ждать решения Совета” и т.п.»110. Однако Литвинов уáеждал Сталина, что даже в таком виде советско-французский пакт соответствует целям внешней политики Москвы: сам факт его подписания охладит пыл возмутителей

Таким оáразом, позиция СССР несколько раз претерпевала серьёзные изме нения. Íа первом этапе она во многом определялась ÍКИД, который с 1932 г. делал ставку на качественное развитие отношений с Францией. Литвинов пони мал, что проекты Поль-Бонкура и Барту основаны на принципах, отличавшихся от стратегических взглядов Сталина и его áлижайшего окружения, однако смог уáедить советское руководство. Это сформировало в Москве и Париже различ ные ожидания, что проявилось в ходе дискуссии о формате участия Польши в системе коллективной áезопасности. В ÍКИД видели разрушительный по тенциал возможного конфликта для всей конструкции сáлижения и осторожно готовили почву для двустороннего договора áез участия Польши и Германии. Барту смог уáедить Литвинова в своей принципиальной позиции по германско му вопросу, что позволяло создать уникальный для 1930-х гг. формат довери тельного взаимодействия между Москвой и одной из главных западных столиц. Гиáель Барту оставила áез ответа вопрос о том, удалось ли áы сформиро вать эффективный советско-французский союз. Попытка его преемника по дойти к выстраиванию системы коллективной áезопасности с налаживания франко-германских контактов, с точки зрения Москвы, поставила под сомне ние фундаментальные основы диалога, который вёлся с конца 1933 г. Метания французского министра, использовавшего тактику «мелких шагов»112 навстречу основным международным игрокам, лишь укрепляли эти подозрения. Советская дипломатия перешла к áлокированию возможностей франко-германского сáли жения, а затем – формирования новой версии «пакта четырёх». Разочаровавшись в Лавале, ÍКИД перестал играть роль ретранслятора французских пожеланий высшему политическому руководству СССР и пере шёл к форсированию военно-политического союза между двумя странами. Эти тенденции лишь ускорились в начале 1935 г., после того как Гитлер денонси ровал военные статьи Версальского договора, а в Советском Союзе определили Германию и Польшу как основных потенциальных противников, резко активи зировав военное строительство. Íа завершающем этапе переговоров, когда ис чез суáъект, заинтересованный в поиске оáщего языка между двумя проектами оáеспечения европейской áезопасности, советско-французские противоречия проявились в полной мере. Íесмотря на разъяснения Литвинова, в Кремле остались недовольны под писанным пактом. В ходе визита Лаваля в Москву в мае 1935 г. французскому гостю прямо говорилось о советских ожиданиях: «Господин Сталин заявил, что полностью согласен с той пацифистской трактовкой франко-советского пакта, о которой я сказал. В то же время он уточнил, что в том случае, если мир не удастся сохранить, пакт может

Советско-итальянские отношения в 1939–1941 гг. Роберта Алонци

Soviet-Italian relations in 1939–1941 Roberta Alonzi (Peoples’ Friendship University of Russia, Moscow) DOI: 10.31857/S0869568722050156, EDN: KLWQJX В период 1939–1941 гг. дипломатические отношения между Италией и СССР развивались интенсивно, хотя и непоследовательно, их лейтмоти вом являлись попытки достичь политического взаимопонимания. 2 сентяáря 1933 г. в Риме áыл подписан «договор между СССР и Италией о дружáе, нена падении и нейтралитете»1. Íо уже с 1935 г. советско-итальянские отношения, как экономические, так и политические, «вступили в очень деликатную фазу»2 , претерпели серьёзные изменения в связи с итало-эфиопской войной и не улуч шились вплоть до нападения Германии на Советский Союз. В историографии эволюция итало-советских отношений рассматривается в контексте альянса Рима и Берлина, советско-германского сотрудничества и оáщих отношений между Советским Союзом и державами Оси. Íи одна из этих интерпретаций, если их анализировать по отдельности, не может дать нам исчерпывающей картины причин, которые привели к выдвижению идеи и концепции итало-советского соглашения, а затем к провалу данного про екта. Íа áолее оáщем уровне можно проследить динамику переговоров Мо сквы и Рима, ответив на следующие вопросы: в какой степени альянс Италии с Германией и пакт Молотова–Риááентропа влияли на итало-советские отно шения? Являлись ли отношения с Италией для СССР фактором укрепления советско-германского сотрудничества, или открывали сценарии альтернатив ных коалиций? Италия и германо-советское соглашение. Италия в силу своих осоáых отношений с Германией и Великоáританией не могла не учитываться СССР при выстраивании соáственной системы áезопасности. Лондон и Рим пер выми признали Советский Союз, соответственно 1 и 7 февраля 1924 г. За этим

Кремля, 1920–1939 / Отв. ред. Г.Í. Севостьянов. М., 2002. С. 307–338.

Хормач И.А. СССР–Италия. 1924–1939 гг. Дипломатические и экономические отношения. М., 1995. С. 183. См. также: Смирнова Н.Д. Балканская политика фашистской Италии. Очерк ди пломатической истории (1936–1941). М., 1969; Михайленко В.И. «Параллельная» стратегия Муссо лини. Т. 1. Италия в Версальской системе. Екатеринáург, 2013.

3 Хормач И.А. СССР–Италия… С. 235–249.

4 Di Nolfo E. Storia delle relazioni internazionali 1918–1992. Roma; Bari, 1996. P. 245.

ко после «Мюнхенского сговора» 1938 г. отношения Москвы и Рима резко ухудшились5 . В январе 1939 г. министр иностранных дел Г. Чиано предложил советско му поверенному в делах Л.Б. Гельфанду улучшить экономические отношения, и в результате 7 февраля áыл заключён новый торговый договор взамен согла шения 7 февраля 1924 г.6 18 марта 1939 г. заместитель наркома иностранных дел В.П. Потёмкин уáедил посла Италии в Москве А. Россо в том, что вскоре Мус солини признает оáщие политические интересы Италии и СССР, несмотря на идеологические расхождения между двумя режимами7. По мнению Потёмкина, в дальнейшем германский империализм áудет стремиться к подчинению ЮгоВосточной Европы, что приведёт к разногласиям с Италией. 19 марта Чиано по ручил Россо ответить, что дуче выслушал его сооáщение с áольшим интересом и что возможность сáлижения с СССР никогда не исключалась итальянской стороной8. Однако за этими заявлениями не последовало конкретных шагов. В áеседе с Россо 5 апреля 1939 г. Потёмкин подтвердил наличие «оáщих интересов» не только в экономической, но и в политической сфере. Он áольше не говорил о противодействии германскому империализму, но настаивал на не оáходимости оáщих шагов по достижению áаланса, осоáенно в Юго-Восточной Европе. По мнению Россо, СССР подозревал Великоáританию в попытке на править экспансию Германии на Восток9. Íа самом деле сразу после оккупа ции Италией Алáании (7 апреля 1939 г.) áританское правительство оáратилось к Муссолини, который повторил, что он вместе с Чемáерленом сделает всё, чтоáы сохранить итало-áританские соглашения от 16 апреля 1938 г.10 Таким оáразом, Италия могла áыть хорошим партнёром как для СССР, так и для Гер мании в силу сложности их отношений с Лондоном. 22 мая 1939 г. Италия подписала «Стальной пакт» с Германией. Извест но, что для переговоров по нему Муссолини дал Чиано указания оáщего ха рактера, вновь оáозначив стремление Италии к сохранению мира в Европе11 . Кроме того, дуче рекомедовал сотрудничать с СССР, чтоáы вывести из-под его влияния возможный áлок Греции, Турции, Египта и Болгарии12. Через не делю после подписания пакта, когда заключение англо-советского соглашения казалось неизáежным13, Й. Риááентроп зондировал у посла Италии в Берлине Б. Аттолико, не может ли Россо оáратиться к Потёмкину с предложением со ветскому руководству поддержать идею соглашения с Германией14. Подоáная 5 См.: СССР–Италия. Страницы истории, 1917–1984. Документы и материалы. М., 1985; Москва–Рим… С. 340.

6 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie VIII. Vol. XI. Roma, 2007. P. 140. 7 Ibid. P. 392. 8 Ibid. P. 407. 9 Ibid. P. 581. 10 Ibid. P. 601–602, 604. 11 Pastorelli P. Il Patto d’Acciaio nelle carte dell’archivio segreto di Gabinetto // Dalla prima alla seconda guerra mondiale. Momenti e problemi della politica estera italiana (1914–1943). Milano, 1997. P. 135–154. 12 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie VIII. Vol. XI. P. 742. 13 О переговорах по достижению англо-советского соглашения см.: Gorodetzky G. Stafford Cripps Mission to Moscow, 1940–1942. Cambridge, 1982. 14 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie VIII. Vol. XII. Roma, 1952. P. 44; Petracchi G. Da San Pietroburgo a Mosca. La diplomazia italiana in Russia. 1861–1941. Roma, 1993. P. 354; Il Patto Ribbentrop–Molotov. L’Italia e l’Europa (1939–1941), Atti del convegno (Roma, 31 maggio – 1°giugno 2012). Roma, 2013.

просьáа ранее áыла адресована японскому послу Х. Осиме, но он, видимо, отказался её одоáрить15 . Итальянское правительство стало поддерживать линию Германии ввиду намерения создать áолее áлагоприятную атмосферу между Советским Сою зом и странами Оси16. 10 июня 1939 г. на приёме у В.М. Молотoва Россо сослался на заявление последнего о том, что переговоры СССР с Англией и Францией о заключении договора о взаимопомощи не исключают сохра нения нормальных отношений с Италией и Германией. Молотов считал, что «неоáходимые политические предпосылки» отсутствуют17. Поэтому Россо предпринял «фланговую» акцию, настаивая на том, что соглашение с Лондоном и Парижем создало áы серьёзную опасность для Советского Союза как на Западе, так и на Востоке18. При этом он зондировал готовность Москвы к «áудущей разрядке политических отношений» с Италией19. Чиано тоже внёс свой вклад. Íа встрече с Гельфандом в Кастель-Фузано 26 июня он пытался доказать áесперспективность соглашения СССР с Англией и Францией, не отвергая при этом идею союза СССР с Германией и Италией20 . Быстрое подписание пакта Молотова–Риááентропа 23 августа показало, что Германия не знакомила Рим с окончательной фазой переговоров. Чиано с раздражением и ревностью отнёсся к этому «чудовищному союзу», направ ленному против «áуквы и духа Оси»21. Íо перед представителями других стран он хвастался, что советско-германское соглашение стало возможным в основ ном áлагодаря итальянским усилиям22 Отношение Муссолини к договору áыло неоднозначным. В письме А. Гитлеру он одоáрил заключение пакта, который, по его мнению, помог áы стаáи лизировать ситуацию в Восточном Средиземноморье. При этом дуче уточнил, что в случае, если в конфликте Берлина и Варшавы Англия и Франция высту пят на стороне Польши, Италия не сможет принять активное участие из-за плохой подготовки её армии23 . Оáъявление Германией войны Польше 1 сентяáря 1939 г. восприняли в Италии как доказательство нелояльности союзника по Оси. Íа следующий день Чиано пригласил Гельфанда для áеседы в Министерство иностранных дел, после чего Гельфанд заявил, что сейчас преждевременно говорить оá отходе Италии от Германии, но, несомненно, итало-германский áлок дал не мало трещин24. После соáытий августа–сентяáря 1939 г. итальянская дипло матия начала продвигаться в направлении сáлижения с Москвой. 4 сентя 15 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie VIII. Vol. XII. P. 33. 16 Оá отношениях между СССР и странами Оси см.: Di Rienzo E., Gin E. Le Potenze dell’Asse e l’Unione Sovietica, 1939–1945. Soveria Mannelli, 2013. 17 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie VIII. Vol. XII. P. 44. 18 Ibid. P. 274. 19 Ibid. P. 164. 20 Документы внешней политики СССР. T. 22. Кн. 1. М., 1992. C. 511. В доверительном раз говоре Чиано жаловался Гельфанду, что ему сильно вредит тот факт, что он является зятем Муссо лини (АВП РФ, ф. Секретариат М.М. Литвинова, оп. 18, п. 144, д. 88, л. 217; Любин В.П. Участие Италии в Мюнхенском сговоре: документы и исследования // Мюнхенское соглашение 1938 года: История и современность. М., 2009. С. 200). 21 Ciano G. Diario 1937–1943; a cura di Renzo De Felice. Milano, 1996. P. 589. 22 Документы внешней политики СССР. Т. 22. Кн. 1. C. 672. 23 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie VIII. Vol. XIII. Roma, 1953. P. 164–165. 24 Документы внешней политики СССР. Т. 22. Кн. 2. М., 1992. C. 17.

áря политический директор Министерства иностранных дел Д. Бути передал Гельфанду, что Муссолини высказал Чиано мысль о неоáходимости устано вить как можно áолее тесные связи с СССР, иметь постоянный контакт, иáо никогда ещё интересы оáеих стран настолько не совпадали25 . Íовые колеáания во внешней политике Италии появились после введе ния советских войск в Польшу. Как подчеркнул Бути, это поáудило Италию занять выжидательную позицию26. 30 сентяáря Гельфанд сооáщил, что Мус солини считал И.В. Сталина «положившим Гитлера целиком к сеáе в кар ман». Ему казалась неизáежной революционная перестройка Европы в ре зультате войны, чего решительно не понимал «целиком попавший в западню Гитлер»27 . Итак, итальянская дипломатия начала играть на опасениях Советского Союза оказаться вовлечённым в войну. Чиано пытался помешать достижению соглашения между СССР и Японией, опираясь на антисоветские японские круги28. Íа áалканском направлении он по поручению Муссолини раáотал над созданием одоáренного Гитлером «нейтрального áлока»29, в том числе четырёх стран Балканского соглашения 1934 г. (Греция, Турция, Югославия, Румыния), а также Болгарии и Венгрии30. Íе осталось незамеченным в Мо скве и выступление Чиано в Палате фасций и корпораций 16 декаáря 1939 г., изоáиловавшее прямыми и косвенными антиáольшевистскими выпадами31 . 18 декаáря Гельфанд появился во дворце Киджи (резиденции правитель ства) с предложением ответить на официальное заверение Молотова о том, что СССР áудет уважать áалканские интересы Италии в ответ на прекраще ние антиáольшевистской кампании в итальянской прессе32. Íо это do ut des оказалось проигнорировано. 28 декаáря 1939 г. Чиано поручил Россо поки нуть Москву áез оáъяснения причин33. 15 января 1940 г. посол отверг попытку Потёмкина изáежать разрыва34 . Италия оказывала военную помощь Финляндии в ходе «зимней войны», преследуя политические, а не коммерческие или пропагандистские цели. Од новременно Чиано наводил мосты в Великоáританию, чтоáы в случае не оáходимости отойти от Германии. Этот вопрос оáсуждался в Форин-офис, который также рассматривал возможность перемены фронта, если Муссолини удастся направить Германию против СССР35. Дуче действительно написал Гитлеру 5 января 1940 г.: «Решение проáлемы вашего “жизненного простран ства” лежит только в России и нигде áольше»36 . 25 Там же. C. 33. 26 Там же. C. 120. 27 Там же. C. 144. 28 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. I. Roma, 1954. P. 101. 29 Ibid. P. 337. 30 Marzari F. Prospects for an italian-led Balkan Bloc of Neutrals. September–December 1939 // The Historical Journal. Vol. 12. 1970. № 3. P. 767–788. 31 Ciano G. Diario 1937–1943… P. 555. См. также: Ciano G. Discorso alla Camera. 16 dicembre 1939. Tiemme Ed. Digitali, 2008. 32 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. II. Roma, 1957. P. 495–498. 33 Ibid. P. 573. 34 Ibid. Serie IX. Vol. III. Roma, 1959. P. 89–90, 100. 35 Petracchi G. Op. cit. P. 364. 36 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. III. P. 22.

11 января 1940 г. Молотов, принимая посла Германии В. фон Шуленáур га, попросил Германию оказать доáрые услуги для восстановления отношений с Италией37. 10 и 11 марта на переговорах в Риме с Муссолини и Чиано Риá áентроп дважды поднимал вопрос оá улучшении отношений Италии и СССР. 11 марта дуче спросил Риááентропа, не может ли Германия заставить Москву покинуть Балканы и подтвердить это намерение заявлением или каким-лиáо жестом. Это спосоáствовало áы возоáновлению хороших отношений, сначала экономического, а затем и политического характера38. Эту же тему поднял Гит лер на встрече с Муссолини в Бреннере 18 марта. После неё дуче начал пере сматривать политику Италии в отношении СССР39 . Переговоры о достижении итало-советского политического согласия лета 1940 г. В конце мая 1940 г. МИД Германии начал переговоры с Íаркоматом иностранных дел о политическом сáлижении Рима и Москвы и возвращении послов. 26 мая, когда французский фронт áуквально рухнул под ударами вер махта, áританское правительство решило отправить Ф. Рузвельту проект согла шения, который президент США должен áыл представить Муссолини. В этом тексте западные державы предлагали дуче посредничать в áудущих переговорах с Германией для создания прочного и справедливого мира в Европе40 . В конце мая Риááентроп выступил с инициативой итало-советского сáли жения. Итальянский поверенный в делах в Москве Л. Машиа 30 мая сооá щил Чиано, что у Шуленáурга имеется телеграмма, «в которой говорится, что итальянское правительство готово нормализовать свои отношения с советским правительством и отправить посла оáратно в Москву при условии, что прави тельство СССР сделает то же самое»41. Риááентроп поручил послу заинтересо вать Молотова, оставив за ним право договориться о дате опуáликования этого сооáщения и оá отъезде дипломатов. 9 июня 1940 г. послы вернулись в свои представительства в Риме и Москве. Во время áеседы 13 июня, широко осве щавшейся советской прессой42, Молотов спросил, есть ли у Россо конкретные вопросы для оáсуждения, и, похоже, áыл разочарован, когда посол Италии заявил, что у него нет никаких инструкций43 . 16 июня Муссолини предлагал Россо «пойти в политическом плане гораз до дальше, учитывая нынешнее направление русской политики и ликвидацию коммунистического движения на Западе»44. Следующая встреча с Молотовым, однако, áыла назначена до того, как Россо смог получить áолее подроáные ин струкции от Рима. 20 июня он заявил, что главной целью вступления Италии

37 Ibid. P. 66. См. также: Mezzetti F. Fascio e martello. Quando Stalin voleva allearsi col Duce. Guido Relli: memorie di un diplomatico dalla Russia zarista allo sfacelo diplomatico. Milano, 1997. P. 56–57. 38 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. III. P. 452. 39 Ibid. P. 506. 40 Ibid. Serie IX. Vol. IV. Roma, 1960. P. 463. См. также: Gin E. L’ora segnata dal destino: gli alleati e Mussolini da Monaco all’intervento, settembre 1939 – giugno 1940. Roma, 2012. P. 386. 41 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. IV. P. 502. 42 Ibid. Serie IX. Vol. V. Roma, 1965. P. 17–18. 43 Ibid. P. 22. 44 Ibid. P. 26. О положении в коммунистическом движении на Западе и Коминтерне после заключения германо-советского договора 1939 г. см.: Bayerlein B.H. «Der Verräter, Stalin, bist Du!». Vom Ende der linken Solidarität. Komintern und kommunistische Parteien im Zweiten Weltkrieg 1939–1941. Berlin, 2008 (русское издание: Байерляйн Б. «Предатель – ты, Сталин!». Коминтерн и коммунистические партии в начале Второй мировой войны (1939–1941). Утраченная солидарность левых сил. М., 2011).

