«Слово «блат» по отношению к себе я услышала, когда мне исполнилось всего восемь лет. Помню, как мне было обидно, что дети из нашего класса, которых не приняли в театральную студию, потом говорили, что «Смехову взяли из-за папы», — рассказывает Алика Смехова.
— Алика, на канале СТС начался показ нового сезона сериала «Два отца и два сына», где вы снимаетесь вместе с Дмитрием Нагиевым. Как вам с ним работается?
— С Димой работать — сплошное удовольствие! Правда, был один эпизод в самом начале работы над новым сезоном сериала, когда мы все еще друг к другу пристраивались, притирались... После долгой съемочной смены еду я домой по жутким пробкам. И вдруг замечаю, что буквально все водители — и мужчины, и женщины — на меня обращают внимание: заглядывают в салон, улыбаются, машут руками. Я в недоумении: с чего бы такое всеобщее повышенное внимание? И тут уже недалеко от дома меня останавливает инспектор ГИБДД и начинает выговаривать: «Это что такое, почему вы себе ЭТО позволяете? За ЭТО — лишение прав! Выйдите-ка из машины!» Выхожу и вижу: сзади на машине вместо моего номера наклеен другой — «ВОЛОЧКОВА».
Я сразу сообразила: это мог сделать только Нагиев. Говорю инспектору: «Вы что, не понимаете? Я не нарушитель, я жертва! Меня разыграли…» А он: «Ничего не знаю...» Пришлось заплатить штраф. Конечно, я была на Диму очень сердита. Злая вышла шутка. Наверное, в другое время я тоже посмеялась бы: вот дура-то, проехала пол-Москвы с номерным знаком «Волочкова»! Но в тот день после 12-часовых съемок я очень устала. А тут такая неприятность. Как только я рассталась с инспектором, сразу позвонила Нагиеву: «Дима, конечно, это очень смешно. Но с тебя сумма штрафа и цветы…»
— И что, Нагиев расплатился?
— Нет, ни денег, ни букета я от него не получила. (Смеется.) Но на следующий день на съемочной площадке Нагиев нашел в себе силы при всех передо мной извиниться. Конечно, я давно забыла о том случае. Все перекрыла огромная радость совместной работы с таким артистом. Дима очень трудолюбивый, всегда готов к работе, всегда знает текст и фонтанирует идеями. Вообще, мы с ним знакомы давно, вместе работали в нескольких проектах. Сначала в телефильме «Али-Баба и сорок разбойников», потом Дима пригласил меня в свой сериал «Осторожно, Задов! или Похождения прапорщика»… Нагиев той поры и Нагиев сейчас — это абсолютно разные люди. Тогда он только «набирал обороты», ему не очень везло. А сейчас он на гребне успеха, и абсолютно заслуженно.
— Алика, вы и сами немало снимаетесь, гастролируете... А на воспитание сыновей время остается?
— Я всегда в курсе того, чем живут мои дети, с кем общаются, куда ходят, — держу руку на пульсе. У старшего, Артема, переходный возраст — сложный период: он периодически недоволен мамой. А еще ему не нравится повышенное внимание к его персоне. Ворчит на меня, перестал быть ласковым, как раньше. Младший, Макар, утром приходит ко мне в спальню, с улыбкой говорит: «Мамочка, дорогая…» — и обнимает меня. Он всегда заметит, если я изменила прическу, надела новое платье. А старший нет, он на меня сейчас внимания не обращает. Я понимаю, что это издержки переходного возраста. Думаю, все встанет на свои места…
Артем бесконечно слушает клубную музыку — все время в наушниках. Я эти «опусы» совершенно не понимаю, но осознаю, что это на данный момент его жизнь, и терплю. Недавно он решил записать свой сингл, и я, конечно, его поддержала, организовала студию. К слову, там мне сказали, что у сына прекрасные данные, а песня, которую он сочинил, может стать хитом! Так что пусть пробует... Дети сами должны выбирать свой жизненный путь. Артем сейчас пойдет в 11-й класс, и у него еще есть год в запасе. Может, он выберет факультет международной экономики. А может быть, творческий вуз….
— То есть вы не очень строгая мама?