в

войну áыло завоевание для неё своáоды действий в Средиземноморье, и уве рял в отсутствии агрессивных намерений по отношению к странам ДунайскоБалканского региона45 . Молотов в ответ на заявление Россо сказал, что советское правительство изъявляет готовность на оáмен мнениями по всем вопросам, интересующим оáе страны. По его словам, господству Англии и Франции в Европе приходит конец, и Москва отнюдь не стремится его сохранить. Соответственно усили ваются на международной арене голоса СССР, Италии и Германии46. Среди прочего Молотов «заметным ироническим тоном» подтвердил, что английский посол, после разговоров оá экономических проáлемах, «которые тщетно оáсуждались в течение многих месяцев», предлагал СССР взять на сеáя роль «ведущей державы на Балканах»47 . 25 июня по инициативе советского посла в Риме Í.В. Горелкина Моло тов вновь вызвал Россо. Согласно его сооáщению, СССР считал совершенно справедливым, что Италия должна занимать превосходящее положение в Сре диземном море. С другой стороны, Москва надеялась, что Италия учтёт её ин тересы как главной державы на Чёрном море, и взамен готова áыла признать привилегированную роль Италии в Средиземноморье48. Сооáщения Россо не вызвали áольшого интереса в Риме. 28 июня 1940 г. Чиано принял Горелки на, который позднее пояснил Молотову, что Италия признаёт права СССР на Бессараáию и не имеет там ни политических, ни экономических интересов. В неоáходимом случае Италия áыла готова посоветовать Румынии принять со ветские предложения по этому вопросу49 . 5 июля Россо получил из Рима распоряжение не идти дальше разговоров и не углуáляться в аргументы, представленные советскими государственными деятеля ми50. 22 июля Чиано сооáщил Россо, что Горелкин заявил о готовности СССР воз оáновить торговлю на «иных основаниях», заменив торговые соглашения, истёк шие 31 декаáря 1939 г. Россо, понимая, что «иные основания» могут носить только политический, а не технический характер, оáратился к министру иностранных дел за директивами51. Íа встрече с Горелкиным 24 июля Муссолини подчеркнул, что итальянское правительство рассматривает отношения с СССР как длительные и долженствующие развиваться по пути их дальнейшей нормализации и улучшения52. Касаясь вопроса о Бессараáии, дуче сказал, что вполне понимает Москву, потреáовавшую возвращения того, что Советскому Союзу должно принадлежать по праву. Заявления оá оáщности интересов двух стран контрастировали с прова лом переговоров оá англо-советском союзе и попыткой Франции и Великоáрита нии привлечь Муссолини к коалиции западных держав53 45 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. V. P. 57, 63–68. См. также: Документы внеш ней политики СССР. Т. 23. Кн. 1. М., 1995. C. 355–358. 46 АВП РФ, ф. 06, оп. 2, п. 20, д. 226, л. 24–26 (URL: https://alexanderyakovlev.org/fond/issuesdoc/1010716 (дата оáращения: 15.05.2020)).

47 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. V. P. 59. 48 Ibid. P. 90. 49 Документы внешней политики СССР. Т. 23. Кн. 1. C. 378. 50 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. V. P. 184. 51 Ibid. P. 272. 52 АВП РФ, ф. 06, оп. 2, п. 20, д. 226, л. 24–26 (URL: https://alexanderyakovlev.org/fond/issuesdoc/1010716 (дата оáращения: 15.05.2020)).

53 Di Rienzo E. Il Carteggio Churchill–Mussolini e i Nationals Archives di Londra // Nuova Rivista Storica. 2015. № 99. P. 885–896.

В начале июля У. Черчилль действительно направил Сталину предложе ние о переговорах о совместных действиях по предотвращению «немецкого господства» в Европе, в том числе путём разделения ответственности на Бал канах. Сталин отверг «начинания» áританского премьер-министра, видя в них попытку оáратить СССР против Германии54. 22 августа представитель Вели коáритании С. Криппс предложил áолее широкое соглашение. А.И. Микоян, тогдашний народный комиссар внешней торговли, ответил, что «сейчас не вре мя»55. Молотов подтвердил, что Москва не áудет играть активной роли в слу чае эскалации конфликта56. Свои аргументы в том же духе представил первый заместитель Молотова А.Я. Вышинский57. При этом следует упомянуть, что скрытые переговоры о перевооружении Англии, проходившие между Лондо ном и Римом до вступления Италии в войну, судя по документам, áыли хорошо известны правительству СССР58 . 27 июля Микоян вызвал Россо и, заявив о готовности Советского Союза развивать торговлю с Италией, посчитал неоáходимым «полное» и «исчерпыва ющее» прояснение политических отношений между двумя странами и заклю чение политического соглашения, схожего с советско-германским59. Íесмотря на отсутствие внятного ответа со стороны Рима, 1 августа в своём выступлении в Верховном совете Молотов похвалил отношения с Италией60. 5 августа в раз говоре с Чиано Муссолини вновь с энтузиазмом говорил о Советском Союзе, дойдя в мыслях до неожиданного поворота: достижение «громкого» соглаше ния с Москвой61. Íа следующий день Чиано сооáщил послу в Берлине Д. Аль фьери оá этих намерениях в отношении СССР и подроáно проинформировал о них немецкого посла в Риме Г.Г. фон Макензена. 16 августа Риááентроп на ложил вето на вовлечение СССР в дела Балкан и поручил Макензену сооáщить Чиано, что Германия выступает против заключения каких-лиáо конкретных соглашений между итальянским и советским правительствами62 . 19 сентяáря Риááентроп предложил Муссолини создать трёхсторонний пакт с Японией, подписанный 27 сентяáря. Исходя из желания заключения «Четырёхстороннего пакта», Риááентроп согласился с Чиано по вопросу о раз витии итало-советских отношений, допустив возможность некоторого жеста, который сделал áы отношения между двумя государствами áолее сердечными, но просил изáегать люáой инициативы63. Íа встрече с Чиано 4 нояáря Риááен троп настаивал на том, чтоáы Балканы считались внутренним регионом Оси, из которого Москва должна áыть исключена. Италии не следовало áеспокоиться о гарантиях, предоставленных СССР, потому что в конце войны контроль над 54 Печатнов В.О. Как Сталин и Молотов писали Черчиллю // Россия в глоáальной политике. 2009. № 4. С. 158–168. 55 Документы внешней политики СССР. Т. 23. Кн. 1. C. 528–530. 56 Там же. C. 533–535. 57 Там же. C. 612–614. 58 Оá этом свидетельствуют документы одного из сотрудников Муссолини, министра валют и оáменов Р. Риккарди, хранящиеся в музее Ла Вольфсониана в Генуе: Festorazzi R. Rivelazioni. E Stalin allontanò il Duce dagli inglesi // Avvenire.it. 6.09.2011 (URL: https://www.avvenire.it/agora/ pagine/duce-stalin_201109060902319600000 (дата оáращения: 30.09.2020)). 59 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. V. P. 287. 60 Ibid. P. 320. 61 Mezzetti F. Op. cit. P. 65. 62 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. V. P. 414. 63 Ibid. Vol. VI. Roma, 1986. P. 33.

Средиземным морем позволил áы ей легко контролировать даже Дарданеллы64 . Íа этом фоне пришло известие, что Молотова пригласили в Берлин. Он от правился на переговоры в середине нояáря 1940 г., но эта поездка закончилась неудачей65. Отношения СССР с Германией начали разлаживаться, что не могло не влиять и на итало-советские контакты. От апогея до провала итало-советских переговоров весной 1941 г. Íеудача поездки Молотова показала, что áольше не существует предпосылок для его новых визитов в Германию. В первую очередь отсутствовала гарантия, что Ан тикоминтерновский пакт не áудет носить антисоветского характера, а друже ственные отношения трёх держав (Германия, Италия, Япония) и их договоры с Советским Союзом совершенно не затрагиваются этим соглашением66 . Москва продолжала подавать сигналы о своей заинтересованности во «всегда желанном» политическом сáлижении с Италией67. Íельзя не упомянуть «деликатность и оáъективность», проявленные советскими газетами при описа нии состояния подготовленности Италии к войне, и это, по мнению итальян сих дипломатов, «заслуживает осоáого внимания», ведь áыло áы наивно пола гать, что уже заáылась активная антисоветская кампания итальянской прессы, развернувшаяся во время «зимней войны». Íародный комиссариат оáороны предложил итальянскому военному атташе в частном порядке посетить ряд советских военных частей и учреждений. Его везде ожидал крайне люáезный и учтивый приём, а руководитель Академии им. М.В. Фрунзе даже произнёс сердечный тост во славу итальянской армии и пожелал «всё áольшего сáлиже ния вооружённых сил наших стран»68 . Россо не оставил áез внимания все эти проявления дружеского располо жения и в декаáре 1940 г. предложил устроить в посольстве Италии áанкет в честь Молотова69. Íе áудучи уверенным, что нарком примет приглашение, он поручил тогдашнему посольскому переводчику Г. Релли предварительно оá ратиться к заведующему протокольным отделом Íародного комиссариата ино странных дел В.Í. Баркову. Íа áанкете в резиденции посла – осоáняке Берга 13 декаáря присутствовали около сорока гостей, среди них – Молотов, Мико ян, Вышинский, С.А. Лозовский, С.П. Козырев, Г.Ф. Саксин, Í.Г. Пальгунов, композитор С.С. Прокофьев, послы Германии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Югославии и Дании. Хотя, описывая успех áанкета, Россо áыл сдержан, он не преминул подчеркнуть его политический аспект70 . Íа следующий день Молотов поручил Горелкину передать главе Торгово го управления Джаннини, что советское правительство готово принять в Мо 64 Ibid. P. 32. 65 О поездке Молотова в Берлин см.: Volkov V. Quando Stalin voleva allearsi con Hitler. Le trattative fra Urss e Terzo Reich nel 1940 // Ventunesimo Secolo. 2003. № 3. P. 9–34; Узловые проáлемы новей шей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000. С. 367. 66 См., например, письмо Риááентропа к Сталину от 13 октяáря 1940 г.: РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 296, л. 9–20 (URL: https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1010909 (дата оáра щения: 02.10.2020)). 67 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. VI. P. 234. 68 Ibid. 69 О приёме Молотова и сопровождавших лиц в посольстве Италии – осоáняке Берга см.: Alonzi R., Ljubin V. Villa Berg: la storia eccezionale di un cinquantennio (1898–1949). Dal microcosmo culturale moscovita al macrocosmo politico mondiale // L’Ambasciata d’Italia a Mosca. Villa Berg. Mosca, 2017. P. 124–163. 70 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. VI. P. 278.

скве итальянскую делегацию и начать торговые переговоры, хотя этот вопрос оставался подвешенным ещё с июля71. Ознакомившись с отчётом посла, 26 де каáря Чиано встретился с Горелкиным и сооáщил о желании итальянского правительства глуáже изучить отношения Италии и СССР в сфере политики и экономики72. Рим áыл готов формально признать приоритет интересов Со ветского Союза на Чёрном море и его новые границы. Взамен треáовалось признать доминирование итальянских интересов в Средиземноморье. Одно временно с этим Россо áыло поручено оáозначить готовность к началу пере говоров, оставляя за соáой широкую своáоду действий73. 30 декаáря Молотов принял Россо74 и заявил, что у него возникает следующий вопрос: что понимает итальянское правительство под преоáладанием интересов СССР на Чёрном море. Россо ответил, что он не имеет по этому вопросу точных указаний своего правительства и оáещал направить запрос. Однако в марте 1941 г. итальянская сторона нивелировала политическое соглашение до простого торгового догово

политики Италии в рассматриваемый пери од позволяет подтвердить некоторые прежние выводы итальянской историографии. Как отмечает М. Тоскано, советско-итальянские переговоры в 1940–1941 гг. потерпели неудачу из-за противодействия со стороны Германии и по причине идеологических расхождений «между фашизмом и áольшевизмом»77 . Из выводов Тоскано неясно, подвергался ли итальянской стороной сомнению вопрос о союзе с Германией. Муссолини перед войной стремился к сохране нию внутреннего равновесия Оси. Ему представлялось, что германо-советский пакт о ненападении имеет под соáой прочные основания. Это создавало у него иллюзию, что в ходе войны можно доáиться сепаратного мира между Москвой и Берлином. Ощущая шаткость своего положения в 1943 г., Муссолини пы тался уáедить Гитлера заключить мирный договор с СССР, используя посред ничество Японии. Утром 25 апреля 1943 г., незадолго до своего свержения, Муссолини встретился для этого с японским послом С. Хидака. Можно выдвинуть гипотезу, что между Италией и Советским Союзом в 1939–1940 гг. могла существовать некая оáщность политических интересов. Россо полагал, что СССР видел в сáлижении с Италией «точку опоры» для укрепления своих позиций. Íа деле Москва старалась оставаться в стороне от начавшейся в сентяáре 1939 г. схватки двух коалиций европейских держав. 71 Документы внешней политики СССР. Т. 23. Кн. 2(1). М., 1998. С. 200; Кн. 1. C. 455–456. 72 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. VI. P. 336; Документы внешней политики СССР. Т. 23. Кн. 2(1). C. 237. 73 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. VI. P. 352. 74 АВП РФ, ф. 06, оп. 2, п. 20, д. 229, л. 15–21 (URL: https://alexanderyakovlev.org/fond/issuesdoc/1011131 (дата оáращения: 15.05.2020)). См. также: I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. VI. Doc. 375. P. 361–364.

75

Документы внешней политики СССР. Т. 23. Кн. 2(2). М., 1998. C. 487, 609–610.

76 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. VI. P. 721.

77 Toscano M. Una mancata intesa italo-sovietica nel 1940 e 1941. Firenze, 1953; Serra E. Gli ambasciatori Rosso e Schulenburg e un mancato accordo italo-sovietico (1940–1941) // Rivista di Studi Politici Internazionali. Vol. LX. Aprile 1993. P. 226–238.

привлечение СССР к заключённому Германией, Италией и Япо нией 27 сентяáря 1940 г. Тройственну пакту свело на нет «дружеские» отноше ния СССР и Германии. Крах в достижении итало-советского соглашения по Балканам совпал по времени с переменой позиции Сталина в пользу договора с Великоáританией. До этого казалось, что Берлин и Москва хотели предот вратить сáлижение Италии с Великоáританией, а Италия и Германия пыта лись не допустить сáлижения СССР с áлоком западных демократий. Провал итало-советских переговоров о заключении политического договора устраивал Германию, использовавшую инструменты Оси для укрепления своего союза с Италией. Íа фоне подписания Советским Союзом пакта о ненападении с Германи ей 23 августа 1939 г. и договора о нейтралитете с Японией 13 апреля 1941 г. (оáа эти шага áыли предприняты с целью отдвинуть, хотя áы временно, опасность нападения на СССР двух враждеáных ему соседей на Западе и Востоке и из áежать войны на два фронта) провал попытки заключения договора с Италией показывает, что она не играла тогда для СССР столь же важной роли, как эти два её союзника. История неудавшегося пакта между Италией и СССР не должна рассматри ваться как неудача или успех внешней политики Муссолини. Всё это олицетво ряет соáой старый лейтмотив внешней политики Италии в лиáеральную эпоху её истории, когда принадлежность к áлоку Центральных империй сочеталась со «средиземноморским» сáлижением Италии с Великоáританией и Франци ей. Данный подход, например, находит отражение как в планах Муссолини по поводу так называемой Европейской Директории, так и в заключении им «пасхальных» соглашений с Англией и участии в Мюнхенском сговоре. Совер шенно излишним в этом смысле является спор о самостоятельности внешней политики Муссолини78. Она следовала тем же дипломатическим клише, в со ответствии с которыми итальянские политики усматривали сначала в Россий ской империи, а затем в Советском Союзе главный фактор международного равновесия и одновременно главную причину международной нестаáильности. После провала итало-советских переговоров 1940–1941 гг. СССР превращался для Рима во «врага, сила которого постоянно возрастает», что ставило Италию перед неоáходимостью в ходе Второй мировой войны решать свою соáствен ную судьáу, не дожидаясь поражения Германии79. Поэтому Муссолини пытался доáиться внутреннего равновесия в Оси, надеясь в 1939–1940 гг., что германосоветский договор останется нерушимым, а в 1941–1943 гг., уже после воен ных поражений, выступая за заключение сепаратного мира между Германией и СССР. 78 О дискуссии о самостоятельности внешней политики фашистской Италии см.: Vigezzi B. Politica estera e opinione pubblica in Italia dal 1919 al 1940. Orientamenti degli studi e prospettive della ricerca // Opinion publique et politique extérieure en Europe. II. 1915–1940. Actes du Colloque de Rome (16–20 février 1981). Rome, 1984. P 81–136. См. также: Lefebvre D’Ovidio F. L’Italia e il sistema internazionale: dalla formazione del governo Mussolini alla grande depressione Roma, 2016. Vol. I. P. 240; Quartararo R. Roma tra Londra e Berlino. La politica estera fascista dal 1930 al 1940. Roma, 2001. 79 I Documenti Diplomatici Italiani. Serie IX. Vol. X. Roma, 1990. P. 416; Alonzi R. Stalin e l’Italia 1943–1945. Diplomazia, sfere di influenza, comunismi. Soveria Mannelli, 2013. P. 21–22.

Согласно

основополагающему

защищённой Кроппом в 2018 г.

Материал

конфликтов интересов в северной ча сти Тихого океана рассматриваются в трудах М. Винклер и Р. Киндлера1 . Основная часть рецензируемой раáоты делится на пять тематических глав, логическая последовательность которых задана в самом названии книги и раскрывается во введении. Взаимосвязь между колониальной, имперской и глоáальной историей представлена здесь в виде трёх кон центрических кругов: средний уро вень рассмотрения оáразует империя, соединяя таким оáразом расположен ную внутри этого конструкта колонию с трансрегиональной перспективой глоáальной истории. Соответственно, в первых двух главах, посвящённых áытовавшим в политических элитах России и США представлениям оá Аляске, читатель перемещается с áерегов Тихого океа на в Санкт-Петерáург и Вашингтон. Центральной темой главы «СанктПетерáург и Аляска: мотивы и акторы российской колониальной политики» является неоднозначная стратегия, вы áранная российским правительством для утверждения своих интересов на северо-западном поáережье американ ского континента. Как считает Кропп, амáициозная риторика российских элит вполне соответствовала логике имперской территориальной политики раннего Íового времени и имела це лью отпугнуть проникавших в Север ную Пацифику внешних соперников: Испанию, Францию, Великоáританию и, несколько позже, США. Оáлада ние заморской колонией позволяло России войти в круг великих нацийпервооткрывателей, что, в свою оче редь, должно áыло подчеркнуть ев ропейскость страны. По мнению автора, это подтверждается выáран ным форматом управления Русской Америкой. Организацию, функции и полномочия полукоммерческая Российско-американская компания

(РАК) позаимствовала у áританской торговой Компании Гудзонова залива. Автор полагает, что для России áогатая ценными ресурсами террито рия осталась прежде всего «проекци онной поверхностью для её имперских утопий» (s. 10). Петерáургским элитам в итоге не хватало ни политической заинтересованности, ни решительно сти и ресурсов для полноценной интеграции своих заокеанских владений в имперскую систему. Северотихоокеанский áассейн в целом и Аляска в частности редко попадали в центр внимания Зимнего дворца. Для вла стей Дальний Восток являлся лишь одной из многих периферий, и на внутрироссийском уровне не выдерживал конкуренции: áолее приоритетными оказывались покорённые террито рии в Восточной Европе и Средней Азии. Кропп отмечает, что «Русская Америка заметила лишь две короткие волны эйфории» (s. 39) – второе от крытие Америки «русским Колумáом» Витусом Берингом (1741) и учрежде ние РАК для консолидации владений (1799). Впоследствии это окончатель но превратилось в стандартный ко лониальный проект, основными це лями которого являлись повышение престижа и международного авторитета России через вхождение в круг европейских держав-владелиц заоке анских колоний, а также пополнение казны за счёт приносившей огромные приáыли охоты на калана. При этом колония ни в коем случае не долж на áыла порождать внешнеполити ческих проáлем: ни Александр I, ни его преемники

янами, чем этническими русскими, привыкшими к лишениям, суровому климату и зачастую пренеáрежитель ному к ним отношению со стороны руководства РАК. Поскольку женщи ны в этой категории колонистов áыли исключением, мужчины нередко всту пали в áрак с туземками, перенима ли их уклад жизни и в конце концов сливались с коренным населением настолько, что экипажи иностранных судов, приплывших к русским посе лениям на Аляске, едва различали их по национальному признаку. Пер вое русское кругосветное плавание в 1804 г. оáеспечило морской путь из Санкт-Петерáурга в Русскую Амери ку. Теперь заморская колония стала áлиже к столице: по времени (дорога через Сиáирь занимала полтора года, а следовавшие через мыс Горн или мыс Доáрой Íадежды мореплавате ли преодолевали расстояние за шесть месяцев), но прежде всего менталь но. По новому маршруту на кораáлях таких знаменитых капитанов, как И.Ф. Крузенштерн, Я.Ф. Лисянский или О.Е. Коцеáу, в колонию приáы ли другие россияне – прежде всего «получившие прекрасное оáразование полиязычные приáалтийские немцы дворянского происхождения» (s. 90), представители управленческой элиты РАК. В следующих

меняется.

с

Аляски» читатель сопровождает глав ного правителя колоний в Америке капитана флота Ф.П. фон Врангеля с супругой в Санкт-Петерáург после истечения срока его контракта с РАК в 1835 г. В то время выáранный им для возвращения в Европу маршрут через Сан-Франциско, Мексику и ÍьюЙорк áыл новинкой, в связи с чем Кропп назвал решение фон Врангеля символом «прогрессирующей консо лидации Америки как целостного про странства действия» (s. 105). В главе «Мечта оá Америке: рус ская жизнь на колониальной Аляске» читатель, наконец, достигает проти воположных евразийскому матери ку áерегов Тихого океана. В первых российских поселениях на островах Афогнак и Кадьяк, полуострове Ке най, а затем в столице Русской Аме рики Íовоархангельске колонисты сталкивались со средой оáитания, рез ко отличавшейся от áытовавших в пе терáургских правительственных кругах колониальных фантазий и нарративов о несении цивилизаторской миссии. Основываясь на дневниках и письмах представителей колониальной эли ты, Кропп рисует мрачную картину тяжёлого áыта, постоянной áорьáы за выживание и сложных отношений как с коренными народами Аляски, так и с представителями других дер жав. «Плохо оснащённые и катастро фически недоснаáжаемые, русские на Аляске влачили весьма áезрадостное существование», – так звучит вердикт Кроппа о Русской Америке, «которой как таковой никогда не áыло» (s. 147). Впятойглаве«Контакт,конфликт, кооперирование: русские и амери канцы на Тихом океане» рассматри ваются русские колонии форт Росс в Северной Калифорнии (1812–1841), форт Елизаветы на принадлежащем гавайскому архипелагу острове Кау аи (1815–1818), а также проект соз дания поселений вдоль р. Колумáия

(1811–1818). Все три попытки оáосно ваться в климатически áолее пригод ных для сельского хозяйства регионах североамериканского континента не увенчались осоáым успехом, что, по мнению Кроппа, только подтвердило существование фатальной пропасти между колониальными ожиданиями и реалиями на краю империи. Автор считает, что Петерáург в 1867 г. решил отказаться от своей «мечты оá Амери ке» именно потому, что уверенность в культурном превосходстве и запал имперской риторики вытеснялись не конкурентоспосоáностью, лишениями и страхами. В исследовании чередуются ма кро- и микроисторические уровни. Увеличивая масштаá рассмотрения, Кропп вплетает историю североти хоокеанского áассейна в глоáальные, имагинативные и физические процес сы территориализации. Проведение сравнительного анализа экспансии США на северо-западное поáережье американского континента и россий ского колониального проекта спо соáствовало оáращению к ряду áолее глоáальных проáлем, фигурирующих не только в историографии Аляски. Среди прочего Кропп задается во просами о роли и судьáе Аляски как театра столкновения и «сáалансирова ния различных международных инте ресов» (s. 32), а также о том, следует ли признать единственную заокеан скую колонию Российской империи уникальным случаем или аномалией, тут же отрицая эти версии (s. 31–32). Автора интересует соотношение меж ду частной

проáлема.

ственно, логическим продолжени ем Сиáири. С другой стороны, его утверждения, что по статусу заоке анские владения никогда не отлича лись от других периферий империи, малоуáедительны, хотя и многослов ны. В самой аргументации Кроппа доминирует несколько иное видение. И. Виньковецкий считает Аляску осо áымслучаемкаквгеографическом,так и в административно-политическом отношении4. По его мнению, аутсор синг – передача управления террито рией в руки полукоммерческой орга низации – отличал русскую колонию в Америке от остальной части импе рии. Таким оáразом, отрицание тезиса оá «экзотизации Русской Америки» (s. 22) превращается у Кроппа лишь в формальность; трудно не заметить, что автор во всём остальном согласен с рассуждениями Виньковецкого. Это в первую очередь касается главной ги потезы исследователя о так называе мом дешёвом империализме5. Кропп соглашается, что для имперских чи новников возложение ответственности за Аляску на РАК оказалось наименее рискованной формой колониализма, так как в случае неудачи компания могла стать козлом отпущения6. По его версии, российские колонисты на Аляске столкнулись с невыполнимой задачей осуществления экономиче ских и цивилизаторских треáований áез надежды на защиту со стороны правительства (s. 51). Разница весьма невелика, осоáенно если учесть, что после 1799 г., когда РАК получила от Павла I официальную монополию

ную, хотя

занные с ней порой эмоциональ ные деáаты подроáно представлены в англо-американской и осоáенно в российской исторической науке7 . Однако в немецкоязычной историо графии изучение русского прошлого Аляски не относится к традиционным оáластям русистики, тема совсем не давно начала привлекать к сеáе осо áый интерес. Уже по этой причине, прочитав монографию Кроппа, мы получили немало, но в то же время, я предполагаю, и не совсем то, что ав тор хотел донести до читателя.

lehrstuehle/geosteuropas/geschichte-osteuropas-1/ personen/robert-kindler).

2 Osterhammel J., Jansen J.C. Kolonialismus. Geschichte. Formen. Folgen. München, 2012.

3 О судьáе фондов утраченного после упразднения организации архива РАК см.: Ермолаев А.Н., Петров А.Ю. Документы Российскоамериканской компании в архивохранилищах России // Отечественные архивы. 2009. № 5. С. 46–52.

4 Виньковецкий И. Русская Америка: зао кеанская колония континентальной империи, 1804–1867. М., 2015.

5 Оá этом термине см.: Виньковецкий И. Русская Америка: административный экспери мент Российской империи // Polit.RU. 2015. 2 де каáря (URL: https://polit.ru/article/2016/07/10/ lecture_vinkovetsky/).

6 Виньковецкий И. Русская Америка: зао кеанская колония… С. 25. 7 История Русской Америки (1732–1867). В 3 т. / Отв. ред. Í.Í. Болховитинов. М., 1999. См. также: Гринёв А.В. Аляска под крылом дву главого орла (российская колонизация Íового Света в контексте отечественной и мировой истории). М., 2016; Black L. Russians in Alaska: 1732–1867. Fairbanks, 2004. Андрей Мамонов

1 Winkler M. Das Imperium und die Seeotter. Die Expansion Russlands in den nordpazifischen Raum, 1700–1867. Göttingen, 2016; Kindler R. Robbenreich. Russlands fragmentierte Autorität und transnationale Ressourcenkonflikte am Nordpazifik (Manuskript der Habilitationsschrift) (URL: https:// www.geschichte.hu-berlin.de/de/bereiche-und-

Andrey Mamonov (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow)

Если верить свидетельству гр. А.Д. Íессельроде, последнее, что сказал, умирая, его дед: «Будьте в сво ей жизни такими же счастливыми, как я! Прощайте!» (с. 332). Действи тельно, гр. К.В. Íессельроде (1780–1862) выпало редкое счастье. Сын ти тулованного дипломата, кочевавшего áез явных провалов и выдающихся до стижений по европейским столицам, он сделал в чужой для него поначалу стране (в которой впервые оказался

в 16 лет) áлестящую карьеру: снискал милость четырёх царей, 50 лет состоял статс-секретарём,40летуправлялМИД

самооáладание. Íикогда не áедствуя, а после женитьáы в 31 год располагая огромным состоянием, он умел насла ждаться жизнью – систематическим трудом, музыкой, живописью, путеше ствиями, изысканной кухней и оран жереей, семейным счастьем с женой, отличавшейся тяжёлым характером, однако не только хорошо ладившей с мужем, но и во многом разделявшей его мироощущение и интересы. При этом около полувека ему доводилось находиться в центре крупнейших со áытий, происходивших в Европе от Тильзитского до Парижского мира, тесно оáщаться с их ключевыми участ никами и самому áыть одним из них. Такая судьáа, казалось, не мог ла не привлечь внимание современ ников и потомков. Между тем в оте чественной историографии, как ни странно, давно и прочно закрепились даже не критические, а как раз «не критические», односторонние хули тельно-уничижительные оценки Карла Васильевича. Славянофилы и пансла висты нещадно áранили его в письмах и дневниках (которые так ценят исто рики) за чрезмерную преданность Ав стрии и нежелание отождествлять госу дарственные интересы с «народными» и «племенными» («славянскими»). Профессор М.П. Погодин, áредивший разделом Османской и Австрийской империй, оáразованием Славянского союза и т.п., в апреле 1854 г. утверж дал, что для гр. Íессельроде «Россия не знакомее Китая», а «русская политика» канцлера «оказалась очевидно несосто ятельною и… не принесла нам ничего, кроме вреда». Она áудто áы «приноси ла в жертву все свои, самые дорогие, кровные интересы, отказываясь от свя щеннейших чувствований», и «всё для Европейского порядка, который áыл, кажется, высшею, единственною её целию». В итоге «народы возненавиде ли Россию, а их правительства дружно выступили против неё»1 .

«Воплощённой áездарностью» изоáражал гр. Íессельроде С.С. Татищев, со скандалом покинувший в 1877 г. МИД, где прослужил всего несколько лет, но ставший затем одним из наиáо лее ярких исследователей и интерпре таторов дипломатии Íиколая I и Алек сандра II (с. 6–7, 21–22). Со второй половины 1880-х гг. Сергей Спири донович, дистанцировавшийся как от «легитимистов», так и от панслави стов, выступал, по удачному выраже нию А.Э. Котова, «пропагандистом франко-русского сáлижения», и это не могло не отразиться на его отношении к графу, дорожившему австро-русскопрусским союзом2 . Íаконец, уже в СССР пренеáре жительную характеристику канцлеру дал в своей знаменитой «Крымской войне» академик Е.В. Тарле, чьи оцен ки потом не раз повторялись другими. Правда, в середине XX в. едва ли он мог позволить сеáе иначе отзываться о царском министре, имевшем к тому же репутацию «космополита». Íеудивительно, что тот предстал перед читателями как «ограниченный чело век», который, áудучи даже «склон ным к миру», мог только «угождать и лгать», угадывая желания монарха3 . В то же время пушкинисты, начиная с П.Е. Щёголева, указывали на дружáу Ж. Дантеса и Л. Геккерна с графиней М.Д. Íессельроде, что, конечно, áро сало тень и на её супруга (с. 87). Весьма непривлекательно выгля дел граф и в художественной литера туре. Ф.И. Тютчев, считавший сеáя недооценённым дипломатом, спол на отомстил áывшему начальнику в едких эпиграммах. Прозаикам, от Ю.Í. Тынянова

его

научной áиографии. Лишь с конца XX в. стали выходить посвящённые ему очерки и статьи, в которых усто явшиеся оценки понемногу смягча лись и корректировались (с. 43–50). Более того, в них уже признаётся, что граф áыл «видным руководителем дипломатической служáы империи», причём оставался «адекватен своему месту и времени по меньшей мере 30–35 лет» (с. 50)4. Кажется, этот рекорд с тех пор так никем и не превзойдён. Уже поэтому выпущенная в свет в 2021 г. книга профессора Í.П. Тань шиной «К.В. Íессельроде: искусство áыть дипломатом» является долгождан ным, оригинальным и новаторским ис следованием. Причём это очень смелая раáота, деликатно и уáедительно ставя щая под сомнение многие привычные, въевшиеся в сознание предрассудки, подкреплённые к тому же авторитетом маститых учёных как дореволюцион ного, так и советского времени. Решить столь непростую задачу автору, áезус ловно, помогло глуáокое погружение в историю международных отношений первой половины XIX в. Таньшина известна своей фундаментальной мо нографией о внешней политике ЛуиФилиппа5, первыми в отечественной историографии оáстоятельными научными áиографиями кн. Д.Х. Ливен и Ф. Гизо6, а также замечательным очерком о К.О. Поццо ди Борго7. Эти труды словно áы исподволь, с разных сторон подводили исследовательницу к фигуре гр. Íессельроде. Однако его долгую жизнь и много стороннюю деятельность, отразившу юся в огромном

документов, едва ли можно áыло сразу охватить во всей полноте. Íе случайно никто ещё за это не áрался. Достижение подоá ной цели потреáовало áы, вероятно, не одного десятилетия. И книга Таньши ной «вовсе не претендует на полную áиографию К.В. Íессельроде» (с. 56). Сужая и делая оáозримыми рамки

своего исследования, Íаталия Петровна отмечает: «Опираясь на пись ма графа Íессельроде, прежде всего неофициального, частного характера, адресованные áлизким и друзьям, мне хотелось раскрыть его личность, выс воáодить его, насколько возможно, от штампов и стереотипов, и позволить говорить ему самому» (с. 57). Такую возможность дают прежде всего незавершённые воспоминания и 11 томов писем и áумаг канцлера, изданные его внуком в Париже в на чале ХХ в.8 Они и лежат в основе кни ги. Конечно, историки оáращались к ним многократно, но оáычно они использовались лишь фрагментарно, и никогда раньше им не уделялось такого внимания. Íо это, разумеется, не единственный источник. Таньшина также анализирует тексты, извлечён ные из фондов АВПРИ (ф. 133, 137, 184) и ГА РФ (ф. 728), документаль ные сáорники и журнальные пуáли кации, дневники, мемуары и письма современников графа, пуáлицистиче ские произведения. С áольшим уважением автор цити рует мнения своих предшественников, порою соглашаясь, порою полемизи руя с ними. Она не просто учитывает их наáлюдения и выводы, но находится впостоянномдиалогекаксдавноушед шими историками, так и с ныне здрав ствующими коллегами – О.Р. Айрапетовым, О.В. Анисимовым, В.В. Де гоевым, Í.С. Киняпиной, Е.П. Кудрявцевой, В.Б. Михайловым, А.А. Ор ловым, А.В. Ревякиным, М.-П. Рэй, С.С. Татищевым, Е.В. Тарле, А.В. Чер новым и др. Это придаёт монографии не только дискуссионность, но и неко торые черты «круглого

с Александром I и Íиколаем I, а так же с русскими и европейскими дипло матами (прежде всего – кн. А.М. Гор чаковым, гр. И.А. Каподистрией, кн. К. Меттернихом и К.О. Поццо ди Борго), с кн. Ливен и гр. М.Д. Íес сельроде,иуправлениеформирующимся МИД, и характеристика Венской систе мы, Священного союза и конгрессов пентархии в 1818–1822 гг., и поиски решения «восточного вопроса», и логика внешней политики России в период революций 1830 и 1848 гг., и потрясения Крымской войны, и ос мысление причин и последствий по ражения в ней. Причём, касаясь этих тем, исследовательница не раз оказы валась в затруднительном положении: заявления и поступки гр. Íессельро де зачастую неотделимы от истории русской дипломатии его времени, но погружаясь в её оáстоятельства, легко выпустить из виду, потерять за пере говорами великих держав соáственно личную позицию канцлера и его роль в описываемых соáытиях. В целом, при изложении материала Таньшиной мастерски удаётся сохранять áаланс между политическим и человеческим. Конечно, при этом нельзя áыло вовсе изáежать тех или иных лакун и некоторой недосказанности. Так, слишком áегло говорится о служáе гр. Íессельроде в Париже в 1807–1811 гг. и о том, как он воспринимал расстановку сил и внешнеполитиче ские интересы держав в эпоху наполе оновских войн, когда происходило его становление как дипломата. Кстати, освещая этот период деятельности гра фа, Таньшина упоминает, что именно ему «через известного дипломата гра фа Г.А. Строганова удалось доставить в Петерáург важный документ – за писку министра иностранных дел Франции Ж.Б. Шампиньи от 16 марта 1810 года, адресованную Íаполеону». Как пишет исследовательница, «этот документ имел áольшое значение для

выяснения истинных целей внешней политики Íаполеона относительно России» (с. 75). Íо, к сожалению, не указано, что с тех пор «оригинальный тест записки так и не áыл найден во французских архивах» и, «возможно, записка являлась фальшивкой, про данной за деньги Ш.М. Талейраном русскому дипломату»9. Иными сло вами, вполне вероятно, что речь шла о масштаáной дезинформации Петер áурга, инициированной сторонниками русско-французского столкновения в Париже. В какой мере осознавал это áудущий канцлер, или он просто ока зался посредником и орудием в áолее ловких руках? Анализируя отношения графов Íессельроде и Каподистрии, Таньши на уáедительно показывает, что, не смотря на различные оттенки их взгля дов, «серьёзных идейно-политических разногласий между ними не áыло». Íе наáлюдалось и острого внутриве домственного соперничества, напро тив, разделение оáязанностей скорее оáлегчало положение каждого из них и отнюдь не мешало взаимному уваже нию (с. 150–153, 179–183). Íо с чем же тогда áыли связаны представления о «смертельной вражде» между ними, которые «получили широкое распространение как в оáщественном мне нии, так и в историографии»? Иссле довательница полагает, что в основе их – рассказы кн. Горчакова, «запи санные за ним одним неизвестным автором в Íицце в 1881 и 1882 годах» и опуáликованные в 1883 г. в «Русской старине» (с. 153). В этих же «рассказах» гр. Íессельроде áыла приписана фраза: «Мы зна ем только одного царя, нам нет дела до России» (с. 262). Комментируя её, Таньшина уже решительно утвержда ет, «что это фальсификация, посколь ку данное “высказывание Горчакова”, на мой взгляд, совершенно не созвуч но тем мыслям о России и её нацио-

нальных интересах, которые содер жатся в оáширной переписке графа Íессельроде» (с. 262–263). Íо ведь даже если Карл Васильевич и не го ворил никогда данных слов, это ещё не является свидетельством фаль сификации горчаковских рассказов. Тем áолее что записаны они áыли не «одним неизвестным», а самим изда телем «Русской старины» М.И. Семевским (в пуáликации он представ лен как «М.-ский», но редакторские примечания не оставляют никаких со мнений в том, кто именно áеседовал с кн. Горчаковым)10. У него áыл áо гатый опыт фиксации подоáных раз говоров с видными государственными деятелями и не имелось ни малейшей заинтересованности что-лиáо фальси фицировать. С его соáеседником всё оáстояло несколько сложнее. Князь с конца 1870-х гг. находился не про сто в преклонном возрасте, а в состоя нии прогрессирующей деменции, хотя в воспоминаниях о юности это прояв лялось, видимо, не так резко, как на официальных совещаниях11. Характер но, что тот же Семевский не исключал неточностей в самих рассказах (но не в передаче сказанного) и вскоре охот но опуáликовал их «опровержение», составленное гр. Д.К. Íессельроде12 . Íо,скореевсего,кн.Горчаковдале ко не случайно заговорил о «смертель ной вражде» между статс-секретарями Александра I. Íе следует заáывать, что и другой áывший сотрудник гр. Капо дистрии – гр. Д.Í. Блудов станет упор ным оппонентом и недоáрожелателем гр. Íессельроде (и одним из распро странителей писем Погодина в выс шем оáществе). По-видимому, впол не корректные (во всяком случае, до 1822 г.) отношения двух графов (отразившиеся, в частности, в доверитель ных письмах гр. Íессельроде к жене) не исключали соперничества и даже вражды их канцелярий, сохранившей ся потом на протяжении десятилетий.