— Строгая. Потому что у меня два мальчика, а я для них и мама, и папа. Вот и должна держать их в ежовых рукавицах. К тому же я сторонница четкого режима дня и вообще по жизни хороший организатор: все продумаю, проконтролирую. Например, няни у моих детей появлялись еще до их рождения, потому что я не хотела искать в спешке. В результате, когда Макару было всего три месяца, я смогла участвовать в телепроекте «Танцы со звездами». Я всегда была поклонницей бальных танцев, и мне так хотелось попробовать себя в этом жанре! Жаль только, что тогда продюсеры шоу делали акцент на отношениях между участниками, интригах. Мне же интересен был именно проект и сам факт, что я впервые вышла на паркет в 39 лет и спустя три месяца после родов.
— Алика, вы всегда подчеркивали, что развод ваших родителей никак не повлиял на ваши отношения с отцом (артистом Вениамином Смеховым. — Прим. ред.). А вот у вас самой ситуация другая. В интервью нашему журналу вы когда-то сказали, что «в нашей семье слово «папа» под запретом», потому что отец младшего сына с ним не общается...
— Вот именно — «когда-то». Совсем недавно Макар начал задавать мне вопросы про папу. И я ему рассказала все как есть, правда, стараясь сгладить углы. Да, так сложилось, что сыновей я воспитываю одна. Живу и работаю для того, чтобы у них было все, что нужно. Переживаю только об одном — что не смогла дать им полную семью, что они не видят перед глазами пример поведения достойного мужчины. Я же не могу с ними сходить на футбол или научить, как дать сдачи обидчику... Конечно, сыновья много общаются с дедушкой. Он трепетно относится к внукам и очень нам помогает. А когда я родила Макара и его вынесли из родильного отделения, папа первым взял его на руки. Папа с женой Галей (мы зовем ее Глаша) часто приезжают к нам, а мы к ним. Когда позволяет время, отдыхаем все вместе.
Года три назад ездили на Сардинию, и папа читал моим мальчикам вслух «Мцыри» Лермонтова. Когда мы с сестрой Леной были маленькими, он и нам эту поэму читал. И именно исповедь из «Мцыри» я потом выбрала для вступительных экзаменов в ГИТИС. Но мы с папой не только отдыхаем вместе, но и много работаем. Сейчас — с музыкально-поэтическим представлением «Старомодное признание», где папа читает стихи, а я пою русские и цыганские романсы под аккомпанемент нашего бессменного гитариста Романа Зорькина. С детства люблю романсы и теперь могу себе позволить с ними выступать... Да, я добытчик. Но работа для меня означает не только благосостояние моей семьи, но и любимое дело, без которого не могу жить. В актерской жизни бывают и простои, и тогда все мое время принадлежит сыновьям. Впрочем, как оказалось, присутствие мамы не гарантирует, что с детьми все будет хорошо.
— Что вы имеете в виду?
— До сих пор с дрожью вспоминаю, когда Артему было шесть лет и он на ровном месте, рядом с домом упал с велосипеда и получил сильнейший ушиб мозга. Когда мне принесли сына в полусознательном состоянии, я не впала в истерику, хотя он плакал, у него дико болела голова, лицо начало жутко отекать. Просто в экстремальных ситуациях я мобилизуюсь, и в голове крутится: как решить эту проблему? И я действовала как автомат. Я знаю, что человека нельзя поднимать с пола после падения, если есть опасность повреждения позвоночника. Значит, первым делом надо Артема уложить на что-то твердое. Через три минуты мы с мужем (тогда я еще жила с отцом Артема) уже везли сына в местный травмпункт, а оттуда кинулись в Филатовскую больницу, потому что ситуация была сложная. Врачи тут же поставили капельницы...
К слову, Артем тогда не только ударился головой, но и сломал ключицу. Но о переломе в той тяжелой ситуации я думала меньше всего. (По грустной иронии судьбы, через несколько лет Артем снова сломал ключицу в этом же самом месте — в то время мы отдыхали в Майами.) Тогда я ставила врачей в тупик прямыми вопросами: «Как отразится травма на здоровье сына? Как это аукнется в будущем? Не скрывайте от меня ничего…» Осталась с сыном на ночь в палате, слышала, как он, бедный, стонал во сне. У меня сердце разрывалось, но я говорила себе: «Тебе нельзя плакать…»
— Неужели слезинки не проронили?