Вопреки привычному в историо графии противопоставлению двух по следних канцлеров Российской импе рии, Таньшина, опираясь на мнение гр. А.Д. Íессельроде, пытается най ти у них нечто оáщее: привязанность к преданиям и нравам XVIII в., утон чённую вежливость, пренеáрежение модой и т.д. (с. 323–324). Пожалуй, можно áы доáавить ещё недостаточно твёрдое владение русским языком (но тут впечатления современников не всегда совпадают). Однако отличия между ними всё же гораздо существен нее: это и жизненный опыт (один с юности находился в центре áольшой политики, второй до 56 лет – на тре тьих ролях), и стиль жизни (сочетание умеренности с привычкой к роскоши у одного и крайняя скупость у друго го), и семейные отношения (крепкие узы, 37 лет связывавшие графа с же ной, и скандальные похождения кня зя), и манера держаться (скромность при чувстве соáственного достоинства и áолезненный нарциссизм), и спосоá ведения дел (совершенно немыслимые для гр. Íессельроде попытки кн. Гор чакова вести соáственную полити ку, не всегда совпадавшую с импера торской), и оáстоятельства отставки, и положение в последние годы жизни, и проч. Сáлижая гр. Íессельроде с его преемником, Таньшина в то же вре мя старается всячески вывести своего героя из тени кн. Меттерниха. Анали зируя их контакты, исследовательни ца соглашается с Кудрявцевой в том, «что если поначалу они действитель

причём не только аристократические вкусы и умеренность в повседневной жизни, но и определённые романтиче ские нотки в мировоззрении, которые проскальзывают в книге, но треáуют áолее подроáного рассмотрения. Заметно выиграл áы текст и от расширения материала, связанного с тем, как гр. Íессельроде и его по литику воспринимали европейские дипломаты. Таньшина приводит сви детельства О. де Брэ, К. Фитцтума фон Экштедта и др., но этот круг, вероятно, может áыть заметно до полнен французскими, áританскими, австрийскими и прусскими государ ственными деятелями. А их суждения спосоáны показать графа с неожидан ной стороны. В этом уáеждает, в част ности, процитированный в книге от зыв О. фон Бисмарка, для которого гр. Íессельроде, по-видимому, навсегда остался одним из символов Оль мюца. «Этот дьявол в оáлике малень кого человечка мне всегда áыл глуáоко антипатичен, – признавался создатель Германской империи. – Он оáладал спосоáностью так спокойно и манерно вести разговор, что мы áыли вынужде ны, из уважения к его возрасту и ради поддержания оáщей позиции, отка зываться от своих самых действенных аргументов. Всякое оáсуждение стано вилось невозможным. Он áыл одним из дипломатов канцелярии и салона, каких áольше, к счастью, нет» (с. 327). Тут в самом раздражении чувствуется гораздо áолее сильное признание ма стерства, чем в иных дифирамáах. К сожалению, в монографии встречаются некоторые неточности. Так, в ней говорится, что «именно деятельность Священного союза ста ла одним из главных упрёков в адрес Íессельроде со стороны лиáераль ной оáщественности, оáвинявшей его в проведении консервативной поли тики, направленной на áорьáу с ре волюционным и освоáодительным

движением в Европе» (с. 157). Это не вызывает возражений. Однако, следуя за пуáлицистами XIX в., историк по неволе воспроизводит закрепившуюся в историографии путаницу, когда под «Священным союзом» подразумевают ся и монархи, подписавшие 14(26) сен тяáря 1815 г. туманно-мистический Акт о его оáразовании и присоединившие ся к нему, и конгрессы пяти великих держав (формально не имевшие к этой декларации никакого отношения и со áиравшиесянаоснованииШомонского и Парижского договоров), и вдоáавок русско-австро-прусский союз, офор мившийся в 1833 г. В целом же, «Свя щенный союз» нередко рассматривает ся как синоним «системы Меттерниха» и «реакции», направленной на пода вление национальных и революцион ных движений (в том числе и с помо щью иностранной интервенции), о чём в Акте 1815 г. не áыло и речи. Между тем в 1818–1822 гг. тот же Меттер них ни разу не упоминал о «Священ ном союзе» на конгрессах пентархии, в которых участвовали и представите ли Англии, к Священному союзу, как известно, не присоединившейся. Íа неоáходимость учитывать и, по воз можности, устранять столь странную «подмену терминов» уже указывалось историками13. Тем не менее «конгрес сы Священного союза» в современной научной литературе продолжаются. «Ещё одним основанием для упрё ков в адрес К.В. Íессельроде» Таньши

Проливов

Черноморское поáережье России оказалось незащищённым пе ред лицом угрозы со стороны морских держав» (с. 239). Однако из проведён ного ею анализа оáстоятельств, свя занных с заключением конвенций, видно, что Ункяр-Искелессийский договор, при всей его выгодности для России, не мог предотвратить усиле ния в Константинополе позиций Англии и Франции, а по мере того, как их влияние на Османскую империю становилось преоáладающим, лю áые оáещания султана превращались в фикции. Договариваться всё равно приходилось уже с Лондоном и Пари жем. Конвенции 1840–1841 гг., соáственно, и представляли соáой первую попытку достичь такой договорён ности. Причём в тот момент русской дипломатии удалось не только разъ единить, но и столкнуть западные державы, что являлось несомненным успехом (с. 224–240). Прочно же за крыть проливы могла лишь успешная военно-морская операция, осущест влённая с согласия по крайней мере двух или трёх великих держав. И по иски путей сáлижения с Великоáри танией, возоáновившиеся в середине 1840-х гг. (с. 250–260), представляются весьма симптоматичными. Таньшина показывает, что при Íиколае I гр. Íессельроде áыл не áез ликим исполнителем воли монарха, а полноценным и незаменимым по мощником, позволявшим сеáе выска зывать мнения, не совпадавшие с цар скими (с. 281–282, 335–339). Однако при этом немного стушёвывается одно оáстоятельство, описанное, но не по лучившее развития в книге. Алек сандр I, по сути, не посвящал своего áрата в международные дела, и знако миться с ними Íиколаю I пришлось уже после вступления на престол. Между тем ещё в 1816 г. гр. Íессельро де по поручению императора составил для соáиравшегося посетить Англию

вел. кн. Íиколая Павловича записку о áританских порядках, учреждениях и осоáенностях (с. 154–157). Иными словами, áудущий царь с юности при слушивался к графу и в чём-то у него учился. В начале 1826 г., резко акти визировав внешнюю политику импе рии, Íиколай I áыл совершенно не подготовлен к руководству ею. В этой далеко не спокойной оáстановке, на фоне тянувшегося следствия над мя тежниками, советы и разъяснения гр. Íессельроде, касавшиеся положе ния в Европе и на Востоке, приоáре тали осоáую ценность. А его умение оставаться в тени, повышая, точнее –создавая авторитет молодого, энер гичного и инициативного монарха, вооáще не имело цены. Вероятно, их взаимодействие в первый год нового царствования заслуживает дополни тельного и самого пристального изу чения. Скорее всего, оно должно áыло заметно отразиться и на их дальней шем сотрудничестве. Последние восемь лет, проведён ные гр. Íессельроде во главе МИД, оказались наиáолее драматичными. Россия столкнулась с волной евро пейских революций, затронувших в том числе союзные государства (Австрию и Пруссию) и родственные Императорской фамилии герман ские династии, вскоре оáострилась áорьáа за влияние в Османской им перии, приведшая к прямому стол кновению сперва с Турцией, а затем и с англо-французской коалицией. Изложение этих соáытий в книге ино гда может вызвать недоумение. Так, на основании фразы, которая «является апокрифом» («по коням, господа, во Франции революция!»), утверждается, áудто в начале марта 1848 г. Íиколай I «áыл готов защищать ненавистного ему Луи-Филиппа» (с. 264)14. Уступ ки Фридриха-Вильгельма IV áерлин ским «лиáералам» оáъясняются его желанием «изáежать участи Меттер

ниха» (с. 268), áежавшего в Англию, а не опасением изоляции, грозившей Пруссии в охваченной революциями Германии. Про Ольмюцкое соглаше ние, подписанное 30 нояáря 1850 г. главами правительств – кн. Ф. Швар ценáергом и áароном О.Т. фон Ман тейфелем, почему-то сказано, что его подписали 29 нояáря «прусский король и австрийский император» (с. 276). Однако оáщая атмосфера и основные тенденции того времени переданы автором верно. Таньшина справедливо отмеча ет, что стремление Íиколая I и его канцлера к подавлению революци онного áрожения (чреватого, как хорошо помнили их поколения, Большой европейской войной) и вос становлению áаланса сил и интересов в Германии оáъяснялось заáотой не столько о принципах легитимизма и чувствах Гаáсáургов, сколько о ста áильности западной границы Россий ской империи, сохранении спокой ствия в гуáерниях Царства Польского и на Дунае. Разгром венгерской ре волюции áыл жизненно неоáходим Российской империи именно из этих сооáражений и совершенно незави симо от той или иной степени «áла годарности» австрийцев. Вопреки распространённым представлениям, русские войска в 1849 г. воевали от нюдь не за них (хотя и по их просьáе и приглашению). Тут, казалось áы, нельзя пройти мимо того, как и в какой мере ко ординировались шаги и планы воен ного и дипломатического ведомств. И, в частности, в каких отношениях находились гр. Íессельроде и гене рал-фельдмаршал кн. И.Ф. Паскевич. Однако эта тема практически пол ностью осталась за рамками книги. К сожалению, в ней не использована монография А.А. Кривопалова, рас крывающая военные аспекты внешней политики России 1848–1856 гг.15

В целом, хотелось áы лучше понять место гр. Íессельроде в кругу николаев ских сановников, связи с которыми не посредственно влияли на деятельность канцлера. Среди них – и кн. А.И. Чер нышёв, и гр. А.Ф. Орлов, и гр. П.Д. Ки селёв,икн.А.С.Меншиков,идр.Скупо сказано и о контактах графа с русскими дипломатами, за исключением Поццо ди Борго, портрет которого явно выделяется на оáщем фоне. Íо даже áарон П.К. Мейендорф, многолетний кон фидент и соавтор канцлера, едва ли не áлижайший его сотрудник, толком не представлен читателям, не говоря уже о товарище министра Л.Г. Сенявине, áароне Ф.И. Бруннове, гр. П.П. Па лене, Í.Д. Киселёве, Д.П. Татище ве, гр. М.И. Хрептовиче и др. Íе ме нее люáопытно áыло áы узнать о том, как складывалась раáота графа с теми, кого можно назвать его «учениками». И здесь прежде всего вызывает интерес фигура áарона А.Ф. Будáерга, которо го, как толковали и в России, и за ру áежом, канцлер áудто áы готовил сеáе в преемники. Всё это в той или иной мере важ но для понимания того, с чем гр. Íес сельроде подошёл к испытаниям 1853–1856 гг. По мнению Таньшиной, «áыло áы неверно снимать с него полностью ответственность за войну», посколь ку «он стоял во главе Министерства иностранных дел, а следовательно проигрыш российской дипломатии в поединке с западноевропейскими партнёрами должен áыть отнесён и на его счёт» (с. 320). Однако исследова тельница оáоснованно отвергает упрё ки в том, áудто

в Италии полностью подтвердили этот прогноз18 . Гр. Íессельроде предвидел, что император французов áудет искать «опоры в революционных страстях или в угнетённых национальностях» и даже спосоáен попытаться «захва тить левый áерег Рейна», т.е. затеять войны с Австрией и Пруссией, кото рые неизáежно затронули áы положение России. Поэтому Александру II рекомендовалось лишь «оáнадёжить Францию, что мы воспротивимся вся кой европейской коалиции, какую áы Англия вздумала против неё напра вить». Однако «идти далее áыло áы неосторожно». Оáещания Бонапарта, к тому же тесно связанного союзом с Англией, не стоили того, чтоáы «под рывать наши доáрые и полезные сно шения с Пруссией или растравлять те, какие мы имеем с Австрией», которую «неоáходимость заставляет, и надолго ещё áудет нас заставлять её щадить», поскольку «с раздела Польши между Россиею, Австриею и Пруссиею уста новилось взаимосохранение интере сов, соáлюдение коего, из этих трёх держав, наинеоáходимее именно для нас». Íапоминая, что в 1830–1831 гг. «польское восстание послужило тому достаточным доказательством», граф спрашивал: «Да и в последнее время коалиция, вызванная под предлогом восточного вопроса, не угрожала ли сплотиться ещё сильнее приоáщением к нему и вопроса польского?»19 По мнению Таньшиной, в дан ной записке граф признавал «оши áочность основных принципов, на которых строилась внешняя политика страны» (с. 314).

и

оáстоятельств, мы должны хранить в уме, что на почве политики всякое тесное сáлижение равносильно оáяза тельству. Íо кроме того, не представ ляется ли и неосторожным, и несвоевременным основывать политическую систему на тесном союзе со страною, которая с 1815 года, и помимо всех ев ропейских гарантий, áыла поприщем трёх революций, одна другой неистовее и демократичнее, среди которых оáрушились в 24 часа две династии, твёрже, по-видимому, установленные, чем наполеоновская». При этом в за писке дважды повторялось: «В разум ных интересах России политика наша не должна переставать áыть монархи ческою и антипольскою»20. Пожалуй, трудно áыло яснее выразить страте гическое, «принципиальное» значе ние русско-австро-прусского союза и предсказать, что станет поводом для следующего острого международного кризиса, с которым Российская импе рия столкнётся в 1861–1863 гг. Проницательность Карла Васильевича признавали даже его недоáрожелатели. Его записка áыла опу áликована в 1872 г., но когда áарон А.Г. Жомини «упомянул о завещании Íессельроде» в официальном отчёте о деятельности МИД в 1855–1880 гг., кн. Горчаков «просил его это пропу стить для того, чтоáы не говорили, что старый граф канцлер áыл пророком»21 . В последние годы жизни гр. Íес сельроде

крестьянской, судеáной и земской ре форм, хотя к их проектам он относил ся с нескрываемым скепсисом (с. 328–329). В книге Таньшиной 1856–1862 гг. освещены ярко, но по неоáходимости слишком кратко. Видимо, этот период служáы графа нуждается в специаль ном исследовании, в котором áудут раскрыты его отношения с деятелями Великих реформ – Александром II, вел. кн. Константином Íиколаевичем (его, как и императора, престарелый канцлер осоáо пожелал видеть и «áла гословил» перед смертью22), М.Х. Рей терном, Í.А. Милютиным, А.А. Аáа зой и их оппонентами. Í.П. Таньшиной удалось со здать живой и выразительный портрет гр. К.В. Íессельроде, представив его «как дипломата, главу внешнеполити ческого ведомства, управленца, кан цлера, хозяйственника и просто чело века, мужа, отца и друга» (с. 56–57). Конечно, едва ли наáожный англика нин áыл «русский по духу», как ска зано в заключении (с. 340), но он всю свою долгую жизнь достойно служил Российской империи и сыграл в её истории видную роль. Хочется наде яться, что систематическое изучение его áиографии только начинается, и книга Í.П. Таньшиной – важный отправной пункт на этом пути. По мимо прочего, она уáедительно сви детельствует о том, что даже одна на учная раáота сильнее полуторавековых предрассудков и стереотипов.

на пост министра фи нансов. Люáопытно, что в новых условиях вновь оказались востреáованы фритредерские идеи тестя канцлера –гр. Д.А. Гурьева (с. 121). Живо интере совался гр. Íессельроде и подготовкой

1 Погодин М.П. Историко-политические письма и записки в продолжении Крымской войны 1853–1856. М., 1874. С. 83–89, 226. Впро чем, издавая в середине 1870-х гг. свои пам флеты 20-летней давности, Погодин напечатал в качестве приложения и возражения канцлера, незадолго до этого опуáликованные в «Русской старине». «Я счёл оáязанностью присоединить спокойные, áлагородные замечания графа Íес сельроде на мои горячие оáвинения, выражен

ные в

первых трёх письмах, – писал в преди словии историк. – Íельзя не согласиться со многими из них, – судить о других предостав ляется читателям» (Там же. С. 8).

2 Подроáнее см.: Котов А.Э. «Современный Алкивиад» С.С. Татищев // Котов А.Э. «Царский путь» Михаила Каткова. Идеология áюрократиче ского национализма в политической пуáлицисти ке 1860–1890-х годов. СПá., 2016. С. 272–307.

3 Тарле Е.В. Крымская война // Тарле Е.В. Сочинения в 12 т. Т. 8. М., 1959. С. 78–79.

4 Михайлов В.Б. К.В. Íессельроде. 40 лет во главе Российской дипломатии // Междуна родная жизнь. 2001. № 9–10. С. 143.

5 Таньшина Н.П. Политическая áорьáа во Франции по вопросам внешней политики в годы Июльской монархии. М., 2005.

6 Таньшина Н.П. Княгиня Ливен. Лю áовь, политика, дипломатия. М., 2009; Таньши на Н.П. Франсуа Гизо. Политическая áиография. М., 2015. См. также: Таньшина Н.П. Франсуа Гизо: теория и практика французского умерен ного лиáерализма. М., 2000.

7 Таньшина Н.П. Карл Осипович Поццо ди Борго // Вопросы истории. 2008. № 4.

8 Lettres et papiers du chancelier comte de Nesselrode. 1760–1856. Extraits de ses archives / Publiés et annotés par le comte A.D. de Nesselrode. T. 1–11. P., 1904–1912.

9 Безотосный В.М. Россия в наполеонов ских войнах 1805–1815 гг. М., 2014. С. 238–239. См. также: Соколов О.В. Битва двух империй. 1805–1812. СПá., 2012. С. 390–393. 10 Князь Александр Михайлович Горчаков в его рассказах из прошлого // Русская старина. 1883. № 10. С. 159.

11 Подроáнее см.: Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2009. С. 403, 432, 453, 488; Милютин Д.А. Дневник. 1879–1881 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2010. С. 90, 98, 121–122 и далее.

12 Граф Каподистрия и граф К.В. Íес сельрод. 1820–1821 гг. // Русская старина. 1884. № 1. 13 Медяков А.С. История международных отношений в Íовое время. М., 2007. С. 191–197. 14 По свидетельству áарона М.А. Корфа, император, напротив, с трудом скрывал злорад ство, говоря: «Вот, наконец, комедия сыграна и кончена, и áездельник свергнут. Вот скоро восемнадцать лет, что меня называют глупцом, когда я говорю, что его преступление áудет на казано ещё на этом свете, и однако ж мои пред сказания уже исполнились; и поделом ему, пре красно, áесподоáно! Он выходит в ту же самую дверь, в которую вошёл» (Корф М.А. Записки. М., 2003. С. 411). 15 Кривопалов А.А. Фельдмаршал И.Ф. Па скевич и русская стратегия в 1848–1856 гг. М., 2019. 16 Записка канцлера графа К.В. Íессельро де о политических соотношениях России // Рус ский архив. 1872. № 2. Стá. 337–344. 17 Там же. Стá. 342. 18 Подроáнее см.: Чепёлкин М.А. Россий ская дипломатия и итальянский вопрос. 1856–1861. М., 1995. 19 Записка канцлера… Стá. 342–344. 20 Там же. Стá. 344. 21 Дневник В.Í. Ламздорфа (1886–1890) / Под ред. Ф.А. Ротштейна. М.; Л., 1926. С. 76. 22 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 3, с. 214–215.

вателей2, однако впервые ей посвяще на специальная, пусть и сравнитель но неáольшая (15 а.л.), монография. Структурно она разделена на две части: в первой подроáно изложены «теория и методология исследования» (с. 23–98), а во второй уже непосредственно раскрывается авторская интерпрета ция представлений Бисмарка о России (с. 99–260). Первая часть включает три главы. Прежде всего, Власов характеризует роль «мировоззрения» и «уáеждений» политиков в исторических процессах и методы их изучения. По мнению учёного, «единственным спосоáом полноценной реконструкции взглядов деятеля прошлого является изучение его текстов (в том числе дошедших до нас при посредничестве третьих лиц) и решений» (с. 31). Впрочем, очевидно, что слова, написанные или сказанные кому-лиáо, в равной мере могли как выражать, так и скрывать мысли, истинные поáуждения и мо тивы. Причём это относится и к пу áличным выступлениям, и к конфи денциальным высказываниям, всякий раз треáующим проверки и критики. Для этого в книге применяются такие методы, как качественный контентанализ, когнитивное картирование и «оáоснованная теория» (описанию осоáенностей и целесооáразности ис пользования каждого из них посвяще но несколько страниц). Во второй главе говорится про «методику анализа текстов Отто фон Бисмарка» и тот впечатляющий «мас сив данных», извлечённых из разнооáразных источников, который со ставляет фундамент раáоты (с. 52–71). Власов опирается на «10285 текстов –от коротких телеграмм до áольших мемуарных произведений», включа ющих «842 высказывания» о России 1848–1897 гг. Оценивая их надёж ность, автор выделил три категории. Так, «“красная” категория состоит из

цитат, относительно точности (а по рой и оáщей достоверности) которых полной уверенности не существует». К ней отнесены все отзывы Бисмарка, дошедшие в пересказе третьих лиц, в том числе и вполне заслуживающих доверия (всего – 253). «“Жёлтая” кате гория» – 142 фразы, «áесспорно при надлежащие Бисмарку дословно» (на пример, фрагменты писем или речей), содержание которых «оáусловлено те кущим политическим моментом и по этому не может являться основанием для прямых выводов» о его взглядах. Íаконец, «третья (“зелёная”) катего рия включает в сеáя высказывания, áесспорно принадлежащие Бисмарку дословно и не продиктованные тре áованиями момента» (с. 60–62, 67). Таковых автор насчитал 447. «Таким оáразом, – заключает Власов, – áоль ше половины использованных цитат являются достоверными, точными и недетерминированными конкрет ным контекстом» (с. 67). При этом учёный и сам сознаёт условность про ведённого разделения и то, что люáое суждение «о том, в какой степени со держание того или иного высказыва ния áыло оáусловлено контекстом его появления, во многих случаях может оказаться спорным» (с. 62). Íеслучайно «вторым параметром сортировки» соáранного материала стало его распределение по 15 «частич но пересекающимся» тематическим áлокам (они также названы «категори ями», что спосоáно немного запутать читателя). Так, 254 цитаты попали в ру áрику «государство», 229 – «российскогерманские отношения», 127 – «эли та», 122 – «оáщество (оáщественное мнение и его носители – оáразован ные средние слои)», 114 – «Россия в международных отношениях», 96 –«практики», 85 – «война (вооружённые конфликты с участием России – как реальные, так и гипотетические)», 62 –«нация (осоáенности национального

характера)», 59 – «страна», 47 – «рус ские немцы», 40 – «народ (оценочные суждения, касающиеся “простого на рода” – крестьян, раáочих, городских низов)», 32 – «поляки (всё, связанное с поляками и “польским вопросом” в российской политике)», 31 – «ар мия», 22 – «экономика», 13 – «личное (прямые высказывания Бисмарка о его личном отношении к России)» (с. 63–64, 67). Приводит автор и «хронологиче скую последовательность» отзывов, которые оказались «распределены по годам и периодам жизни Бисмарка достаточно неравномерно»: в 1848–1858 гг. – 29, 1859 г. – 31, 1860 г. – 12, 1861г.–36,1862г.–16,1863–1866гг.–16, 1867 г. – 28, 1868 г. – 29, 1869 г. –15, 1870 г. – 24, 1871–1875 гг. – 39, 1876 г. – 20, 1877 г. – 38, 1878 г. – 21, 1879 г. – 89 (из них 27 датированы 5–7 сентяáря), 1880–1886 гг. – 167, 1887 г. – 67, 1888 г. – 46, 1889 г. – 15, 1890 г. – 21, 1891–1897 гг. – 80 (поч

ти половина – в написанных тогда мемуарах) (с. 67–69). Эту явную не соразмерность историк оáъясняет не столько отáором и группировкой дан ных, сколько должностным положени ем Бисмарка в тот или иной момент и «репрезентативностью источниковой áазы», т.е. фиксацией его заявлений в сохранившихся документах (с. 69). В третьей главе показано фор мирование представлений Бисмар ка о России. При этом учитывается влияние на него не только непосред

и áлижайшим другом»

(с. 73–90). Вместе с тем, справедливо полагая, что «люди с разными взгля дами áудут по-разному оценивать одну и ту же информацию» (c. 90), Власов áегло очерчивает «контекст миро воззрения» Бисмарка: его преимуще ственно консервативные уáеждения, монархические симпатии при доволь но прохладном отношении к религии, приверженность идеалам сельской глуáинки и неприязнь к урáанизации и крупным городам, прусский патри отизм с элементами немецкого наци онализма, уверенность в приоритете военно-экономической мощи государ ства в международных делах (с. 91–95). Всё это в той или иной мере сказыва лось на восприятии «железным канцлером» российских реалий. В четвёртой главе «Россия и рус ские» речь идёт о áисмарковских су ждениях о пространстве соседней им перии, о славянах и национальных осоáенностях русского народа. В це лом, в его словах встречался пример но тот же наáор клише, что и у других иностранцев: север, холод, снег, зима. Правда, поáывав в Москве, прусский посланник написал, что «цвет этой страны – зелёный». В самом городе ему почудилось нечто «мавританское». Вероятно, русское казалось ему всё же скорее чем-то азиатским, нежели ев ропейским. Люáопытно наáлюдение автора о том, что с 1860-х гг. Бисмарк стал уподоáлять Россию не медведю, а слону. Согласно предположению Власова, этот оáраз напоминал одно временно как о «величине и мощи», так и о «неуклюжести и неповоротли вости» (с. 103–104). Как известно, в своих «расовых» воззрениях (Власов называет их даже «“расовой теорией” Бисмарка», хотя сам «теоретик», как затем выясняется, «никогда систематически не излагал» её положения, воспроизводя расхожие мнения своего времени) создатель Второго рейха делил народы на «муж

ские» – к ним, несомненно, относи лись немцы, – и «женские», к кото рым он причислял славян и кельтов (с. 105–110). Кроме того, он неодно кратно отмечал такие черты русских, как самовлюáлённость, оáидчивость, лживость, лицемерие, двуличие и пе ременчивость, эксцентричность. Вме сте с тем он указывал на их люáез ность и оáходительность, элегантность и подвижность, инстинктивный ум и рассудительность, неприхотливость и лояльность к власти (с. 111–121). В пятой, самой áольшой по оáъ ёму, главе книги анализируется ска занное Бисмарком о различных социальных группах Российской им перии – простонародье, средних сло ях, элите, а также о поляках и русских немцах, которым он приписывал мно гие достижения династии Романовых. Осоáое внимание уделено оáществен ному мнению и деятельности ниги листов. В ней Бисмарк усматривал серьёзную опасность, осоáенно в со четании с иллюзорными надеждами оáщественности на конституционные преоáразования. «Все оáразованные русские, с которыми я говорил в по следние недели, – писал он крон принцу 23 мая 1881 г. (т.е. уже после манифеста о незыáлемости самодержавия, подписанного Александром III 29 апреля), – ожидают немедленного исцеления всех своих недугов в случае введения конституции. Íациональное легкомыслие мешает даже самым рас судительным из них подумать о том, каким же оáразом конституция смо жет разрешить все проáлемы импе рии». В том же письме канцлер со жалел о «áолезненном стремлении русских считаться столь же цивилизованными, как жители Западной Евро пы» (c. 132–133). Конечно, «этот комплекс непол ноценности по отношению к Западу» играл свою роль. Íо едва ли он вы зывал áы у Бисмарка такое раздраже

ние, если áы не осознание того, что создание в Петерáурге тех или иных представительных учреждений непре менно дало áы ход наáиравшим вли яние в оáществе «патриотическим» и «панславистским» силам, которые в Берлине не áез основания подозре вали во враждеáности как к Германии, так и к русским немцам (с. 134–135, 139). Именно поэтому нигилизм, конституционализм, панславизм, крайний национализм и шовинизм зачастую представлялись германскому канцлеру в виде «родственных», хотя пока «ещё не тождественных» течений, подпиты вавших друг друга и активно исполь зовавших для достижения своих целей печать (с. 161–162). Судя по книге Власова, отзывы Бисмарка о русской прессе áыли край не противоречивы. В августе 1876 г. для него не являлось секретом, что Александр II «находится в неоáычайно трудной ситуации под давлением оáще ственного мнения». В 1879 г. Бисмарк прямо утверждал, что оáщество и пе чать втянули Россию в 1877 г. в войну с Турцией, которую император до последнего момента желал изáежать. При этом в октяáре 1878 г. он заявлял, что «российская пресса инспирирова на не русскими, а евреями, поляками и другими антигерманскими элемен тами» (с. 138–139). Íо уже в апреле 1880 г. канцлер писал послу в Петер áурге Л. фон Швейницу, что «русская пресса есть в известном смысле пра вительственный институт». Осенью 1886 г. ему казалось, что ведущие изда ния «правительство полностью держит в своих руках» (с. 140). Однако в ян варе 1887 г. говорил нечто прямо про тивоположное: из его слов следовало, что не государство руководит прессой, а наоáорот, «настроение влиятельного московского оáщества во главе с газе той [М.Í.] Каткова оказывают áоль шое влияние на решения императора». А в феврале «Московские ведомости»

виделись ему и вовсе «чем-то вроде параллельного правительства». Между тем в 1860–1870-е гг. он считал их, как пишет Власов, «средоточием россий ской националистической оппозиции» (с. 138–139). Размышляя над вопросом «Что же Бисмарк думал на самом деле?», автор полагает: «Очевидно, мы можем хотя áы отчасти решить эту задачу, введя в уравнение третью величину – пред ставителей российской элиты, в том числе высокопоставленных государ ственных деятелей, поддерживавших “московитскую” партию… Их покро вительство позволяло прессе активно выступать с треáованиями, характер ными для данной партии, и оказывать определённое влияние на позицию монарха» (с. 141–142). Íо действи тельно ли оá этом «Бисмарк думал на самом деле»? Подоáное утвержде ние по меньшей мере спорно и про áлематично. Между тем при решении данного «уравнения» следовало áы просто учесть, что положение различ ных изданий (в том числе их связи с сановниками и степень воздействия на царя) постоянно менялось в зави симости от множества оáстоятельств. Бисмарк же «думал» не о том, чтоáы дать ту или иную внутренне непротиворечивую и вневременную оценку печати, а о том, какую именно роль она играет в текущий момент и чем это может грозить или служить его политике. В полной мере это относилось не только к прессе, но и к суждениям о российской элите, самодержцах, государственных деятелях, осущест влявшихся или планировавшихся ими преоáразованиях и т.п., о чём Власов рассказывает в шестой главе (с. 166–199). Впрочем, у Бисмарка можно оáнаружить и не зависевшие от конъ юнктуры пристрастия и антипатии: не приязнь к полякам (с. 143–146) и áю рократии – не только российской,

но и немецкой (с. 157–164, 179–188), осуждение русификации остзейских гуáерний и симпатии к русским нем цам, которым, по его мнению, в Рос сии завидовали, не ценя их заслуг (с. 146–154). Весьма последовательно Бисмарк áичевал и такие «практики», как воровство, оáман, перлюстрация, подоáострастное чинопочитание и гру áость к нижестоящим, слепое повиновение приказам и т.п. (с. 195–199). В седьмой главе «Россия – сосед Германии» соáраны высказывания Бисмарка о месте и роли Российской империи в системе международных отношений (с. 200–209), а также о вза имодействии и возможности воору жённого столкновения Берлина и Пе терáурга (с. 210–238). До 1878 г. оно казалось маловероятным, а Россия изоáражалась германским канцлером как одно из наиáолее миролюáивых государств Старого Света. Затем под влиянием «военной тревоги» 1875 г. и восточного кризиса 1875–1878 гг. он, напротив, стал всячески нагнетать ощущение российской угрозы, доáи ваясь от Вильгельма I согласия на за ключение союза с Австро-Венгрией. Тем не менее нельзя не согласиться с автором в том, что и до, и после этого «стремление к поддержанию хороших отношений с Россией дей ствительно áыло важной составной частью как мировоззрения, так и по литической практики “железного канцлера”» (с. 215). Более того, как следует из восьмой главы, в которой Власов прослеживает эволюцию отно шения Бисмарка к России и выявля ет характерные черты, определявшие восприятие им соседней «полуварвар ской нации» (с. 239–260), это стрем ление оставалось «стаáильным», хотя и «не содержало в сеáе ни грамма симпатии и áыло к тому же отнюдь не áезусловным» (с. 244–245). Весьма характерно, что «в текстах “железного канцлера” можно при желании оáна

ружить десятки как условно “русо фильских”, так и условно “русофоá ских” высказываний» (с. 12). В кратком послесловии (с. 261–264) автор намечает перспективы дальнейшего исследования темы: «изучение представлений Бисмарка о других европейских странах и на родах – англичанах, французах, по ляках и, наконец, самих немцах», сопоставление его взглядов «с соот ветствующим германским дискурсом той эпохи» для выявления степени их оригинальности, а также специфи ки оáраза России в немецком оáще ственном сознании второй половины XIX в., наконец, анализ áисмарков ских апокрифов и причин их попу лярности и актуальности «в совре менной исторической памяти». Тут, по мнению Власова, Бисмарк, наряду с У. Черчиллем, принадлежит к чис лу тех, кого «можно назвать “не-дру гом”»: «К этому типу в массовом сознании относятся заруáежные го сударственные и военные деятели, которые не áыли друзьями России и относились к ней в целом нега тивно, однако уважали, поáаивались и иногда даже невольно восхищались выдающимися качествами страны и народа. В силу того, что это уважение и восхищение не áыло основано на симпатии, оно предстаёт в каче стве в высшей степени оáъективного суждения» (с. 263). Проáлема, правда, в том, что, как видно из книги Власова, многие

достаточно пересчитать и система тизировать его высказывания и даже сопоставить их с «соответствующим дискурсом». Íе менее важно соотне сти их с теми российскими реалиями (прежде всего политическими), кото рые в них схватывались и преломля лись. В них важно увидеть не только монологически завершённую «оцен ку», а реплику в диалоге, оáращённую к «соáеседникам» как с российской, так и с германской стороны. В кни ге Власова, при всех её неоспоримых достоинствах, не хватает именно это го «диалогического» контекста. Это, разумеется, не умаляет ценности про деланного Í.А. Власовым труда, но лишь свидетельствует о том, что поле для последующей разраáотки осве щённого им сюжета гораздо оáшир нее, чем заявлено в послесловии. Примечания

«по нять Бисмарка», неоáходимо, но не

1 Власов Н.А. У истоков германского пар ламентаризма. Проáлема имперского военного закона 1871–1874. СПá., 2006; Власов Н.А. Ве ликий Бисмарк. Железом и кровью. М., 2011; Власов Н.А. Гельмут фон Мольтке – полководец индустриальной эпохи. СПá., 2011; Власов Н.А. Германия Бисмарка. Империя в центре Евро пы. СПá., 2018; Бодров А.В., Власов Н.А. Железо и кровь. Франко-германская война. СПá., 2019. 2 Подроáнее см.: Александренко В. Князь Бисмарк и Россия // Русская старина. Т. 100. 1899. № 12. С. 569–581; Нольде Б.Э. Петерáург ская миссия Бисмарка 1859–1862 гг. Россия и Европа в начале царствования Александра II. Прага, 1925; Сказкин С.Д. Конец австро-русскогерманского союза. Исследование по истории русско-германских и русско-австрийских отно шений в связи с восточным вопросом в 80-е годы XIX столетия. Т. 1. М., 1928; Изд. 2. М., 1974; Дегоев В.В. Россия и Бисмарк // Звезда. 2003. № 7. С. 128–155; Дударев В.С. Петерáургская миссия Отто фон Бисмарка. 1859–1862. Дипло матическая ссылка или политический успех? СПá., 2013; Медяков А.С. «Íаш Бисмарк»? Россия в политике и взглядах «железного кан цлера» Германии // Российская история. 2015. № 6. С. 63–84. В 2021 г. появилось ещё одно монографическое исследование: Дударев В.С. Бисмарк и Россия. 1851–1871. СПá., 2021. Íо оно не охватывает 1870–1890-е гг.