— Конечно, я рыдала, но только потом, когда ребенок уже был дома. Смогла себе это позволить. А в больнице я понимала: нужно собраться и спасать сына... Слава Богу, Артем быстро пошел на поправку, через несколько дней нас уже выписали домой долечиваться. Потом сын еще очень долго наблюдался у невропатолога. И до сих пор на рентгене видны следы той травмы… А лет через пять точно так же расшиб голову Макар! Мы втроем отдыхали в Крыму. Я ушла на пляж, оставив сына играть под наблюдением воспитателей в детском клубе. Но очень скоро меня вызвали туда по телефону. Я сразу почувствовала: что-то случилось. Оказалось, сын спускался с горки в бассейн, наполненный пластмассовыми шариками. А там в углу какая-то деталь металлическая отошла, и Макар рассек о нее голову...
Я увидела сына в шоковом состоянии, голова в крови... Потом Макар мне признался, что он переживал не столько из-за боли, сколько из-за новой белой футболки, которую я утром на него надела. Когда его несли ко мне, он все просил людей: «Только маме ничего не говорите — она меня будет ругать». И снова у меня в голове заработал компьютер: «Как спасти сына?» Хорошо, что местный врач оказался опытным. Сказал, что в больнице нет даже йода и бинтов и все надо взять с собой. Захватив все необходимое, включая нитки для зашивания ран, мы помчались в ближайшую больницу. И там сыну без наркоза — его просто не было — зашили лоб. Макар все это вытерпел, почти не плакал. Теперь у сыновей шрамы в одинаковых местах. А вот характеры у них очень разные. При этом каждый взял от своего отца самое лучшее. Артем добряк, чистоплюй и эстет, который очень любит красиво одеться, следит за собой. А Макар активный, общительный и очень обаятельный — влюбляет в себя людей. У него уже сейчас видна харизма.
— Если есть харизма, может, ему пора сниматься? Вы не пытались устроить детям протекцию в кино?
— Нет! Я никогда не тянула в актерскую профессию ни Макара, ни Артема, хотя они снялись однажды со мной в рекламе. При том что на экране ребята смотрелись бы хорошо. Мальчики удались на славу: красивые, стройные, обаятельные. У Макара прекрасная память — он быстро заучивает стихи, любит выступать и расцветает перед публикой. Да и мой папа отмечает его природный артистизм. Однажды, когда Макару было три годика, он в шутку попробовал с ним упражнение, которое дают студентам в театральных училищах: поддержать разговор на тарабарском, выдуманном языке. Не всем взрослым удается это сделать, а у Макара получилось легко!
— Вы, наверное, как все родители, умиляетесь, когда Макар выступает...
— Я не та восторженная мамаша, которая умиляется, когда ее малыш на сцене топнет ножкой. Оцениваю сына на сцене адекватно. Знаю, что Макар — музыкальный мальчик, он третий год учится играть на фортепиано. Но прекрасно понимаю, что Денисом Мацуевым ему не стать. Это требует огромного труда. Да и наша актерская профессия тяжелейшая: несправедливая, непредсказуемая, крайне зависимая. И я не понимаю тех родителей, которые изо всех сил стараются пристроить ребенка «в артисты». Ведь для этого прежде всего должен быть безусловный талант...
— А вы когда-нибудь представляли себя в другой профессии?
— Я всегда хотела быть актрисой. Лицедействовала, выступала и в школе, и дома. Мне очень нравилось работать на публику. Особенно удачно я копировала эстрадных звезд. Лучше всего — Софию Ротару с ее песней «Я, ты, он, она, вместе — целая страна». А когда я училась во втором классе, к нам пришли из знаменитого молодежного театра Спесивцева на Красной Пресне (он располагался рядом) и пригласили ребят на кастинг. И меня приняли! Вскоре в старом здании ВТО на улице Горького, которое потом сгорело, мы, юные студийцы, при свечах давали клятву музе театра Мельпомене. И эту клятву я сдержала. Я вообще всегда держу свое слово, просто физически не могу пообещать и не сделать. Всегда думала, что это скорее мужское качество. Но, как показала жизнь, это относится не ко всем мужчинам… Так вот, меня приняли в студию. Но тогда, правда, решили, что я мальчик. Я не любила платья с рюшами, бантики в волосах, носила короткую мальчишечью стрижку. На кастинг пришла в шортах и майке, с разбитыми коленками. И меня, худющую и длиннющую, приняли за пацана. Было немножко неприятно, когда, беседуя с нами, прошедшими отбор, Спесивцев спросил: «Мальчик, а как твоя фамилия?» А я отвечаю: «Я не мальчик, я девочка!» Он удивился. Когда же спросил мою фамилию, изумился во второй раз: «Смехова?! А Венька Смехов твой папа?» Я засмущалась: «Ну да…» Они, оказывается, когда-то в Театре на Таганке одну гримерку делили…
— Получается, что вас взяли не из-за фамилии, не по блату...