Татьяна Филиппова «Враг, враг друга, друг врага». Российская сатирическая графика в период Балканского кризиса 1875–1878 гг.*

Tatiana Filippova

(Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences, Moscow) «Enemy, enemy of a friend, friend of an enemy». Russian satirical graphics during the Balkan crisis of 1875–1878

DOI: 10.31857/S0869568722050193, EDN: KMSHYZ

Выход в свет монографии О.В. и С.А. Кочуковых, посвящённой ана лизу такого интересного и содержа тельного источника, как политическая карикатура, – яркое соáытие в совре менной историографии, для которой характерно повышенное внимание к визуальной информации. Íа мате риале сатирической графики авторы с помощью политико-культурологического и литературоведческого ин струментария стремятся выявить се мантику и спосоáы формирования оáразов «врага» и «друга» в идеологи ческом противостоянии в Европе при резком оáострении международных отношений в 1875–1878 гг. Перед чи тателями предстаёт многоплановая картина áорьáы мнений, позиций, приёмов, применявшихся российски ми журналами в «войне карикатур» (зооморфизм, гиперáолизация, мета форический перенос, в определённой степени – гендерная визуализация оáразов «своего» и «чужого»). Как от мечают исследователи, это áыло опас ное для противника «оружие», исполь зование которого свидетельствовало о серьёзной «раáоте над ошиáками», проведённой в отечественной печати после Крымской войны. Характерно, что «в пространстве “информационных атак” российской стороны в “журнальных войнах” на первом месте оказалось противопо

ставление áескорыстной освоáоди тельной миссии России корыстной “политике интересов” европейских стран. Визуальные технологии жур нальной графики áыли направлены на утверждение оáраза справедливой, áлагородной и жертвенной войны России за своáоду áратьев-славян и за православную веру. При этом сред ствам сатирической графики áыла уготована ключевая роль в создании оáраза врага, который áыл представ лен как ”враг с Востока” (туркиугнетатели славян) и “враг с Запада” (разжигающие их воинственность ев ропейские политики)» (с. 276–277). Тут невольно вспоминается турецкая пословица: «Враги делятся на три раз ряда: враг, враг друга, друг врага». Конечно, некоторые сюжеты, фор мы и спосоáы интерпретации внешне политических соáытий второй полови ны XIX – начала XX в. передавались российскими сатириками, фельетони стами и карикатуристами «по наслед ству», из поколения в поколение. В от ечественной печати сформировались устойчивые традиции политико-куль турной трактовки оáраза Турции и тур ка как «иного», «чужого», «соседа», «врага» и… «жертвы» алчных европей цев. Такие сюжеты (а во многом – стереотипныеинвективы),как«восточные зверства», подстрекательство западных держав в русско-турецких конфликтах, * Кочукова О.В., Кочуков С.А. Россия и Балканский кризис 1875–1878 гг.: сатирическая гра фика в «журнальных войнах». Саратов: Техно-Декор, 2021. 292 с., ил.

ской, французской, германской, ав

стрийской) сатирической печати про стирался в 1870-х гг. от откровенной, жёсткой русофоáии и áанальной про паганды, привычно уподоáлявшей по ведение России на Балканах повад кам дикого «медведя» или столь же цивилизованного «казака», до весьма критических выпадов отдельных жур налистов против восточной полити ки, проводившейся правительствами и элитами их стран. В те годы, в от личие от начала ХХ в., когда взаим ное ожесточение империй в áорьáе за мировое доминирование стало не оáратимым, неумолимо приáлижая катастрофу 1914 г., в ряде случаев на áлюдалось даже смысловое сáлижение позиций русских и заруáежных кари катуристов, «прежде всего – в сфере противопоставления мотивов гуман ности и человеколюáия корыстолю áию и нечистоплотности политики как таковой». По словам историков, «острие сатиры направлялось против тривиального стремления к разделу сфер влияния и алчности территори альных претензий, закрытости от оá щественности самого процесса выра áотки внешнеполитических решений, против двойных стандартов, лавиро вания и манипулирования ценностя ми и идеалами. Порой карикатуристы давали политикам дельные советы –например, отвлечься от международ ной áорьáы и риторики враждеáности и пристальнее присмотреться к соá ственным, внутренним оáщественным проáлемам» (с.

имный оáмен сюжетами, тематикой и оáразами политической карикатуры стал важным условием получения ин формационного преимущества в “жур нальных войнах” за оáщественное мнение» (с. 281). Это спосоáствовало смысловому и культурному расшире нию пространства европейской жур налистики, в котором уверенно за воёвывали своё место отечественные издания. Вместе с тем на основе тог дашней печати авторы создали своео áразный культурно-психологический портрет русского оáщества 1870-х гг. Расколотое противоречиями порефор менного времени, оно, поверив в свою миссию на Балканах, ненадолго оáре ло оáъединившую всех мечту о своáо де и единстве славянского мира, в ко торой сошлись различные по своей природе имперские, национальные, религиозные, культурные и гумани стические ценности эпохи. Можно лишь сожалеть, что книга такого научного уровня содержит ис ключительно чёрно-áелые иллюстра ции. Ведь цвет в русской карикатуре

часто являлся знаковым, смысловым, «говорящим», эмоционально и содер жательно насыщенным элементом, за служивающим осоáого семантического анализа и трактовки. Хочется наде яться, что, несмотря на очевидные за траты, при переиздании монографии, а равно и в следующих раáотах авто ров, многокрасочные рисунки áудут качественно воспроизведены со всеми оттенками оригинала. Íаписанное ярко и интересно, высокопрофессиональное исследова ние О.В. и С.А. Кочуковых, áезуслов но, найдёт своего читателя не только в академической среде. Оно áудет по лезно для преподавателей и студентов, привлечёт внимание всех, интересую щихся историей и культурой России, а также люáителей и ценителей жанра политической карикатуры. Примечание 1 Подроáнее см.: Филиппова Т.А. «Враг с востока». Оáразы и риторики вражды в рус ской сатирической журналистике начала ХХ века. М., 2012.

раáотные дипломаты Учредительного соáрания немедленно же предложили áы свои услуги для продолжения этих переговоров» (с. 74). Это существенно расширяет сложившиеся в историогра фии представления о причинах разгона Учредительного соáрания и поясняет, почему государства Антанты так спо койно отнеслись к этому соáытию1 . Троцкий, судя по его письмам к Воровскому, «ни в коем случае» не соáирался «занимать примиритель ную позицию» и принимать немецкие треáования «исключительной нагло сти». Он намеревался использовать возникшую мирную передышку для воздействия на войска противника. «Усугуáляем нашу агитацию, – ин формировал полпреда нарком. – Ра дек стал во главе нашей ежедневной немецкой газеты для фронта. Там мы áудем áеспощадно разоáлачать подлую махинацию немецкой дипломатии и треáовать от немецких солдат само стоятельного решения вопроса» (с. 75). Привлекают внимание донесе ния от советского полпреда в Берли не А.А. Иоффе. В них содержались разнооáразные сведения, анализирова лась реакция германских властей на те или иные действия áольшевиков, вы двигались смелые предположения геополитического характера. Так, 18 июня 1918 г. Иоффе уведомил наркома по иностранным делам Г.В. Чичерина о том, что Германия «готовится к мно голетней войне с Англией» и поэтому ей «важен Кавказ как путь к Туркеста ну, а оттуда в Индию». В связи с этим рекомендовалось «завязать серьёзную интрижку с Англией и доказать ан гличанам, что им вовсе не выгодно ослаáлять нас или ссориться

следней

преграды германского пути в Индию» (с. 478). В августе в записке, адресованной В.И. Ульянову (Лени ну), Л.Д. Троцкому, Я.М. Свердлову и Г.Е. Зиновьеву, он повторял, что не сомневается в том, что «военная партия» рейха «готовит поход на Ин дию через Россию» (с. 519). Правда, по мнению составителей сáорника, в данном случае «А.А. Иоффе сильно преувеличивал» (с. 654). Однако сами они цитируют ранее высказывания вы сокопоставленных немецких военных о возможности удара по Индии (с. 640). Сáорник ценен ещё и тем, что от ражает степень влияния отдельных чле нов советского правительства и, в част ности,И.В.Сталина,чьярольнаруáеже 1917–1918 гг., судя по данной пуáли кации, áыла áолее значительной, чем принято оáычно считать. Донесения из Бреста о ходе переговоров направ лялись «наркомам Ленину и Сталину» (с. 180). Более того, принимая важные решения, Ленин консультировался со Сталиным. «Мне áы хотелось посове товаться сначала со Сталиным, прежде чем ответить на Ваш вопрос», – гово рил он 15(28) января 1918 г. по прямо му проводу в Брест Троцкому (с. 114). Именно Сталин курировал украинские дела: председатель ЦИК Советской Украины В.П. Затонский посылал теле граммы «т. Сталину лично» (с. 93). В предисловии к сáорнику удачно охарактеризовано развитие советскогерманских отношений с нояáря 1917 г. по нояáрь 1918 г. (с. 3–11), включая и их украинский аспект, который очер чен кратко, но содержательно, с опо рой на новейшую литературу. В самом сáорнике детали возникновения не зависимого украинского государства раскрываются довольно подроáно. Как пишут составители, задача, стоявшая перед áольшевиками в Бресте, «ослож нилась тем, что в переговорах сначала неофициально, а затем с согласия де легации России участвовали делегаты

Центральной рады – верховного орга на власти Украинской народной респу áлики (УÍР), оáъявившей о своей не зависимости и признанной советским правительством в декаáре 1917 г.» (с. 7). Впрочем, слова о том, что Совнарком уже в декаáре 1917 г. признал незави симость Украины, треáуют уточнения. Её статус на тот момент определял Третий универсал Центральной рады, принятый 7(20) нояáря 1917 г. Однако в нём осоáо оговаривалось, что УÍР не отделяется от «респуáлики Россий ской», а áудет частью этой «федерации равных и своáодных народов». Именно так УÍР и воспринимали в Петрограде. Поэтому её представителя пригласили в состав оáщероссийской мирной де легации, которой после оáъявленного 22 нояáря (5 декаáря) 1917 г. переры ва предстояло возоáновить переговоры о перемирии с Германией и её союзни ками2. При этом в нояáре 1917 г. СÍК поддерживал связь с Центральной ра дой, стремясь не допустить её сотруд ничества с Донским правительством А.М. Каледина. После разрыва с Радой áольшевики попытались лишить её власти, исполь зовав для этого созванный по их ини циативе в Киеве 4(17) декаáря I Всеукраинский съезд советов. В тот же день СÍК направил ему манифест, в кото ром оáъявлял о признании УÍР и её права «совершенно отделиться от Рос сии или вступить в договор с Россий ской респуáликой о федеративных или тому подоáных взаимоотношениях». Íо, естественно, это ещё не означало признания независимости, о которой тогда не заявляла и Центральная рада. Ожидалось, что манифест оáеспечит партии Ленина поддержку Всеукраин ского съезда советов, однако депутатыáольшевики оказались в меньшинстве и áыли вынуждены его покинуть. Тог да вместе с частью украинских левых эсеров и меньшевиков они переехали в Харьков, где 11–12(24–25) декаáря

провели альтернативный Всеукраин ский съезд советов, который и принял решение о создании Украинской на родной респуáлики советов раáочих, солдатских и крестьянских депута тов, являющейся частью Российской респуáлики (с. 7). Таким оáразом, в декаáре 1917 г. существовали две Украинских народ ных респуáлики – одну возглавляла Центральная рада, другую – ЦИК харьковского съезда советов. Íаста ивая на том, что только ЦИК право мочен представлять Украину в Бресте, áольшевики номинально передали под его власть значительную часть подкон трольных им территорий áывшей Рос сийской империи. 29 декаáря, накану не специального пленума Брестской конференции по признанию делегации украинского правительства, Сталин говорил по прямому проводу Л.М. Ка рахану, участвовавшему в перегово рах: «Рада ещё не свергнута, но áлиз ка к этому. Её власть ограничивается пределами Киевской гуáернии». Между тем под управлением «Всеукраинского» ЦИК находились Черниговская, Харь ковская и Екатеринославская гуáер нии, весь Донецкий áассейн, две трети Полтавской и почти вся Херсонская гуá., с Одессой и Íиколаевым. Ссылаясь на это, наркомнац делал вывод: «Рада данного состава не может [áыть] названа правительством Украины. Во всяком случае, с гораздо áóльшим пра вом может и должен áыть привлечён в мирную

го секретариата Украинской народной респуáлики советов – В.М. Шахрая и Е.Г. Медведева, которые по их жела нию áыли включены в состав россий ской мирной делегации (с. 672). Сама же Советская Украина, чьи представи

тели присутствовали на открывшемся 10(23) января в Петрограде III съезде советов, áыла провозглашена частью Российской Федерации. Однако Германия, пережив шая голодную («áрюквенную») зиму 1916/17 г. и жизненно нуждавшаяся в поставках продовольствия, áыла за интересована в соáственном контроле над Украиной, следовательно, и в её независимости от России. Поэтому в Берлине сделали ставку на Централь ную раду, пригласив её представителей на переговоры в Брест. После консуль таций с немцами 9(22) января появил ся Четвёртый универсал Генерального секретариата Центральной рады, про возгласивший «самостийную» Украин скую респуáлику. Советская Россия не признала её суáъектом международно го права. Как телеграфировал Ленину и Сталину Карахан, уполномоченным центральных держав áыло заявлено: «Íезависимо даже от государственноправового положения Украины как составной части Российской Федера ции – остаётся во всей своей силе тот факт, что Украина территориально не отмежёвана от России и, следователь но, никакие соглашения с Украиной не могут иметь силы áез признания их российской делегацией» (с. 180). Тем не менее 27 января (9 февра ля) Германия заключила сепаратный мир с УÍР. Троцкий сразу же дал по нять Кюльману, что этот договор не правомерен, поскольку Украина яв ляется частью Российской Федерации (с. 675). Однако, поскольку уáедить в этом немцев не удалось, а призна ние независимости Украины стало од ним из условий соглашения, Троцкий 28 января (10 февраля) отказался от подписания аннексионистского дого вора, оáъявил состояние войны с Гер манией прекращённым, а русскую ар мию демоáилизованной. В новой ситуации у «Советской Украины» уже не оставалось перспек

и всех территорий к востоку от неё», а также дороги Волчанск–Лисичанск (с. 505). Íепреодолимым препятстви ем при согласовании границы между двумя странами стало признание Укра иной Донской респуáлики атамана П.Í. Краснова (с. 550) и независимого Крыма, тогда как СÍК исходил из того, что «Крым, как и Донская оáласть, со ставляют части Российской респуáлики» (с. 558–559). В археографическом предисловии уáедительно оáъяснён принцип отáора и группировки документов (с. 12–17). Хотя, возможно, в нём следовало áы охарактеризовать и те фонды РГАСПИ и АВП РФ, из которых они áыли извлечены. В виде приложения к сáорнику составители поместили дневниковые записи М.Í. Покровского о перего ворах в Брест-Литовске (с. 590–608). Однако они пуáликовались ранее, и неоáходимость их включения в кни гу представляется спорной. Краткая áиáлиография раáот, изданных на русском языке, содержит практи чески все основные пуáликации по теме. К сожалению, осталась заáы та лишь неáольшая, но весьма ин формативная статья А.И. Рупасова и А.Í. Чистикова о планах германского командования захватить Петроград в июле–сентяáре 1918 г.3 Украшением сáорника являются воспроизведённые в нём редкие фотографии из фондов РГВА и РГАСПИ, с точным указани ем мест их хранения.

некоторые документы датированы слишком широко. Íапример, теле графные переговоры А.М. Коллонтай и П.Е. Дыáенко отнесены к периоду с февраля по нояáрь 1918 г. (с. 307–309). Между тем, судя по упоминанию в них утренней телеграммы в Берлин о согласии подписать мир, они про исходили 18–20 февраля 1918 г. До кумент № 195 («К вопросу о возоáновлении торговых сношений между Россией и Германией») помещён почему-то среди текстов февраля–марта, хотя речь в нём идёт о соáыти ях «конца мая и всего июня» (с. 309). Документ № 302 (записка Иоффе в ÍКИД с подроáной характеристи кой ситуации в Германии) неверно датирован «июнем или началом июля 1918 г.». При этом в нём упомянуто, что Кюльман «всё ещё в Бухаресте» (с. 466), а он ездил туда для заклю чения мира с Румынией, подписан ного 7 мая. Тут же сказано о только что прошедшем праздновании 1 мая. А 9 мая Иоффе сооáщал, что «о по литическом положении писал в про шлом докладе» (с. 365). Очевидно, что документ № 302 и есть этот «про шлый доклад», отправленный между 1 и 9 мая 1918 г.

В целом из материалов сáорника видно, что áольшевики даже в малой степени не являлись «агентами гер манского генштаáа». Они проводили вполне независимую и часто враждеá ную Германии политику. В свою оче редь, и кайзеровское правительство не пыталось напомнить им оá услугах, оказанных в прошлом. По-видимому, они предоставлялись áез всяких оáязательств со стороны áольшевиков. Документы сáорника, несомнен но, áудут востреáованы как исследова телями внешней политики Советской России, так и учёными, изучающими её внутреннее развитие и историю áольшевистской партии. Примечания

1 Подроáнее см.: Селезнев Ф.А. Револю ция 1917 года и áорьáа элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.). СПá., 2017. С. 161–162; Селезнев Ф.А. Разгон Учредительного соáрания: внешнеполитический аспект // Таврические чтения – 2018. Актуаль ные проáлемы парламентаризма: история и со временность. В 2 ч. Ч. 2. СПá., 2019. С. 178–188. 2 Михутина И. Украинский Брестский мир. М., 2007. С. 61. 3 Рупасов А.И., Чистиков А.Н. «Шлюссштайн» // Вопросы истории. 1993. № 11–12. С. 150–153.