— Что касается фамилии, то она у меня говорящая. Я же острохарактерная артистка. И все, что связано со смехом, с комедией, мне близко и понятно. А вот что касается блата… Помню, как мне, восьмилетней девочке, было обидно, что дети из нашего класса, которых Спесивцев не принял, потом говорили, что «Смехову взяли из-за папы». Это был первый случай, когда я услышала по отношению к себе слово «блат». И потом много лет мне пришлось доказывать, что у меня есть свое место на экране и на сцене…
— В театральном институте ваша фамилия вам тоже мешала?
— Она никогда мне не мешала, я горжусь родителями. Просто я всегда понимала, что в такой ситуации мне надо искать свой путь, уходить с проторенной дорожки. Именно поэтому пошла учиться не на драматический факультет, а на факультет актера музыкального театра, или, как говорят, «на музкомедию». Сначала год проучилась в Гнесинском училище. А потом поступила в ГИТИС. Но и там чувствовала себя не совсем в своей тарелке. Ведь я ощущала себя меццо-сопрано, хотела петь партии страстных, драматических героинь. А меня вели как лирическое сопрано, давали партии «голубых» героинь, и это не сходилось с моей натурой. Меня мой академический голос даже начал слегка раздражать! Спасло то, что вскоре на факультет пришла преподавать Тамара Григорьевна Миансарова (звезда советской эстрады, прославившаяся исполнением песен «Солнечный круг» и «Черный кот». — Прим.ред.). Она-то и поставила мне настоящий эстрадный голос.
На госэкзамене по вокалу я озадачила комиссию. Все пели арии из опер: девочки в платьях с декольте, мальчики во фраках с бабочками. А Смехова вышла в строгом брючном костюме, да еще исполнила программу старых песен на идиш (разговорном языке европейских евреев. — Прим. ред.). Комиссия сидела с каменными лицами. Плохо оценить мое выступление они не могли — их обвинили бы в антисемитизме. А похвалить боялись: уж больно непривычный репертуар. В результате я получила пятерку и ГИТИС окончила с красным дипломом, который, кстати, никто и никогда не просил меня предъявить... Любовь к музыке спасла меня в тяжелые 90-е, когда кино фактически перестали снимать и многие остались не у дел, в том числе и я. Тогда мой друг певец Слава Медяник сказал: «Ты ж хорошо поешь, приезжай ко мне в Нью-Йорк, запишем альбом!» И я записала. В результате в течение нескольких лет у меня вышло целых три альбома, несколько клипов. Все это было так давно, аж в прошлом веке. Но с программой из моих старых хитов я выступаю до сих пор.
— А есть еще вещи, о которых вы жалеете?
— Конечно! В начале моей кинокарьеры режиссер Василий Пичул предложил мне сняться в его картине «Маленькая Вера» — сыграть подругу главной героини (эту роль исполнила Саша Табакова)... А я по глупости и молодости отказалась. Дура была, неправильно расставляла приоритеты. Я же собиралась отдохнуть в Сочи — папа купил путевку в санаторий «Актер». В общем, торопилась на отдых. Мне казалось, что все еще впереди и меня ждет еще очень много хороших ролей! Я ведь начала активно сниматься, еще когда училась в институте на третьем курсе, у меня было много проектов и предложений... Была уверена, что так будет всегда. Теперь понимаю, что нельзя отказываться от работы, надо рассматривать все предложения. Потому что второго шанса жизнь может и не дать…
Благодарим M’Istra’L Hotel & SPA за помощь в организации съемки