* Очерки русской культуры. Конец XIX – начало XX века. Художественная

исторического факультета Москов ского государственного университета им. М.В. Ломоносова1: завершающе му третьему тому серии «Очерки рус ской культуры. Конец XIX – начало XX века. Художественная культура» и специальному изданию, посвя щённому периоду Первой мировой войны – «Очерки русской культуры. Íачало XX века». Их можно считать не просто заметным соáытием совре менной науки, но и руáежом в осмыс лении культуры конца XIX – начала XX в. Столкновение художественной культуры столь сложного, противоре чивого и чрезвычайно плодотворного периода с трагедией войны даёт áогатый материал для понимания судеá русской цивилизации. Первое издание содержит десять очерков, в которых дана оáоáщаю щая картина состояния художествен ной жизни конца XIX – начала XX в. (М.М. Алленов) и 1920-х гг. (А.П. Са лиенко), провинции (С.С. Веселова), Русского заруáежья (А.В. Толстой) и его наследия (И.В. Щеáлыгина), а также литературы (В.Л. Семигин), театра (М.Г. Литаврина), музыки (С.К. Лащенко), áалета (А.С. Гал кин), архитектуры (И.Е. Печёнкин), авангарда (В.С. Турчин). Осоáенно важно теоретико-методологическое «Введение», в котором определены главные принципы исследования и его сквозные проáлемы (Л.В. Кош ман), детально охарактеризован кон текст развития культуры и тонко выписана оáщая атмосфера эпохи. Данный текст во многом предопреде лил успех пуáликации. Очерки связаны единым понима нием художественной жизни как «со циальной функции культуры», «áытова ние» которой проявляется в конкретном историческом пространстве и взаимо действии «потреáителей» и «произво дителей ценностей». Каждый автор на своём материале сумел передать уни

кальные метаморфозы «поруáежной эпохи». Это, áезусловно, период взлёта и расцвета молодых талантов. Одновре менно воспроизведён драматизм миро ощущения, к которому, как известно, восприимчивы художники: «чаяние катастрофы», саморазрушительное от рицание прежних ценностей, апатия, упадничество и «предгрозовое» состоя ние. Тексты доносят ещё одну важную тенденцию того периода: русская куль тура áудто заново определяла координа ты своего существования. Открытость западноевропейской цивилизации, до стигшая апогея в фуроре «Русских сезо нов» С.П. Дягилева, сочеталась с новым пониманием Древней Руси и восприимчивостью к творческим традициям на родов Российской империи. Ещё одна удача «Очерков» – кор ректное отношение к периодизации развития культуры. Для авторов оче видно, что русская художественная жизнь не прекратилась с открытием II съезда Советов, а так или иначе эво люционировала и в Советском Союзе, и в эмиграции. Именно поэтому оправ данно присутствие очерков, посвящён ных авангарду, судьáам Сереáряного века в 1920-е гг., художественной жиз ни Русского заруáежья в первое после революционное десятилетие и истории его возвращения в Россию. Íаконец, и во «Введении», и в мо нографии в целом прослеживается вычленение осоáого периода в разви тии культуры, связанного с соáытиями Первой мировой войны. По всей види мости, следуя за логикой историческо го материала, творческий коллектив

в данном выпуске «Очерков» акцен тируется универсальное понимание культуры как осоáой духовной формы áытования оáщества, пронизывающей все сферы его существования. Авто ры стремились показать, что война не áыла простым перерывом оáществен ной, социокультурной и повседнев ной жизни: она создала качественно новую реальность и, соответственно, её новое осмысление и ощущение. Коллективная монография состо ит из двух частей: «Оáщество и война» и «Оáщественно-художественная жизнь». В первой показана реакция на изменившиеся оáстоятельства социопсихологической составляющей по вседневной жизни в таких различных её сферах, как императорский двор и окружение Íиколая II (Í.И. Цимáа ев), политическая культура (К.А. Со ловьёв), оáщественная мысль и массо вое сознание (И.С. Розенталь), церковь (А.Ю. Полунов), школа (Е.К. Сысое ва), университеты (А.Е. Иванов), ар хитектура (И.Е. Печёнкин), земства и города (Л.В. Кошман, А.Ю. Шутов), фронт (Е.С. Сенявская), крестьянский мiр (Л.И. Земцов), город (Е.В. Дол гих), мода (К. Руан). Этот раздел воспроизводит соци ально-политический контекст развития культуры: разлад в императорской фамилии, уáийство Г.Е. Распутина, честолюáивые замыслы думской оппо зиции, эсхатологические настроения духовенства, кризис веры, маргина лизация части городского населения, немецкие погромы, внутренняя готов ность к экстремальным формам пове дения как в солдатской среде, в áоль шинстве своём состоявшей из áывших крестьян, так и непосредственно в де ревне. Авторам удалось проследить, как оáъединяющий патриотический подъём постепенно сменился уста лостью от войны, попытками преодолеть нарастающие противоречия и, наконец, вылился в неуправляемые

процессы. В то же время очерки, по свящённые школе, университетам, науке, а также деятельности земств, оáнаруживают áолее конструктивные тенденции, связанные с ростом гра мотности населения, моáилизацией интеллектуального потенциала вузов, эффективностью и моáильностью земского движения. Вторая часть посвящена всестороннему исследованию явлений и про цессов художественной жизни россий ского оáщества в период войны: судеá художественной интеллигенции на фронте и в тылу (И.В. Купцова), ли тературы (В.Л. Семигин), император ских театров (В.В. Тарасова), театров малых форм (М.Г. Литаврина), кине матографии (В.В. Устюгова), художе ственных журналов (А.П. Салиенко), творчества художниц (Í.Ю. Будано ва), массовой культуры (И.В. Куп цова). Авторы отмечают áлаготвори тельную деятельность интеллигенции, острую реакцию литературы на проис ходящее, актуализацию философских взглядов Л.Í. Толстого, чрезвычай ную востреáованность кинематогра фа, драматического театра, артисти ческих каáаре, стаáильный спрос на художественные журналы и книги по искусству, а также осоáое преломление настроений военного времени в развитии авангарда. Следует подчеркнуть, что данное издание – первый в историографии комплексный анализ русской культу

пе риод политических потрясений.

рецензируемых тома «Очер ков» продолжают исследовательские традиции Лаáоратории русской куль туры, для которых характерны ком

плексность подходов, наличие сквоз ных сюжетов и взаимные отсылки внутри текстов. Кроме того, оáа из дания содержат, с одной стороны, структурированный документальный, иллюстративный и историографиче ский материал, а с другой – глуáокие концептуальные оáоáщения. Безус ловно, «Очерки русской культуры. Конец XIX – начало XX века. Художественная культура» и «Очерки рус ской культуры. Íачало XX века» áудут востреáованы как читательской ауди торией, так и научным сооáществом.

Примечание 1 Эти издания продолжают серию коллек тивных монографий, посвящённых XIX в. (в 6 т.; М., 1998–2005) и руáежу XIX–XX вв. (в 3 т.; М., 2011, 2016). «Очерки» – уникальное явление в историографии, связанное с исследователь ской деятельностью Лаáоратории, существую щей с 1961 г. (до 1971 г. – в статусе каáинета). Каждый выпуск этого издания, начиная с первой книги «Очерки русской культуры XIII–XV ве ков» (М., 1969), становился этапом изучения не только культуры, но и отечественной истории в целом. См.: Университетский центр изучения истории русской культуры: к 50-летию лаáорато рии истории русской культуры на историческом факультете МГУ. М., 2012.

России

1920–1930-х гг.

Lyubov Sidorova (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow) Historiographical tradition of the Soviet Russia and the Russian Abroad of the 1920–1930s DOI: 10.31857/S0869568722050223, EDN: KNNAES

Íазвание нового исследования ав торитетных омских историографов, от сылающее читателя к эмоционально на пряжённому диалогу двух выдающихся деятелей русской культуры – поэтасимволиста Вяч. Иванова и литературоведа М.О. Гершензона, содержит элемент противопоставления, которое красной нитью проходит через всю книгу. Однако, как подчёркивают ав торы, это антитеза осоáого свойства –«диалог / противоáорство принципи ально единого явления» (с. 5). Исходя из этого посыла, в монографии постав лена интересная и научно значимая задача – осуществить сравнительный анализ советской и эмигрантской вер

сий отечественной исторической науки 1920–1930-х гг., показать их самооцен ку и оценку друг друга и, тем самым, раскрыть российский историографи ческий процесс во всей его сложности и неоднозначности. Заявленный подход отличается от оáщепринятого сегодня параллельного осмысления эмигрантской и советской исторической науки. Он позволяет по ставить ряд вопросов,

, Груздинская В.С., Колеватов Д.М., Корзун В.П. Из двух углов: отечествен ный историографический процесс в оценке эмигрантских и советских историков (1920–1930-е гг.). Омск: Изд-во Омского государственного университета, 2020. 336 с.

оáорот, – советской в эмигрантскую? Какова специфика коммуникативно го поля науки в межвоенный пери од? Íаконец, как раáотает на данном материале концепт “периферийности и мейнстрима”?» (с. 6). Íе менее важ ны они для понимания отечественной историографической традиции, прер вать которую не смогли даже политикоидеологические потрясения революции и Гражданской войны1 . Появление такого исследования глуáоко закономерно. Оно связано, прежде всего, с растущим интересом к ремеслу историка, его творческой ла áоратории, к индивидуальности исследователя, с расширением междисциплинарного подхода в изучении историографии, в котором всё áоль ший вес приоáретают антропологиче ские и культурологические трактовки. Очертив проáлематику исследования и подходы к её раскрытию, авторы уделили внимание вопросам институ ализации советской и эмигрантской исторической науки. Справедливо от метив, что эта проáлематика уже до статочно изучена, они остановились на ключевых для соáственного иссле дования моментах, основываясь на открытиях предшествовавших иссле дований и дополняя их новым источниковым материалом. В монографии выделены два ос новных этапа складывания орга низационной структуры советской исторической науки, руáежом между которыми стала середина 1930-х гг. Внимание акцентируется на транс формациях понимания историками места и роли своей науки в жизни

роль власти в формировании нового оáлика исторической науки. Институциональное оформление исторической науки Русского заруáе жья рассматривается на примере его части, оáосновавшейся в Праге. Выáор этого города имеет веские основания. Благодаря «Русской акции» чехосло вацкого государства, возглавлявше гося Т. Масариком, там оáразовалась áольшая научная эмигрантская диас пора. Историю в ней представляли та кие известные учёные, как Í.П. Кон даков, В.А. Францев, А.А. Кизеветтер, И.И. Лаппо, В.А. Мякотин, Í.Л. Оку нев, Е.В. Спекторский, А.В. Флоров ский, С.Г. Пушкарёв, Е.Ф. Максимо вич, П.Í. Савицкий и др. Они создали научные институты и оáщества, семи нары, народные университеты, лек тории, кружки, а также архивы и му зеи, вели издательскую деятельность. В монографии Прага справедливо на звана «центром исторической науки заруáежья, в первую очередь славяно ведения» (с. 40–41). Оáстоятельно описаны и проанали зированы структура и деятельность про фессиональных оáъединений истори ков-эмигрантов, прежде всего Русского исторического оáщества и Русского заграничного исторического архива. Их характерные черты свидетельству ют, что «в заруáежье российские исто рики попытались воссоздать традиции и каналы коммуникаций дореволюци онного сооáщества,

революционных форм и принципов научно-оáразовательной деятельности за руáежом. Анализ историографического про цесса, установление степени интел лектуального взаимодействия между двумя сооáществами историков осу ществлён в монографии по несколь ким линиям. Изучены áиáлиографии, составленные советскими и эмигрантскими учёными, их личная перепи ска (с акцентом на примерах очного и заочного научного взаимодействия), состояние и эффективность оáмена новыми изданиями. Также привлека лись свидетельства прямых контактов на международных научных форумах и во время заграничных командиро вок советских историков. Рассмотрение такого рода комму никаций начато с разáора наиáолее устойчивой формы научного взаимо действия – áиáлиографических по соáий и рецензий, изданных в СССР и за руáежом. Выявлены мотивы, по áуждавшие историков следить за твор чеством друг друга. Интересно, что и для тех и для других они заключались в утверждении сеáя в новых жизнен ных и профессиональных оáстоятель ствах. Для эмигрантов «эти поиски, связанные с трудным процессом адаптации, неизáежно предполагали оáра щение как к текущему историографи ческому процессу в метрополии, так и к тем культурным интеллектуальным практикам, родному для них научно му полю, из которого они оказались выáрошенными. В свою очередь, по коление молодых советских истори ков…

из них про являли интерес к творчеству эмигрант ских историков» (с. 60). Сплошное изучение откликов представителей оáоих «лагерей» на раáоты друг друга выявило отличия

в интенсивности реакции. Отмечено, в частности, что «рецензии А.А. Ки зеветтера на раáоты С.Ф. Платонова, С.В. Бахрушина, М.К. Люáавского, М.Í. Покровского, А.Е. Пресняко ва, М.В. Íечкиной и др. в журналах “Современные записки” и “Íа чужой стороне” свидетельствуют о том, что историки, находящиеся в эмигра ции, пристально следили за развитием исторической мысли в Советской России» (с. 61). Труды историковэмигрантов реже находили отклик в советских периодических издани ях, хотя информация о них отража лась в áиáлиографических посоáиях (с. 62). Чрезвычайно интересен сравни тельный анализ двух таких указате лей – «Русская заруáежная книга», из данного в 1924 г. в Праге под редакцией áиáлиографа и историка С.П. Пост никова, и «Революция и гражданская война в Сиáири: указатель книг и жур нальных статей», подготовленного áи áлиографом и историком-краеведом А.Í. Туруновым и историком-архиви стом В.Д. Вегманом и опуáликован ного в Íовосиáирске в 1928 г. В эми грантском издании имеется подраздел «История русской революции и граж данской войны», тематически сопоставимый с сиáирской áиáлиографией, что сделало такое сравнение вполне корректным. Итог анализа оказался неожиданным. Если составители «Рус ской заруáежной книги» посчитали до стойными упоминания только книги, «созданные русскими культурными си лами, несмотря на существование со ветской власти» (с. 71), т.е. советскими историками «старой школы», то в но восиáирском указателе отражены ли тература и мемуары на русском и ино странных языках, изданные в крупных центрах русской эмиграции: Берлине, Константинополе, Праге, Париже, Харáине, Шанхае. Революционер Вег ман áыл вынужден «притушить» клас

совую непримиримость под влиянием своего соавтора (с. 72). В результате оáъективность отáора áиáлиографи ческого материала оказалась áольшей, чем в эмигрантском издании. Оáъясняя эту осоáенность, В.П. Корзун затронула проáлему со отнесения личного экзистенциональ ного опыта историка и оáъективности его научного исследования, крайне актуальную для каждой стороны, áез учёта которой многие стороны исто риографического процесса остаются непонятыми. «Революция и последу ющие соáытия для русских эмигран тов стали жизнеразрушительными силами, и делом жизни для них áыло продление отечественной, в основе своей дореволюционной традиции, сохранение её целостности и непогре шимости и, соответственно, вопрос о включении инородно-враждеáных, советских “элементов” на этом этапе áыл решён в конечном счёте отри цательно, хотя идея оáъективистскинаучного отношения к áиáлиографии не исчезала». Для советских иссле дователей революция и Гражданская война оказались соáытиями «жизне устроительными». Потому даже клас совый подход и воинственная лекси ка по отношению к идеологическим противникам не стали препятствием к тому, чтоáы освещать трагические соáытия недавнего революционно го прошлого «с возможно áольшей степенью полноты

Подмечена важ ная осоáенность: они велись преиму

щественно между историками одного поколения, личностно и профессио нально сложившимися до 1917 г. В ка честве одного из примеров – посылка в 1927 г. находившимся в эмиграции Г.В. Вернадским трёх экземпляров его новой книги «Íачертание русской истории» в Самару – историкам «ста рой школы» С.В. Юшкову, С.Í. Чер нову и П.Г. Люáомирову (с. 85). Тот же результат дал анализ переписки: «Íами, за исключением А.В. Флоров ского и Í.Л. Руáинштейна, не выяв лены случаи переписки представи телей молодой генерации советских историков-марксистов с историкамиэмигрантами, хотя мы не можем от рицать, что они могли иметь место» (с. 91). «Уловить неявный диалог между советскими и эмигрантскими истори ками» (с. 93) должен áыл фронталь ный просмотр Д.М. Колеватовым ма териалов газеты «Последние новости», выпускавшейся П.Í. Милюковым в Париже в 1920–1940 гг., за осоáо значимые для советской исторической науки годы, давшие всплеск интереса к историографии – 1922, 1925, 1928, 1934, 1937 («философский пароход», 200-летний юáилей Академии наук, переход монополии в советской исторической науке к марксистскому на правлению, восстановление изучения в СССР гражданской истории и Боль шой террор). Справедливо утверждение авто ра, что редакция, перепечатывая ин формацию из «Правды», «Известий» и других газет, «фактически давала слово официальной советской исто риографии и формировала представ ление оá условиях развития истори ографического процесса в Советской России» (с. 93). В то же время под чёркивается, что по ряду причин на стоящим полем научного оáщения это издание стать не могло, как не смогло «создать оáщей картины советского

историографического процесса» (это му препятствовало предуáеждение редколлегии против марксистского прочтения истории). Тем не менее страницы «Последних новостей» слу жили одним из «мостов» между ока завшимися по разные стороны грани цы историками «старой школы». В монографии оценивается роль международной научной деятельности советских учёных в их диалоге с эми грантами. В.Ю. Волошина и В.С. Груз динская, скрупулёзно отследив факты научного взаимодействия, отмечают его незначительность. Историки из СССР, как правило, «тесно сотруд ничали с иностранными коллегами, асвоихсоотечественников-эмигрантов демонстративно сторонились» (с. 126). Привлечённый исследователями до кументальный материал подтвердил устоявшийся в современной историографии вывод, что диалог ограничи вался рамками одного поколения. Приведённые в монографии заметки С.М. Дуáровского, одного из чле нов советской делегации на между народном конгрессе в Осло (1928), явственно показывают, что степень восприятия марксистами иных науч ных позиций приáлижалась к нуле вой. Оценивая королевский дворец, в котором проходил официальный приём участников конгресса, Дуáров ский и его коллеги живо оáсуждали, что «после норвежской революции в его залах вполне может разместить

традицию» (с. 157), а отношение к марксистской историографии эво люционировало «от пренеáрежитель ного игнорирования “разных Красных архивов специфической окраски” до раздражённо-критического восприя тия ранней советской исторической и историографической конкретики» (с. 159). Учёный уничижительно смо трел на «целое поколение ушиáленных марксизмом молодых русских истори ков» (с. 163). Однако, не принимая концептуальных выводов в целом, он мог по достоинству оценить профес сионализм конкретного автора. Так произошло, например, с М.В. Íечки ной и её раáотой «Оáщество соеди нённых славян» (с. 159). Те же черты – аáсолютизация до революционных традиций, отторжение марксистской историографии, вос приятие советских историков «в си стеме координат “свой / чужой”» (с. 179) – отмечены у Милюкова. Он, однако, усматривал в советской исторической науке и «положитель ные тенденции», связанные с раáота ми как «представителей “старой áур жуазной традиции” (С.Ф. Платонов, Ю.В. Готье, А.Е. Пресняков, С.Б. Весе ловский, М.А. Полиевктов, Р.Ю. Вип пер), так и отдельных историков среднего (приват-доцентского) и молодого поколения, включая в эту генерацию Б.Д. Грекова, А.И. Андреева, А.Í. Спе ранского, М.В. Íечкину, Í.М. Ченцо ва, К.В. Базилевича, С.В. Бахрушина, А.А. Савича, А.А. Введенского» (с. 200). Чрезвычайно интересен ана лиз рукописного текста рецензии А.В. Флоровского на «Русскую исто

марксизма, позволившего историку сосредоточиться на выявлении вкла да дореволюционных учёных в дви жение науки (с. 204). В монографии сделан вывод, что Флоровский «прак тически, а не декларативно, проводит концепцию единства отечественной исторической науки в дореволюцион ном и советском её изводах» (с. 208). Суждения историка интересны ещё и тем, что оáнаруживают неоднород ность мнений эмигрантов о судьáах исторической науки России – от глу áоко пессимистических до сдержанно позитивных. Советский историографический процесс 1920–1930-х гг. рассмотрен на примере раáот М.Í. Покровского, М.В. Íечкиной и С.А. Пионтковско го. Такой выáор оáъясняется тем, что это «воспитанники старой дореволю ционной школы и одновременно яр кие представители формирующейся советской науки» (с. 231). В качестве оáщей черты их творчества отмечена «традиция презентации научного зна ния “с конца”, начиная с наивысшей точки развития – марксизма. В разряд “чужих”, “врагов”, естественно, áыли отнесены и учёные-эмигранты, со трудничество с ними рассматривалось “как вредительство в деле всего нашего учёного строительства”» (с. 260). Осоáо выделен «историографический нарратив М.В. Íечкиной» – «áолее сложно сконструированный текст в сравнении как с учителем М.Í. По кровским, так и представителями но вой генерации историков» (с. 249). Отмечая ценность данного анализа, считаю, однако, что áыло áы инте ресно доáавить в круг рассмотренных историков-марксистов, не имевших за плечами классического универси тетского оáразования и окончивших новые коммунистические вузы. Это позволило áы ярче показать специ фику советской исторической науки тех лет.

Подводя итог исследованию, ав торы констатируют, что не все поло жения их гипотезы о взаимодействии двух сооáществ российских истори ков нашли подтверждение. «Так, по существу, единичными оказались ре цензии советских историков на труды эмигрантов, а значит, затруднительно говорить о полноценном диалоге пред ставителей двух научных сооáществ, не зафиксировано зеркальное отражение интереса к трудам коллег, оказавших ся по разные стороны государственной границы. Это осоáенно характерно для советской исторической периодики, в которой пульс эмигрантской нау ки едва прослушивался» (с. 261). Íо хотя исследование и не оправдало все ожидания авторов, оно выявило новые научные проáлемы, такие как вопрос «о влиянии позитивистской тради ции и соáственно исследовательской практики “по инерции” на советский и исторический, и историографиче ский нарративы после 1934 г.» (с. 265). В этой связи подчеркну, что сопостав ление внутрироссийской и эмигрант ской историографии даёт основание и стимул для постановки проáлемы национальной историографической традиции, анализа осоáенностей её проявления в различных социальнополитических условиях. Всецело поддерживая творческие планы омских коллег, хотелось áы до áавить ещё несколько тем. Дальнейше го изучения треáует проáлема внутрен ней неоднородности

ми – «старой школой» и молодыми марксистами. Интересны и новые аспекты про áлемы диалога поколений. Íапример, возможность оáъективного восприя тия нового/иного научного мнения. Один из главных героев книги Ми люков, в дореволюционный пери од áывший «ярким представителем новой, проáлемно-концептуальной историографии» (с. 166), в советской исторической науке воспринимал, по существу, лишь творчество историков своего круга. В этом отношении весь ма люáопытно свидетельство его млад шего коллеги А.Е. Преснякова, отно сящееся к 1892 г.: «В воскресенье áыл я на диспуте Милюкова и остался не доволен, потому что от него треáовали того, чего он и не думал давать, упре кали, что он не ответил на вопросы, которые он не ставил в своей раáоте. Оáъясняю я это тем, что в точке зре ния Милюкова столько нового, что со старых точек зрения его и оценивать нельзя»2. В эмиграции, сосредоточив усилия на сохранении дореволюцион

ной историографической традиции, Милюков по существу оказался в роли своих прежних критиков, оставаясь полностью закрытым для восприятия марксистской версии истории России. Однако интересно áыло áы осветить опыт её осмысления советской «старой профессурой» (а также определить её значение для их научного творчества). В целом же рассмотренное исследование российского историогра фического процесса в сопоставлении его эмигрантской и советской версий позволило раскрыть многие важные стороны развития исторической нау ки России 1920–1930-х гг. и выявило новые перспективные направления её дальнейшего изучения. Примечания

1 Сидорова Л.А. Советская историческая наука: разрыв российской историографической традиции? // Историческое познание: традиции и новации. Ч. 1. Ижевск, 1993. С. 168–170. 2 А.Е. Пресняков – М.П. Пресняковой. 19 мая 1892 г. // Александр Евгеньевич Прес няков. Письма и дневники. 1889–1927. СПá., 2005. С. 37. * Кострюков А.А. Русская Заруáежная Церковь

ношения с Московским патриархатом на исходе советского периода, и вос приятие её иерархами экуменизма, и осоáенности канонизации в эмигра ции царской семьи и новомучеников, и сáлижение со старостильными груп пами, и поставление архиерея для «ка такомá». Автор не áоится «неудоáных» вопросов и тем, стараясь освещать их на основе широкого круга источников, извлечённых из российских и за руáежных архивных фондов, в том числе малодоступных. В частности, он использовал документы архивов Отдела внешних церковных связей Московского патриархата, Архиерей ского Синода РПЦЗ, Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле и специальной коллекции áиáлиоте ки Стэнфордского университета. Ак тивно привлекались исследователем и материалы эмигрантской периоди ческой печати. Это позволило раскрыть и лучше понять слишком разные, даже диаме трально противоположные оценки цер ковной политики митрополита Филаре та (Вознесенского), встречающиеся как в пуáликациях его современников, так и в раáотах историков. Ранее положе ние РПЦЗ в 1964–1985 гг. отражалось преимущественно в áиáлиографических и справочных трудах1. О контактах заруáежья с «катакомáным» движени ем в СССР, инославными конфесси ями и православными патриархатами писали священник П. Бочков, диакон А. Псарёв, А.В. Слесарев, С.В. Шу мило2. Тем не менее Кострюкову уда лось восполнить значительные лаку ны, остававшиеся в историографии, в том числе выяснить предпосылки, приведшие к сáлижению заруáежни ков с маргинальными группами, и его последствия, а также вызванные им разногласия, систематично изложить причины размежевания с поместны ми православными церквями. При этом история РПЦЗ анализируется

в тесной связи с судьáой других вет вей русской церковной диаспоры –Западноевропейского экзархата рус ских приходов Константинопольского патриархата и Североамериканской митрополии, получившей в 1970 г. автокефалию и статус Православной Церкви в Америке. Автор показывает, как сложи лась ситуация, в которой, по словам митрополита Филарета, у РПЦЗ имелось много врагов и фактически не áыло друзей, и констатирует, что «замкнутость, помноженная на кон серватизм, вела её к самоизоляции» (с. 278). Однако изоляция áыла оá условлена оáъективными факторами. Поместные церкви смирились с жёстким контролем атеистического государства над Московской патри архией и наладили с ней оáщение. Как справедливо отмечает Кострю ков, лишь РПЦЗ продолжала оáли чать коммунистический режим и его гонения, как и «перерождение хри стианского Запада в постхристиан ский» (с. 367). При этом, несмотря на явно áолезненные проявления изоля ционизма, РПЦЗ оставалась для ве рующих в СССР очагом своáодного православия (с. 368). Ещё áолее усугуáляли оáосоáленность РПЦЗ претензии Фанара на руководство вселенским православи ем, а также увлечение Константино польского патриархата и греческих поместных церквей

Антоний (Бар тошевич) предупреждал, что дружáа с зилотствующими превратит РПЦЗ в секту, отсекающую сеáя от вселен ского единства (с. 282). Другие считали этот путь неизáежным и даже мечтали о том, что РПЦЗ станет основой для «альтернативной всемирной юрисдик ции истинно-православных христиан» (с. 284). Между тем старостильники переманивали паству и духовенство, выставляли условия и правила, не выполнение которых оáъявляли от падением от православия, втягивали в свои конфликты и скандалы (с. 286). В итоге оáщение пришлось разорвать. Поиск «неповреждённой» Церкви привёл также к налаживанию связей с нелегальными оáщинами и структу рами в СССР. В существовании там «катакомáной Церкви» в РПЦЗ не сомневались. Однако в послевоенный период среди оставшихся катакомá ников появилось много самозванцевсамосвятов, хиротонии которых áыло невозможно подтвердить. В РПЦЗ же в силу недостатка информации реаль ную ситуацию представляли доста точно смутно. В итоге после тайного поставления через единоличное руко положение епископа «катакомá» Лаза ря (Журáенко), чей монашеский постриг вызывал сомнения (с. 232–233, 236), в России возникла параллельная церковная иерархия, что лишь углу áило раскол между заруáежниками и Московским патриархатом. Рассмотрены в книге и оáстоя тельства анафематствования в РПЦЗ экуменизма. Автор прослеживает за рождение и развитие

заруáежными иерархами экуменизм и насколько áлизки áыли смыслы, вкладывавшиеся ими в это понятие (с. 271–278). РПЦЗ предстаёт в монографии А.А. Кострюкова не монолитной и оáезличенной, а живой и подвиж ной структурой, к которой принад лежало немало ярких и порою своенравных фигур. Íа страницах книги созданы выразительные портреты её ключевых иерархов, подроáно расска зано о жизненном пути и эволюции взглядов её пастырей. Этот труд, áез условно, займёт видное место в совре менной историографии.

Примечания

1 Попов А.В. Российское Православное заруáежье. М., 2005; Российское православие за руáежом: áиáлиографический указатель лите ратуры и источников: 1918–2006. М., 2007; За конодательство Русской Православной Церкви Заграницей (1921–2007) / Сост. Д.П. Анашкин. М., 2014; Попов А.В. Русская Православная Цер ковь на Американском континенте: историография и источники // Макарьевские чтения. Материалы Х международной научной кон ференции. Горно-Алтайск, 2015. С. 254–271; Псарёв А., диак. Порядок прославления святых в Русской Православной Церкви Заграницей (1920–2007) // ХХVII ежегодная áогословская конференция ПСТГУ. М., 2017. С. 172–178. 2 Слесарев А. Старостильный раскол в исто рии Православной Церкви (1924–2008). М., 2009; Шумило С. В катакомáах. Православное подполье в СССР. Луцк, 2011; Псарёв А. Развитие мировоз зрения Русской Заруáежной Церкви в отношении Поместных Церквей и инославия // Деяния IV Всезаруáежного Соáора Русской Православной Церкви Заграницей. М., 2012. С. 180–205; Боч ков П., свящ. Оáзор неканонических православ ных юрисдикций ХХ–ХХI вв. Т. 1–4. СПá., 2018; Бочков П., свящ. Греческая старостильная схизма на Святой Горе Афон // Вестник Оренáургской духовной семинарии. 2016. Вып. 1(5). С. 77–88.

Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, старший научный сотрудник Уральского федерального университета им. первого Президента России Б.Í. Ельцина (Екатеринáург) Гиппиус Алексей Алексеевич, доктор филологических наук, академик РАÍ, ведущий научный сотрудник Лаáоратории лингвосемиотических исследований Íационального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный научный сотрудник Института славяноведения РАÍ

Грузинов Иван Ильич, младший научный сотрудник Института всеоáщей истории РАÍ, старший преподаватель Московского государственного лингви стического университета Дробышева Мария Михайловна, старший преподаватель Государственного академического университета гуманитарных наук, научный сотрудник Лаáора тории лингвосемиотических исследований Íационального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Мамонов Андрей Валентинович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАÍ

Марасинова Елена Нигметовна, доктор исторических наук, главный науч ный сотрудник Института российской истории РАÍ, профессор Íационально го исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Матвеев Геннадий Филиппович, доктор исторических наук, профес сор исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Медяков Александр Сергеевич, доктор исторических наук, доцент исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова Панов Александр Ростиславович, доктор исторических наук, доцент Íиже городского государственного университета им. Í.И. Лоáачевского, Арзамас ский филиал Петров Александр Юрьевич, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеоáщей истории РАÍ, профессор Московского госу дарственного лингвистического университета Плате Алисе, кандидат исторических наук, научный сотрудник Уральского федерального университета им. первого Президента России Б.Í. Ельцина (Екатеринáург)

Русаковский Олег Владимирович, PhD, старший научный сотрудник Íацио нального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Селезнев Федор Александрович, доктор исторических наук, профессор, заведующий Центром краеведческих исследований Института международных отношений и мировой истории Íижегородского государственного университе та им. Í.И. Лоáачевского Сидорова

Историк и источник

А.А. Гиппиус, М.В. Дробышева «Пришествие Святослава»: киевское граффито № 9 и его исторический контекст ..................................................... 3

Московские переводчики

А.В. Беляков Когда в Московском государстве появились переводчики? К организации дипломатической служáы в России в конце XV – XVI в. ................ 19 О.В. Русаковский Дневник переводчика Посольского приказа 1654–1664 гг. Íовый источник о международных отношениях середины XVII в. ...................... 32 Институты и общности А.О. Ястребов Ещё раз о роли митрополита Филадельфийского Мелетия Типальда в пропаганде католичества среди русских в Италии в конце XVII в. .................. 45 Н.В. Козлова «Сия духовная… учинена подлинно по воле и просьáе означенного… купца»: завещания иностранных негоциантов при Санкт-Петерáургском порте начала 1770-х гг. 56 Россия и мир А.Ю. Петров, И.И. Грузинов Русско-китайские торговые отношения и развитие пушного промысла на севере Тихого океана, конец XVII – первая треть XVIII в. 65 М.С. Белоусов, Я.С. Абдуллаев Греческая революция и мифологема заговора тайных оáществ ............... 78 А.С. Медяков «Моральный áарьер прусским насилиям». Политика России на завершающем этапе оáъединения Германии (1866–1870) 91 Ю.А. Курдин, А.Р. Панов, А.А. Ширинянц Поездка М.Г. Черняева по Европе после серáско-турецкой войны (конец 1876 – начало

Г.Ф. Матвеев, К.И. Колихова Íояáрьский кризис польско-советского мирного урегулирования 1920 г. 160 А.А. Вершинин В лаáиринте коллективной áезопасности: советская дипломатия и происхождение советско-французского пакта о взаимопомощи (1933–1935) 177 Р. Алонци Советско-итальянские отношения в 1939–1941 гг. ........................ 196

Обзоры и рецензии

А. Плате – Реинтерпретация истории колониальной Аляски? 206 А.В. Мамонов – Первая русская áиография графа К.В. Íессельроде 211 А.М. Ипатов – Í.А. Власов. Россия глазами Бисмарка .................... 221 Т.А. Филиппова – «Враг, враг друга, друг врага». Российская сатирическая графика в период Балканского кризиса 1875–1878 гг. 227 Ф.А. Селезнев – Советское руководство, Германия и Брестский мир: пуáликация новых документов .................................... 229 Е.Н. Марасинова – Война и мир русской культуры ........................ 234 Л.А. Сидорова – Историографическая традиция в Советской России и Русском заруáежье 1920–1930-х гг. 237 Ю.А. Бирюкова – Русская церковная диаспора в 1960–1980-х гг. ............. 243 Íаши авторы .................................................... 246

The historian and the source

A.A. Gippius (HSE University, Moscow, Russia; Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences, Moscow), M.V. Drobysheva (State Academic University for Humanities, Moscow, Russia; HSE University, Moscow, Russia)

«The coming of Sviatoslav»: Kievan graffito N 9 and its historical context 3

Moscow translators

A.V. Belyakov (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow) When did translators appear in the Moscow state? On the question of the organization of the diplomatic service in Russia during late 15th – 16th centuries ............ 19 O.V. Rusakovskiy (HSE University, Moscow, Russia) Diary of a translator of the Ambassadorial Chancery, 1654–1664. A new source on the history of international relations in the mid-17th century 32

Institutions and communities

A.O. Yastrebov (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow) Once again about the role of Metropolitan Meletius Tipald of Philadelphia in the promotion of Catholicism among Russians in Italy in the late 17th century ... 45 N.V. Kozlova (Lomonosov Moscow State University, Russia) «This testament… is truly realized by the will and request of the mentioned… merchant»: the wills of foreign merchants at the Saint Petersburg port of the early 1770s 56

Russia and the world

A.Yu. Petrov, I.I. Gruzinov (both – Institute of World History, Russian Academy of Sciences, Moscow; Moscow State Linguistic University, Russia)

Russian-Chinese trade relations and the development of fur trade in the north of the Pacific Ocean, late 17th – early 18th centuries

...................... 65

M.S. Belousov (Saint Petersburg State University, Russia), Ya.S. Abdullaev (University of California, Berkeley, USA)

The Greek revolution and the myth of the conspiracy of secret societies ........... 78

A.S. Medyakov (Lomonosov Moscow State University, Russia)

«A moral barrier to Prussian violence». Russian policy during the final stage of the German Unification (1866–1870) 91

Yu.A. Kurdin, A.R. Panov (both – State University of Nizhny Novgorod, Arzamas branch, Russia), A.A. Shirinyants (Lomonosov Moscow State University, Russia)

M.G. Chernyaev after the Serbian-Turkish war (late 1876 – early 1877)

A.R. Tomilin (Great Russian Encyclopedia, Moscow)

........... 108

The Anglo-Afghan war of 1878–1880 in the reports of the Russian military agent in London A.P. Gorlov

.......................................... 117

S.A. Chekmarev (Lomonosov Moscow State University, Russia)

Special artillery reserve and the Bosphorus expedition

........................ 126

Diplomacy of the Soviet state

I.E. Magadeev (Moscow State Institute (University) of International Relations, Russia) G.V. Chicherin as estimated by the French diplomats and media (1918–1924) ....... 147

G.F. Matveev, K.I. Kolikhova (both – Lomonosov Moscow State University, Russia) The November crisis of the Polish-Soviet peace settlement of 1920 ............... 160 A.A. Vershinin (Lomonosov Moscow State University, Russia; Ural Federal University, Yekaterinburg, Russia)

In the labyrinth of collective security: Soviet diplomacy and the origins of the Soviet-French mutual assistance pact (1933–1935) .................. 177

R. Alonzi (Peoples’ Friendship University of Russia, Moscow) Soviet-Italian relations in 1939–1941 196

Reviews

A. Plate (Ural Federal University, Yekaterinburg, Russia)

Reinterpretation of the history of colonial Alaska? .......................... 206 A.V. Mamonov (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow) The first Russian biography of Count K.V. Nesselrode ........................ 211 A.M. Ipatov (Military Educational and Scientific Center of the Air Force «N.E. Zhukovsky and Y.A. Gagarin Air Force Academy», Voronezh, Russia) Rec. ad op.: N.A. Vlasov. Rossia glazami Bismarka 221 T.A. Filippova (Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences, Moscow) «Enemy, enemy of a friend, friend of an enemy». Russian satirical graphics during the Balkan crisis of 1875–1878 ..................................... 227

F.A. Seleznev (National Research Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod, Russia)

Soviet leadership, Germany and the Brest Peace: publication of new documents ..... 229 E.N. Marasinova (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow; HSE University, Moscow, Russia) War and Russian culture 234

L.A. Sidorova (Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences, Moscow) Historiographical tradition of the Soviet Russia and the Russian Abroad of the 1920–1930s .............................................. 237

Yu.A. Biryukova (Don State Technical University, Rostov-on-Don, Russia; Saint Petersburg State University, Russia) The Russian Church diaspora in the 1960–1980s ........................... 243

Contributors to this issue ............................................ 246

Круглов В.Н., к.и.н. — Отдел Íовейшей истории Богомолов И.К., к.и.н. Мамонов А.В., к.и.н. — Отдел Íовой истории Лисейцев Д.В., д.и.н. — Отдел Древней и Средневековой истории Мамонова Е.В. — Заведующая редакцией Шамина И.Н., к.и.н. — Литературный редактор Мац А.Г. — Младший редактор